Необыкновенные приключения юных кубанцев - Ольга Репьева

Эти пушкари оказались нестрогими, и пацанва помельче приходила глазеть. Интересно было наблюдать сблизка, как обслуга, подтащив ящик (штабелек из них находился метрах в двадцати от орудия), доставали из него большущий «патрон» со снарядом, заталкивали его в ствол, захлопывали, словно дверцей, затвором и, отбежав и заткнув уши, дергали за веревку. Кто из пацанов не успевал прикрыть ладонями свои, в голове долго звенело.

Пару раз наведался сюда и Михаил. Он обратил внимание, что и пушка, и склад с боеприпасом в перерывах между стрельбой оставляли без охраны. Ему страсть как хотелось обзавестись хоть одним снарядом, и он сказал об этом Ваньку:

— Слышь, Вань, давай один сопрем. Разрядим — знаешь, скоко там пороху!

— А что, это идея! Они в ящиках?

— Да. По четыре штуки в каждом.

— Вот и сопрем вместе с ящиком.

Сказано — сделано. Подождав, когда орудийный расчет ушел то ли греться, то ли на ужин, под покровом сумерек Ванько взгромоздил на плечо тяжелый, пуда под три, ящик и быстренько переправил в заранее подготовленное место. Извлекли «одну дуру» — снаряд с гильзой имел в длину около полуметра — и, замаскировав остальное, унесли в бесхозный, полуразвалившийся сарай на околице (дверь, стропила и все, что способно гореть, еще осенью они же перетаскали на дрова Вере Шапориной).

Миша, которому больше других не терпелось «раскурочить» приобретение, на следующий день собрал всех пораньше. Ванько, взявшись одной рукой за снаряд, другой — за противоположный конец гильзы, без особого труда, как это не раз делал с винтовочными патронами, расшатал и вынул стальную болванку из сужения. Затем из гильзы извлекли белый, похожий на шелковый, мешочек с порохом толщиной в руку. Но не сыпучим, как предполагалось, а в виде длинных зеленоватых трубочек чуть толще вязальных спиц. И лишь внизу, за перегородкой, обнаружили со стакан обычного, винтовочного, квадратиками.

— Вань, попробуй вывинтить и пистон. — попросил Миша. — Я вот ножницы для этого прихватил.

— А зачем он тебе?

— Тогда из этой дуры можно будет сделать классную мину.

— Ми-ину? Как это? — переспросил Борис с недоверием.

— Поясни, — не понял и Ванько.

— Очень, воще, просто, воще. — Миша взял пустую гильзу в руки и стал пояснять: — В отверстие от пистона вставим несколько порошин…

— А понял! — догадался Борис. — Всыпаем мелкий порох, сверху — длинный, затыкаем снарядом…

— Точно. А к наружным порошинам подводим фитиль…

— Мысля хорошая, — одобрил Ванько. — Ты, Мишок, голова! Но подорвем не склад — грохнет так, что повылетят стекла и на вашем краю. А вот орудие испортить можно запросто.

— Это намного выгодней, — признал и Федя. — Останутся целыми стекла, перестанут бухать под самым ухом, а главное — хоть немного поможем Красной Армии. От этой смертоносной машины не погибнет больше ни один наш боец!

Ну а дальше было и того проще. «Мину» закрепили так, что снаряд разорвался в области замка, раворотив его так, что орудие убирали уже после изгнания оккупантов. Кто и как это сделал, осталось видимо, загадкой и для обслуги. Если, конечно, ее не расстреляли за головотяпство.

К а к уже упоминалось, в андреевой хате, опустевшей после смерти матери, чье больное сердце не выдержало после пропажи сына, поселилась банда румын. Этим дикарям фашисты поручили гонять хуторских женщин на рытье окопов километрах в пяти восточнее хутора. Мало того, что звероватые надсмотрщики обращались с ними по-хамски там, они и здесь вели себя разнузданно.

Врываясь в чье-либо жилье, где не было других постояльцев, в поисках съестного переворачивали все вверх дном, забирали теплые вещи, тащили топливо вплоть до камыша или куги с крыш сараев. Гадили где попало, иной раз испражнялись прямо из окна, выставив оголенную задницу наружу.

Подобные издевательства, глумление и надругательство над жильем друга ребят нервировали и наконец вывели из себя настолько, что они решили найти способ «поджарить этих вшивых мамалыжников». Операцию так и назвали: «Смерть мамалыжникам!» А так как дело предстояло непростое и в случае неудачи чреватое большими неприятностями, Ванько пригласил всех на совет.

— Давайте подумаем, как сделать, чтоб ни на кого не накликать беды, — сказал он. — У кого какие будут предложения? — Ребята переглянулись, но охотника высказаться первым не находилось. — Тогда по порядку. Начнем, Рудик, с тебя…

— Легче всего, думаю, поджечь крышу: она камышовая, почти сухая да и порох как раз подходящий. А если что — подумают, загорелась от искр из дымаря, — предложил тот.

— Нет, это не то, — покрутил головой его ближайший сосед. — Нада, чтоб пожар возник внутри. А так, воще, токо помешаем им выспаться да немного напужаем.

— А на чем они спят? — поинтересовался Борис. — На кровати да андрюшкиной койке много не поместится.

— Я видел, как они заносили сено, — вспомнил Федя. — Большинство, наверно, спят покотом на доливке.

— Сено — это уже лучше! — заметил Борис. — Но проникнуть в комнату незаметно не получится.

— А что если… — Федя несколько секунд помедлил, поскреб в затылке и только после этого закончил: — Что, если предложить им свои услуги?

— Объясни попонятней, воще, — какие такие услуги?

— А вот какие. В балке за хутором нажнем куги… Она легкая, вязанки получатся большие, заметные даже издалека…

— Я понял! — подхватил Борис. — Пройдем мимо хаты или даже присядем отдохнуть…

— У них, я заметил, двое всегда остаются готовить к ужину мамалыгу, — добавил сведений Федя.

— И мы сделаем вид, что хотели променять топливо на это их кукурузное лакомство, — дополнил, в свою очередь, и Борис.

— Держи карман шире! Увидят, отберут и спасиба не скажут, — возразил сосед, но Ванько идею одобрил:

— «Делать вид» — это лишнее. А мысля хорошая. Попробуем, должно получиться.

С тремя вязанками, оставив Мишку и Федю заготавливать топливо впрок, кугоносцы вскоре были у цели. А поскольку румын во дворе не оказалось, сбросив ношу, присели «отдохнуть». Один из поваров вскоре показался, топливо заметил и ускоренным шагом направился к ним. Ребята похватали вязанки, как бы намериваясь уйти, но румын окриком велел им остановиться. Однако повел себя не грубо: «варнякая» на ломанном русском, предложил уступить кугу в обмен на пачку сигарет и полбулки хлеба. Разумеется, предложение было с радостью принято. Более того, за такую плату они пообещали принести еще столько же. За что удостоились похвалы:

— Рус камрад — корошо!

Под вечер «рус камрад» объявились снова. На этот раз вязанки были пообъемистей, особенно у Ванька. «Руссковарнякающий» румын не скрывал своего удовольствия и попросил помочь занести и расстелить кугу поверх порядком слежавшегося сена. Помогая, Ванько с Борисом незаметно в сумерках подмешали прихваченный с собой горючий материал.