Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хочешь, поменяемся местами? — спросил он и закашлялся.
— Дай бутылку, — буркнул я.
Он передал её мне, и я влил в свою ненасытную утробу ещё пару глотков этого дьявольского зелья. Картинка перестала быть яркой и отчётливой: она затуманилась с краёв и подёрнулась зыбкой пеленой. Меня качнуло вперёд, потому что голова стала невыносимо тяжёлой и потянула меня вниз, — так люди и разбивают себе лицо об асфальт.
— Григорич, поехали домой. Мне надо лечь, — жалобно произнёс я, падая рядом с ним на пассажирское кресло.
Мы медленно ехали по спящим улочкам Небуга. На улицах не было ни души, и только дворовые собаки барахтались в пыли и удивлённо таращили на нас сонные глазёнки. Одна маленькая кудлатая шавка подлетела к «девятке» и хотела разразиться риторическим лаем, но Калугин выкинул в окно свою жилистую волосатую руку и тихонько на неё цыкнул: «Ша, не буди народ», — она тут же осеклась, оборвав свой лай на вздохе, и убежала в палисадник.
Небуг — это сказочное место у подножья гор, что-то типа Изумрудного города. Когда мы подъехали к дому Калугина, у подъезда нас встретил Железный Дровосек. Это был очень худой, высокий и костлявый мужчина, с грубыми чертами лица и невообразимо длинными конечностями. Он выгуливал во дворе старую облезлую собаку, отдалённо напоминающую немецкую овчарку.
— Андрюшенька, сигареткой не угостите? — спросил мужчина, когда мы проходили мимо.
— Доброе утро, Олег Валентинович! — бодро произнёс Андрей, протягивая соседу руку. — Вы что в такую рань поднялись?
— Чара старая уже, — ответил тот, делая скорбное лицо. — Мочевой пузырь не держит. По пять раз за сутки выгуливаем.
— Значит инфекция какая-то… К ветеринару надо ехать.
Удивительная атмосфера наполняла этот райский уголок. Не верилось, что здесь протекает такая же жизнь, как на Урале или в Сибири, что здесь так же вкалывают, борются за выживание, так же страдают, покрываясь морщинами, так же болеют и умирают в муках. Мне не верилось, что в этом маленьком уютном мирке может случиться пьяная потасовка или тебя могут ограбить на улице. Не верилось, что здесь кто-то может быть недоволен своей жизнью.
Я оглянулся по сторонам, прежде чем войти в подъезд трехэтажного дома, — очаровывали неправдоподобно яркие краски, как будто созданные кистью добродушного Шагала. Это был мир моего детства: небольшие уютные домики с длинными балконами, на которых развивалось белоснежное бельё; детские площадки с «радугами» и «ракетами», с каруселями и горками, с многоцветием клумб и палисадников; аккуратные резные лавочки и беседки… А на заднем плане, над крышами этих лилипутских домов, восходили к небу исполины Кавказских гор.
Калугин открыл дверь на первом этаже, и мы вошли внутрь квартиры.
— Миленько, — констатировал я, прогулявшись по комнатам.
— Это не моя, а моего товарища, — ответил Калугин. — Он сейчас живёт и работает в Краснодаре.
— Сколько платишь? — спросил я, постучав крендельком указательного пальца по дубовой крышке массивного стола в центре зала.
— Только коммуналку, — ответил Андрей.
Я огляделся по сторонам: мебель была сделана из настоящего дерева и слегка отдавала стариной, а ещё она была покрыта вековым слоем пыли. На широком кряжистом комоде стояла фарфоровая ваза с букетом засохших цветов. На стенах висели фотографии в рамочках и пастельные пейзажи, нарисованные маслом. За плотными шторами разгоралось яркое солнце, но в комнате царил загадочный полумрак, слегка рассеянный бледно-жёлтым лучом, пробившимся через пыльную портьеру.
— У меня такое чувство, — сказал я, втягивая ноздрями приторно-сладковатый запах помещения, — что здесь кто-то зажмурился недавно.
Андрей только плечами пожал.
— Пойдём на кухню, — сказал он. — Попьём чаю и завалимся спать. Я — до двенадцати, а ты можешь спать до упора, пока морда не треснет. Я вернусь через сутки.
— А ключи? — с тревогой спросил я.
— Ключи — в одном экземпляре. Я тебе их не отдам, но в твоей комнате есть балкон… Он довольно низко над землей… Если что-то понадобится, выйдешь и зайдешь через него. Тут не надо быть ниндзя — всё-таки первый этаж.
— Понял. Не дурак. Что ещё можно услышать от десантника?
— Балкон выходит на задворки. Там за пустырём начинается лес, поэтому никто не увидит, как ты ползаешь туда-сюда. Старайся не привлекать внимание окружающих, и уж тем более постарайся не разжигать любопытства. Помни, что ты находишься на нелегальном положении, как Ленин в Шушенском.
— Ну ты сравнил! — воскликнул я. — А в доме есть телефон?
— Есть… на тумбочке в прихожей. Если возникнут вопросы, звони в кабинет или на ресепшен. Девчонки по рации передадут. Ты всё понял? И не светись — сиди тихо как мышь под половицей.
— Как скажешь, гражданин начальник. Как скажешь.
На кухне мы допили бутылку водки, забыв про чай и не вспоминая про закуску. Мы совершенно одеревенели и впали в состояние, приближенное к анабиозу. Я хотел что-то сказать или спросить, но язык совершенно не ворочался. Мы курили в распахнутое окно, и прохладный ветерок тихонько трогал ажурную занавеску. Где-то в доме хлопнула дверь и раздался стук женских каблуков. На кухню влетела муха и начала кружить на фоне белой стены. Андрей молча поднялся и пошёл спать. Я затушил окурок в пепельнице и тоже отправился к себе.
Я распахнул дверь в свою комнату и остановился на пороге. Окна были плотно зашторены, в комнате царил полумрак, и только большой аквариум отбрасывал на стены холодный люминесцентный свет. В толще голубой воды медленно двигались экзотические разноцветные рыбки. Большой пятнистый сом плавно извивался на стенке аквариума. Монотонно шумел компрессор. Комната была небольшой, но кровать в ней стояла огромная. На стенах висели странные картины сюрреалистической направленности. На этих картинах всё было перемешано: и рыбы, и обнажённые женщины, и даже какая-то лошадь на трёх ногах, а так же — птички в клетках и кошки на кирпичах. А ещё в комнате пахло какими-то благовониями.
Я присел на краешек кровати и начал следить внимательно за пёстрой шарообразной рыбиной. Она плавно скользила в толще воды, кокетливо поглядывая на меня выпученным глазом. Она словно пыталась понять: кто это появился по ту сторону водного континуума, что за незнакомая рожа
- Стихи (3) - Иосиф Бродский - Русская классическая проза
- Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин - Биографии и Мемуары / Классическая проза / Русская классическая проза
- Проклятый род. Часть III. На путях смерти. - Иван Рукавишников - Русская классическая проза
- Семь храмов - Милош Урбан - Ужасы и Мистика
- Лабиринт, наводящий страх - Татьяна Тронина - Ужасы и Мистика
- Штамм Закат - Чак Хоган - Ужасы и Мистика
- Штамм Закат - Чак Хоган - Ужасы и Мистика
- Люди с платформы № 5 - Клэр Пули - Русская классическая проза
- Между синим и зеленым - Сергей Кубрин - Русская классическая проза
- Красавица Леночка и другие психопаты - Джонни Псих - Контркультура