Счастье — это теплый звездолет - Джеймс Типтри-младший

разведшлюпки прекратил регистрировать данные, поступающие с датчиков и видеокамер. Это вы уничтожили данные?

— Нет.

— Вмешивались ли вы или кто-либо другой в нормальную работу компьютера?

— Нет. Я же сказала, мы думали, что он записывает как обычно. Никто не знал, что запустился цикл уничтожения. Все данные были потеряны.

— Доктор Кей, я повторяю вопрос: вы уничтожили эти данные?

— Нет.

— Доктор Кей, я еще раз пройду по уже заданным вопросам. Когда вы вернулись в одиночку, пилотируя разведшлюпку коммандера Ку, вы заявили, что коммандер Ку и его люди остались на планете, желая немедленно начать колонизацию. Вы заявили, что эта планета, я цитирую ваши слова, настоящий рай и на ней нет ничего, что могло бы причинить вред человеку. Несмотря на то что удовлетворительных записей об условиях на поверхности планеты не сохранилось, по вашим словам, коммандер Ку рекомендовал нам немедленно послать на Землю зеленый сигнал, чтобы там начали полномасштабное переселение. Однако когда лейтенант Тиге открыл люк вашего корабля и оказался в контакте с привезенной вами особью, это привело его в критическое состояние. Доктор Кей, я утверждаю, что на самом деле после высадки произошло следующее: коммандер Ку и его люди пострадали при контакте с обитателями планеты или были захвачены в плен, а вы это скрываете.

Все время, пока он говорит, Лори энергично трясет рыжими кудрями:

— Нет! Они не пострадали и их никто не захватывал в плен! Я же вам сказала, они захотели остаться! Я вызвалась добровольцем, чтобы отвезти сообщение на корабль. Логично было, чтобы отправилась я, понимаете, потому что я не китаянка…

— Пожалуйста, доктор Кей, отвечайте «да» или «нет». Испытал ли коммандер Ку или кто-либо из его людей шок, сходный с тем, который испытал лейтенант Тиге?

— Нет!

Фой глядит на распечатки, хмурится и ставит галочки. У Аарона холодеет где-то в районе печени: ему не нужны датчики, чтобы заметить эту особую искренность в голосе Лори.

— Я повторяю. Доктор Кей, испытал ли…

Но капитан Йелластон, сидящий рядом, прерывает его начальственным жестом:

— Благодарю вас, лейтенант Фой.

Фой захлопывает рот. Лори по ту сторону экрана храбро говорит:

— Я не устала, сэр.

— Тем не менее я предлагаю на время прерваться, — говорит Йелластон добродушно-бесцветным голосом. Он встречается глазами с Аароном, и все сидят молча, пока Соланж освобождает Лори от манжет и датчиков. Через стекло шлема Аарон видит сочувственное беспокойство на красивом лице Соланж с выраженными арабо-французскими чертами. Сочувствие — ее работа; вот с Лори соскальзывает очередной провод, и Аарон видит, как Соланж испускает вздох облегчения. Он улыбается, и ему ненадолго становится легче.

Женщины выходят, и двое командиров разведшлюпок встают и потягиваются. Оба — голубоглазые шатены, мускулистые эктомезоморфы, на взгляд Аарона похожие, как близнецы, хотя Тимофей Бронников родился в Омске, а Дон Перселл — в Огайо. Десять лет назад на этих лицах отражалась лишь решимость — твердое намерение преодолеть трудный путь и благополучно добраться до места. Но миссия каждой из разведшлюпок в свой черед завершилась неудачей, и лица командиров потускнели, покрылись морщинами. Однако в последние двадцать дней, после возвращения Лори, что-то пробудилось у них в глазах; Аарону не очень хочется знать, что именно.

— Лейтенант Фой, доложите, — командует Йелластон, взглядом дав понять, что Аарон должен быть в числе слушателей. Протокольная запись все еще ведется.

