Обсидиановый нож - Александр Мирер

Ахука взмахнул рукой: не отставайте. На них уже начали оглядываться сидящие. От Уха Памяти поднялся человек и загородил им дорогу. Длинный, ясноглазый, костлявые плечи подняты. «Привяза», — нетерпеливо подумал Колька.

— Ахука, — проговорил костлявый, — надо ждать беды.

— Пропусти, мы торопимся.

— Наблюдающий Небо, остерегись!

— Остерегись ты, Потерявший имя! — Ахука, как зверь, оглянулся и рывком обошел незнакомца. Тот грустно улыбнулся, и Колька постарался запомнить его тощую фигуру. «Чудак печальный и опасный», как сказал Пушкин, — возьмем его на заметку. А вот и подземелью конец. Без удивления он понял, что зеленый свет в переходном туннеле адаптирует зрение, солнце не слепило глаза после выхода на поверхность. Вот так… Они перестали удивляться, и только покивали друг другу…

Наверху было жарко. По склону играли другие музыканты, и люди были другие. Вот Брахак. Губы сжаты, как ребро линейки. Жестом отозвал Ахуку. Их разговор был тих и краток, но кое-что удалось подслушать.

Брахак советовал Ахуке охранять пришельцев этой ночью. Высказался и вернулся в подземелье — мрачно, не попрощавшись.

Все это было неприятно; опасно, быть может, но в бедной Колькиной голове уже стонало: хватит, перестаньте, я человек тоже — дайте вздохнуть! Ахука почти бегом ринулся с холма, в беспощадном темпе привел к лечилищу и выговорил одним духом: «Я произношу важное: без меня лечилища не покидайте — вернусь до заката».

— Останься, Ахука! — почти взмолился Колька, а Володя жалобно протянул руки — куда там… С дерева съехал Тарас Бульба, держа под лапой колчан, лук и другое снаряжение, и Ахука исчез.

Володя посмотрел ему вслед и нырнул в лечилище.

Колька еще немного постоял на поляне, жмурясь от головной боли и соображая: Брахак спросил, как его зовут; Ахука назвал костлявого «потерявшим имя» — возможно, общение с Великой Памятью чревато распадом личности? Да их там сидело несколько сотен, что же они, глупые? Нет, положительно не следовало отпускать Ахуку!

Глава 8

Рафаил лежал тихий, розовый. Бритый. Володя стоял над ним с застывшей на лице счастливой улыбкой. Больной спал, посвистывая вздернутым властным носом. Хоть здесь все спокойно. Колька рухнул на лежанку, взялся за виски.

— Бурмистров, болит голова?

— Кажется, болит. От голода, по-моему, а здесь пусто.

…«Йе-и-о», — провизжали голоса, завертелись оранжевые пятна. Кудрявая девушка стояла рядом с ним, протягивая ему сверток, вроде блинчика с мясом. Колька пробормотал: «Прохладного полудня…»

— Прими это и съешь. Это бахуш.

Он, морщась, разломил сухой лист обертки. Внутри были сушеные белые черви, какие попадаются в яблоках, но крупные, парафиновые — гадость.

— Оч-чень вкусно, похоже на снетки, — сказал Володя. — Ешь, ешь! Это не черви, — он хрустел «бахушем» вовсю.

— Ну, другая гадость, — он нерешительно попробовал, и вдруг набросился и пожирал хрустящие соленые штучки, как собака жрет траву весной — с бессознательной жадностью. Голова пошла проясняться после трех глотков, спадала боль, как газ из воздушного шара.

— Сушеные брюшки насекомых, по-видимому, термитов, — заметил Володя.

Повеселевший Колька спросил:

— А «снетки» — тоже термиты, энциклопедист?

Кудрявая пробежала, принесла свернутый кульком лист с кучей плодов. Колька, морщась от уходящей боли, смотрел, как она бежит. Умеет бегать, эстетика движений — что надо… Ох, что за аппетит, чертовщина!

Они ели так, что треск стоял в лечилище. Остановиться было невозможно.

— Сиги, — пробормотал Володя, — необыкновенно вкусны с белым столовым вином, смотри нумер 1250.

— Это сиги, а снетки?

— «Привозятся в Петербург только мороженными. Это — самая мелкая рыба…» — и дальше: — «их совсем не потрошат, промыв только как можно лучше, осушить на салфетке…»

— Ох-ха-ха, — заходился Колька, — отлично! «К каждой книге приложен следующий мой штемпель!»

Хорошо. Будто они сидели в уютной кухне Клавдии Ивановны, и Вовка, забавляясь, цитировал на память целые страницы из книги «Подарок молодым хозяйкам, или средство к уменьшению расходов» — толстый золоченый корешок красовался на полке, рядом с эмалевыми вместилищами для круп…

Девушка наблюдала за ними внимательно.

— Ну, посмеялись, и к делу. Задаем вопросы, Вова? Х-м… — он сморщился от усилий и заговорил на раджана, слушая свой голос:

— Прохладного полудня тебе… — ничего, получалось на раджана. — Мы не знаем твоего имени.

— Дхарма мое имя, — тихо, певуче, с легким придыханием на горловых звуках. — И вам прохладного полудня, спрашивайте…

— Как ты знаешь, что мы желаем спрашивать тебя? — он говорил почти свободно, ай да Великая Память! Чудо состоялось, гляди-ка…

Дхарма склонилась к больному, тронула его ладонью и распрямилась, как пружинка — пришлось отвести от нее глаза.

— Как я знаю, — повторила она рассеянно. — Тебя и Володи — я обучала Нарана. Спрашивайте.

— Спрашиваю: кто и из какой касты поможет нам, сопроводив к железному дому? Мы хотим отправиться туда с возможной поспешностью.

Она посмотрела еще внимательней.

— О, да ты воистину Адвеста… Тебе ведомы касты?

Он покраснел. «Адвеста» — шустрый, ловкий. Прилепили кличку! Но действительно, названия каст сами поднялись из памяти: Управляющие Равновесием, Воспитатели, Врачи, Наблюдающие Небо, Художники, Певцы, Кузнецы… Он повторил их по-русски — Володя поспешно чиркал карандашом, записывая — следовательно, их обучали в разном объеме…

— Отвечаю тебе, — говорила Дхарма. — О вас печется Брахак, Управляющий, и Ахука, Наблюдающий Небо. Жара спадет через одну дюжинную и, взяв Птиц, они вас сопроводят.

— Понял, Вова? Одна дюжинная — два часа. Каких-то птиц они возьмут — технический термин, по-видимому… Спрашиваю дальше.

Опять на раджана:

— Ты Врач, Дхарма? — она кивнула. — Спрашиваю: позволишь ли ты теперь везти Раф-фаи в железном доме? Далекий и трудный путь.

— Он здоров, — послышался тихий ответ. — У железного дома Врач даст ему бахуш. Вези.

— Мое лицо обращено к тебе, как к звезде восхода, — он автоматически воспроизвел формулу наибольшей благодарности. — Спрошу я, почему ты сама не хочешь… х-м… взять Птиц, когда спадет жара? Брахак и Ахука — где они? — а ты с нами. Мы же спешим к железному дому.

— Я — Врач, — она указала на Рафаила. — Врач неразлучен с больным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});