Волк. Книги 1-6 - Виктория Гетто

с детства слова Высшей клятвы Фиори, и личики девочек-подростков становятся строгими и собранными.

Но тут вмешивается Лиэй:

– Но они же не воины! Не умеют держать меч! Не знают, что такое доспехи! И – война! А если их убьют?!

– Я воин, доса, а не палач, – вспоминаю слова, произнесённые не так давно при схожих обстоятельствах. Кстати, старый Долма завтра женится на Гуль… – Неужели вы думаете, что я собираюсь послать ваших сестёр на смерть, чтобы отомстить за то, что вы не стали моей? Да, мне пришлось совершить немало того, за что можно и нужно упрекнуть, но не настолько я подл, чтобы швырнуть несмышлёных девчушек в мясорубку.

Она испытующе смотрит на меня:

– Но Кытх… А вас всего пять тысяч…

– Меньше. Ненамного, но меньше. Тем не менее город мы возьмём. Правда, империя вряд ли выиграет от этого. – На моём лице появляется хищный, злобный оскал, от которого сестрёнки сжимаются. Успокаивающе машу рукой: – Не волнуйтесь. Это не относится к вам. – И спустя короткую паузу: – Доса Лиэй, вы надолго здесь?

Она отрицательно мотает головой под идиотским колпаком замужней имперской женщины:

– Вечером наш караван уходит обратно в столицу.

– Понятно… – тяну я. – Тогда прощайтесь. Я оставлю вас одних.

– Одну минуту, сьере граф. Вы не назвали цену.

– Чему? – не понимаю я.

И Лиэй терпеливо объясняет:

– Я знаю, что за всё в жизни приходится платить. Мои девочки… Сёстры… Им нужно когда-нибудь выходить замуж. Потребуется приданое. Если вы становитесь их сюзереном, то все эти тяготы и расходы лягут на вас, сьере граф.

– И что? – Я по-прежнему не понимаю молодую женщину, хотя её слова начинают меня настораживать.

Дель Хааре краснеет, потом всё же произносит:

– Попрощаться мы успели заранее. На всякий случай. И я готова… оставшееся до отъезда время… провести с вами, в вашей постели. Выполнить все ваши пожелания и прихоти. Всё, что вы пожелаете. Потому что у меня больше ничего нет. Кроме тела. И если оно вас по-прежнему привлекает, то я согласна…

Я медленно поднимаюсь, сжимая кулаки:

– Будь вы мужчиной, Лиэй, я бы ударил вас, не раздумывая ни мгновения! Я не стану отказываться от своих слов – ваши сёстры принесут мне вассальную клятву и станут моими подданными и членами моего отряда. Вас же, доса дель Хааре, я не желаю больше видеть. Никогда. Прощайте.

Она что-то пытается сказать в своё оправдание, вымолить прощение, но поздно. Так ещё в душу мне никогда не плевали! И я выхожу из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Слуга возле неё с удивлением смотрит на меня.

– Мне нужен десятник моей охраны. Пусть придёт в мою комнату.

Парнишка кивает и исчезает в коридоре.

Иду к себе. Усаживаюсь у распахнутого окна и смотрю на суетящийся двор. Жизнь в городке и фактории кипит ключом. Это же последний торговый центр на границе империи…

– Сьере граф?

Дверь открылась бесшумно, а я слишком увлечён своими переживаниями. Явился мой солдат, застыл по стойке «смирно», как полагается, головной берет, обязательный к ношению, под погоном на левом плече.

– Пойдёшь с парнем, он покажет. В комнате три женщины. Одна замужняя и две соплячки. Заберёшь молодых, определишь их в отряд. Назначишь наставника из старших. Никаких поблажек, полный курс молодого бойца.

– Кто они, сьере граф?

Кривлюсь:

– Старые знакомые. Надо их вытащить из империи, и другого способа на данный момент нет. Естественно, в бой их не пошлёшь, но чтобы хотя бы обузой не были.

– Будет исполнено, сьере граф.

Отдаёт честь, уходит вслед за слугой. Однако парень умный, хотя и не фиориец. Но и не рёсец. Неизвестное мне племя. Кожа смуглая, нос с горбинкой. Не горец и не тушурец. Похоже, откуда-то из дальних земель. Из тех военных сирот. Ладно, нечего забивать себе голову.

Вижу, как мой десятник пересекает двор, за ним семенят обе сестрёнки-близняшки с тощими пожитками за спиной. Воин усаживает их на свободных лошадей, на удивление, девчонки занимают места в сёдлах довольно ловко. Хотя и по-женски.

– Сьере граф, герцогиня дель Хааре желает попрощаться с вами.

– Скажите досе, что меня для неё нет. Никогда и нигде. – Делаю нетерпеливый жест. Парень исчезает. Из-за дверного полотна доносятся голоса. Но слов не различить. Больше у меня нет ни капли любви к Лиэй. Ни единой. Только обида и злоба. А также ещё одно непонятное чувство: то ли отвращение, то ли досада.

Дверь открывается, парень вновь докладывает:

– Герцогиня ушла, сьере граф.

Облегчённо вздыхаю:

– Хвала Высочайшему! Пусть мне подадут натту.

Парнишка мнётся:

– Сьере граф, может, нормально поедите? А то с утра на ногах, а кроме натты, ничего во рту не было.

Улыбаюсь:

– Ты прямо как моя матушка: сынок, ты не поел? Ты не голодный? Смотри, какой вкусный кусочек!

Слуга краснеет, потом бормочет:

– Сьере граф, я же из уважения. Вы для нас просто легенда.

– У кого у вас?

Смотрю на его реакцию и вижу, что парнишка совсем смутился. Тем не менее тихо отвечает:

– У нас, у простых людей, сьере граф. Не бывало ещё такого, чтобы владетель к своим сервам относился как к людям.

Моя бровь ползёт вверх – однако…

А слугу вдруг словно прорвало:

– Вы людей бережёте, зря не наказываете, даёте им возможность зарабатывать, а главное – что в ваших владениях закон для всех един…

– Dura lex sed lex.

Он, естественно, не может знать латынь. Но чеканные слова, сказанные на неведомой речи, заставляют его застыть на месте.

– Закон суров, но это закон. Он и должен быть един для всех. Что для простого народа, что для аристократа. Тем более что если ты настоящий лорд, то должен и обязан беречь своё имущество. А что представляет собой любое владение? Что самое большое богатство любого лорда? Не золото и не серебро. И не драгоценные камни. Люди. То, как к тебе относятся, как ты к ним… Если лорда любят и уважают, то поддержат и помогут в трудную для него минуту. А если ненавидят и боятся, то предадут не задумываясь в надежде, что новый хозяин окажется лучше прежнего. Запомни это, юноша. – Хлопаю его дружески по плечу и выхожу из комнаты.

Парнишка прав – неплохо бы действительно перекусить нормально. В желудке урчит.

…Следующее утро начинается для меня с того, что в мою комнату с воплями вломилась дочка императора. Её истошные крики предназначались, разумеется, не мне, а тому самому парнишке-слуге, который мне понравился за смекалку. Правда, при виде меня, ещё лежащего в постели, девчонка осеклась и начала