По ту сторону рассвета - Ольга Брилева

— Ну, Альфанг, и кто же они?

Человек вкратце изложил ему то, что рассказали «орки». Саурон кивнул, потом обратился к Финроду напрямую.

— Как далеко вы продвинулись к Нарготонду?

— Мы остановились в виду Амон Руд, Повелитель, — Фелагунд встал с колен, поклонился. Его примеру последовал Берен. — Дальше идти никак было не можно.

— И что же вы там видели?

— Войско собирают в Нарогасте, господин. В приграничных фортах шевеление. