Шестеро вышли в путь - Евгений Рысс

Много лет спустя один мой друг, знавший историю «Коммуны холостяков», привез из Парижа выпущенную эмигрантским издательством книгу воспоминаний некоего отца Елисея (в скобках — Коновалова). Так я узнал, что кровавый адъютант и таинственный монах — одно и то же лицо.

В предисловии мельком говорилось, что автор в молодости служил на военной службе и был адъютантом знаменитого генерала Миллера. В дальнейшем, по-видимому огорченный неблагоприятным ходом исторических событий, автор удалился от мира и принял пострижение.

В книжке много говорится о пудожских лесах, о тайных монастырях, о жизни скитов. Кажется, будто Россия населена монахами и застроена скитами. Кое-где, в виде исключения, попадаются города. Между прочим, в числе большевистских зверств, свидетелем которых он был, отец Елисей рассказывает о зверском уничтожении отряда полковника Миловидова батальоном озверелых молодых большевиков. Святой отец насчитал в батальоне около пятисот человек и двадцать три пулемета. Впрочем, описание лагеря Миловидова, деревень, озер и троп исключительно обстоятельное и точное.

В книге очень много лжи, но сквозь ложь можно порой угадать правду. Автор, например, утверждает, что дочь учителя Каменского, молодая большевичка Ольга была заслана ГПУ в отряд полковника Миловидова. Однако, выдумав для собственного оправдания эту ложь, он, по-видимому, совершенно точно описывает убийство Ольги. Он утверждает далее, что Булатов пытался убить его, Миловидова и Катайкова, за что они его и застрелили. Не похоже на Дмитрия Валентиновича, чтобы он рискнул на такой отчаянный поступок. На этот счет привирает отец Елисей. Но обстоятельства убийства Булатова правдоподобны. Полковник Миловидов, по его словам, в припадке безумия прыгнул в болото и утонул. Этому противоречит лужа крови, обнаруженная на месте гибели полковника.

След, потерянный некогда отрядом Фастова в глухих болотах, неожиданно отыскался через несколько лет в Париже.

Как отец Елисей и Катайков вышли из леса, не знаю. Наверное, во многих деревнях были налажены у монаха связи — с какими-нибудь богомольными старухами и верующими крестьянами. Вероятно, много честных людей помогали ему, прятали его, думая, что спасают святого человека. Сложный был человек отец Елисей...

На много лет потерялись следы и Тимофея Семеновича. Несколько раз возникали слухи, будто кто-то из пудожан где-то встретил Катайкова, но каждый раз на поверку оказывалось, что это ошибка. Видно, крепко засел Катайков в памяти жителей города.

В 1946 году, через двадцать лет после рассказанной мною истории, в городе Новосибирске умер от рака заведующий одной из крупнейших овощных баз города Киселев. Он считался хорошим работником, в хищениях и жульничествах не попадался, жил скромно, был одинок, принимал участие в общественной жизни и неоднократно избирался в члены месткома. Поскольку наследников у покойного не оказалось, маленький его домик на окраине города отошел государству. К общему удивлению, в домике было обнаружено около двух миллионов рублей советскими деньгами, двадцать тысяч долларов, много золотых десяток, брильянтовых колец, серег и браслетов. Нашли также письма, адресованные некоему Катайкову, жителю города Пудожа. Фастов, работавший на руководящей должности в республиканской милиции в Петрозаводске, получил по этому поводу запрос. Прислали и фотографию Киселева. Сомнений быть не могло: Катайков мало изменился за прошедшие двадцать лет.

Большое состояние собрал человек. Много, наверное, понадобилось для этого обманов, жульничеств, подлостей, но ни власти, ни влияния он не добился. Прожил жизнь в подполье, трепетал каждый час и каждую минуту, вряд ли проспал спокойно хотя бы одну ночь.

Хитрый был человек Тимофей Семенович, а историю перехитрить не смог.

Глава двадцать девятая

ОПЯТЬ ДОМА

Вернувшись в Пудож, мы зажили повседневной нашей жизнью, стараясь перед самими собой делать вид, будто ничто не изменилось. Мы избегали говорить обо всем, что имело отношение к Ольге и Булатову, к пережитым нами событиям. Несколько раз к нам заходили Каменский и Моденов. Андрей Аполлинариевич переехал жить к Каменскому. Старики соединили свои библиотеки и отвлекались от горьких мыслей тем, что заново расставляли книги на полках и составляли каталог. Бывал у нас Колька маленький, иногда заходил и дядя. Дядя поступил на работу в горсовет. Не помню, как называлась его должность. Он был чем-то вроде инспектора по жилищным вопросам. В его обязанности входило содействовать переселению бедных и плохо живущих людей в более просторные и благоустроенные помещения. Весь свой темперамент дядька вложил в яростную борьбу за интересы бедных. Он склонен был перехлестывать. Дай ему волю — он бы выселил всех домовладельцев. Его приходилось сдерживать. Зато можно было не сомневаться, что никакими миллионами его не подкупишь, что интересы плохо обеспеченных людей имеют страстного защитника.

Мы сидели по вечерам одни или с гостями, молчали, слушали гитару, иногда негромко пели. События были еще слишком свежи, чтобы о них говорить. Через несколько дней Мисаилов и Харбов засели опять за книги, жгли огонь допоздна, читали, зубрили и писали конспекты.

Мисаилов получил отпуск. Он уже не собирался возвращаться на лесозавод. Через месяц он уезжал в Петрозаводск держать экзамены в институт и этот месяц должен был готовиться дни и ночи. Огромным усилием заставлял он себя погружаться в занятия. И все-таки часто тяжелые мысли его отвлекали. С остановившимися глазами сидел он над книгой и думал о своем. Тогда Харбов, сидевший по другую сторону стола, его окликал; он вздрагивал и, нахмурясь, углублялся в решения уравнений и доказательства теорем.

Харбов тоже взял отпуск. Мы понимали, что Андрей хотел это тяжелое время как можно больше бывать с Мисаиловым.

Мы, остальные, ходили на работу, но после работы торопились домой и сидели дома все свободное время.

Тоскливые, долгие вечера проводила «Коммуна холостяков».

Часто заглядывал дядька. Через него узнавали мы новости. Дядька находился в состоянии постоянного возбуждения. Наконец-то кончилось вынужденное безделье! Активная его натура могла теперь развернуться.

С особенным увлечением рассказывал он о делах Катайкова. Когда хозяин исчез, дисциплина в доме пошатнулась. «Племянники» осмелели и потребовали разрешения многих спорных вопросов, касающихся жалованья, часов работы, отпусков и прочего. Разрешение этих вопросов откладывалось до приезда хозяина. Когда же оказалось, что хозяин — преступник, что его преследуют и он уже никогда не вернется, в стенах катайковской крепости вспыхнуло настоящее восстание.