Фрэнсис Ксавье Фой с важным видом втягивает воздух сквозь сжатые зубы; это его второй крупный допрос за все десять лет полета.

— Сэр, к сожалению, я должен сказать, что в протоколе зафиксированы многочисленные, э, аномальные реакции. Во-первых, субъект демонстрирует подчеркнуто возбудимую и лабильную эмоциональность… — Он кидает раздраженный взгляд на Аарона, который не услышал ничего нового.

— Лейтенант Фой, вы пытаетесь сказать, что, по вашему профессиональному мнению, доктор Кей лжет, рассказывая о судьбе экипажа «Гаммы»?

Фрэнк Фой ерзает, перекладывает распечатки:

— Сэр, я могу только повторить, что в показаниях есть противоречия. Туманные места. В особенности вот эти три ответа, сэр. Посмотрите на эти пики — вот, я их пометил.

Йелластон задумчиво смотрит на Фрэнка и не берет у него распечатки.

— Сэр, не могли бы мы пересмотреть решение о том, чтобы не применять, э, химические подспорья, — с отчаянием в голосе говорит Фой. Он имеет в виду скополамин и ЭДК. Аарон знает, что Йелластон на это не пойдет; он неохотно признается сам себе, что благодарен капитану.

Йелластон игнорирует вопрос:

— Фрэнк, оставив в стороне возможные проблемы, с которыми столкнулся экипаж коммандера Ку, — что вы думаете об ответах доктора Кей по поводу общей пригодности планеты к заселению?

— Опять-таки в ее ответах есть аномалии. — Фой явно не желает ничего оставлять в стороне.

— Какого рода аномалии?

— Аномальное возбуждение, сэр. Приливы, гм, эмоций. В сочетании со словами типа «рай», «идеальна» и прочее, отраженными в протоколе, это показывает, что…

— По вашему профессиональному мнению, лейтенант Фой, лжет или не лжет доктор Кей, говоря, что планета обитаема?

— Сэр, проблема в вариабельности, точечных отклонениях. Записи показывают классическую картину сокрытия в определенной области.

Йелластон размышляет; командиры разведшлюпок бесстрастно наблюдают за ним.

— Лейтенант Фой. Если доктор Кей в самом деле верит, что планета в высшей степени пригодна для заселения, допускаете ли вы, что ее эмоции могут объясняться крайним душевным подъемом и радостью по поводу благополучного завершения нашей трудной и долгой экспедиции?

Фой смотрит на него, слегка приоткрыв рот.

— Душевный подъем… радость… да, сэр, я понимаю, о чем вы говорите. Я полагаю, такая интерпретация тоже возможна.

— Тогда правильно ли будет сказать, что на данный момент ваше заключение таково: хотя показания доктора Кей по поводу судьбы экспедиции Ку отчасти неясны, вы не видите ничего противоречащего ее заявлению, что планета пригодна для обитания?

— Э… да, сэр. Хотя…

— Благодарю вас, лейтенант Фой. Мы возобновим беседу завтра.

Командиры разведшлюпок переглядываются. Аарон видит, что они выступают единым фронтом против Фоя. Как два командира боевых подразделений, ожидающие, когда с поля уволокут протестующего пацифиста и можно будет наконец посостязаться в доблести. Аарон их понимает — Фой ему упорно неприятен. Но Аарону тоже не понравились кое-какие интонации Лори.

— Слушайте, но есть же образцы данных с датчиков, — отрывисто говорит Дон Перселл. — Они не врут. Пускай записались только первые тридцать часов, все равно эта планета абсолютно идеальна.

Тим Брон ухмыляется, кивает Аарону. Йелластон улыбается в пустоту, взглядом напоминая, что их по-прежнему записывают для протокола. В тысячный раз Аарона впечатляет спокойная, авторитетная манера капитана. Старина Йеллоустоун[97]. Именно эта трудно определяемая незыблемость десять лет поддерживала людей, скученных в консервной банке.