Могильник. Сборник научно-фантастических произведений - Клиффорд Саймак

— Трудно объяснить, — ответил Пейдж. — Видите ли, дружище, все дело в культуре. Культура, правда, не совсем то слово, но иначе я не могу выразить этого на вашем языке. Пока вы не появились здесь, у нас была своя культура, свой образ жизни, свой образ мыслей — они были наши собственные. Мы развивались не так, как вы, мы не проходили этой предварительной незрелой стадии цивилизации, какую проходите вы. Мы начали с того места, до которого вы не доберетесь и через миллион лет. У нас была цель, идеал, к которым мы стремились. И мы продвигались вперед. Мне трудно объяснить это на вашем языке. И вдруг появились вы…

— Дальше догадываюсь, — прервал его Крейг. — Мы привнесли чужое влияние, нарушили вашу культуру, ваш образ мыслей. Наши мысли вторгаются в ваши, и вы становитесь не более, как подражателями, перенимающими чужие идеи и повадки.

Он посмотрел на Пейджа:

— Неужели же нет выхода? Проклятье, неужели надо враждовать из-за этого?

Он еще не договорил, а уже знал ответ: выхода не было. Долгая земная история насчитывала сотни подобных войн: войны из-за различия религий, религиозной терминологии, из-за разницы в идеологии, в типе культуры. И ведь те, кто воевал, принадлежали к одной — людской — породе, а не к двум разным, разного происхождения.

— Нет, — сам же ответил вслух Крейг, — выхода нет. Когда-нибудь мы отсюда уйдем. Найдем другой источник энергии, подешевле, и оставим вас в покое. Но до тех пор… — Он не договорил.

Пейдж повернулся и пошел к двери, за ним последовали два больших Шара и один маленький, розовый.

Стоя у входа плечом к плечу, двое землян смотрели, как Цветные Шары вышли наружу. Сперва Пейдж сохранял человеческий облик, потом очертания его расплылись, съежились, и вот на его месте уже покачивался Шар.

Крипи захихикал.

— Фиолетовый, чтоб он пропал.

Крейг сидел за столом и писал свой отчет в Совет Солнечной энергии; перо быстро бегало по бумаге.

«Пятьсот лет они выжидали, прежде чем начать действовать. Быть может, они медлили из предосторожности или в надежде найти какой-то иной способ. А может быть, время имеет у них другой счет. Для жизни, уходящей в бесконечность, время вряд ли имеет ценность. В течение всех этих пятисот лет они наблюдали за нами, изучали нас. Они читали в нашем мозгу, поглощали наши мысли, докапывались до наших знаний, впитывали нашу индивидуальность. Они, наверно, знают нас лучше, чем мы сами. Что такое их неуклюжее подражание нашим мыслям? Просто хитрость, попытка заставить нас считать их безвредными? Или между их подражанием и нашими мыслями такая же разница, как между пародией и настоящим произведением искусства? Этого сказать я не могу. У меня нет никаких догадок на этот счет. До сих пор мы не пытались защищаться от них, так как считали их забавными существами и ничем больше. Я не знаю, была ли кошка в холодильнике Шаром или Матильдой, но именно кошка в холодильнике подала мне мысль о жидком кислороде. Несомненно, есть более удачные способы. Подойдет все, что может быстро лишить их энергии. Я убежден, что они будут делать новые попытки, даже если им придется ждать еще пятьсот лет. Поэтому я настаиваю…»

Он положил перо. Корзина для бумаг, стоявшая в углу комнаты, зашевелилась, и из нее вылезла Матильда. Хвост у нее воинственно торчал кверху. Презрительно поглядев на Крейга, она направилась к двери и стала спускаться вниз по сходням.

Крипи нехотя пробовал скрипку. Настроение у него было скверное, он думал о Кнуте. Если не считать споров за шахматами, они всегда были друзьями.

Крейг прикидывал, что делать дальше. Надо съездить за телом Кнута и отправить его на Землю, чтобы его там похоронили. Но прежде всего он ляжет спать. С ума сойти, как хочется спать! Он взял перо и продолжал писать:

«…чтобы были приложены все старания к изобретению эффективного оружия. Но использовать его мы будем только в качестве защиты. Об истреблении, какое велось на других планетах, не может быть и речи.

Но для этого мы должны изучить их так, как они изучили нас. Чтобы воевать с ними, надо их знать. К следующему разу они, несомненно, выдумают новый способ нападения. Необходимо также разработать систему проверки каждого входящего на Станцию, чтобы определять, человек он или Шар.

И, наконец, следует приложить все усилия к тому, чтобы обеспечить себя каким-то другим источником энергии на тот случай, если Меркурий станет для нас недоступным».

Он перечел докладную записку и отложил ее в сторону. — Им это не понравится, — сказал он себе, — особенно последний пункт. Но ведь нужно смотреть правде в лицо.

Крейг долго думал. Потом поднялся и пошел к иллюминатору. Снаружи, на равнинах Меркурия, Цветные Шары, разделившись попарно, превратились в громадные гости домино и теперь скакали в пыли. Насколько хватал глаз, равнина была усеяна этими скачущими костяшками.

И при каждом прыжке их становилось все больше…

Мир «теней»

[10] Я выкатился из спального мешка пораньше, чтобы успеть часок—другой поработать над своим сектором в макете до того, как Гризи спроворит завтрак. Когда я вылез из своей палатки, Бенни — моя «тень» — уже ждала меня. Поблизости в ожидании своих людей стояли еще несколько «теней», а все это вместе, если остановиться и подумать, было настоящим сумасшедшим домом. Только никто не останавливался и не задумывался — теперь мы к ним привыкли.

Гризи уже разжег плиту, и из трубы вился дымок. Я мог слышать, как он громко напевает под перестук своих кастрюль. Это была шумная часть суток. В течение всего утра он был шумным и несносным, но ближе к середине дня становился тихим как мышка. Наступало время уставиться в грезоскоп. При этом он действительно серьезно рисковал. К любому владельцу прибора закон был крайне суров. Мэк Болдуин — управляющий нашего проекта — устроил бы изрядный скандал, узнай он, что у Гризи есть грезоскоп. Но знал об этом только я. Я обнаружил его совершенно случайно, и даже Гризи не докадывался, что мне известно о нем, а я держал язык за зубами.

Я поздоровался с Бенни, но она мне не ответила. Она мне никогда не отвечала — чтобы отвечать, у нее не было рта. Не думаю, чтобы она меня даже слышала — ушей у нее тоже не было. Эти самые «тени» были обделены судьбой. У них не было ни рта, ни ушей, ни даже носа.

Но зато у каждой было по глазу. Он был расположен в середине лица, приблизительно там, где должен находиться нос, если бы «тень» таковой имела. И этот глаз с лихвой оправдывал недостаток рта, ушей и носа.

Глаз был около трех дюймов в диаметре, и по сути дела не являлся глазом в прямом смысле слова. У него не было ни радужки, ни зрачка, а сам он напоминал озеро, полное неповторимой игры света и теней. Иногда он был на выкате и слегка косил, как у дурачка, иногда его взгляд был тверд, и он сверкал, как линза объектива, а иногда в нем сквозили печаль и одиночество, как в грустных глазах собаки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});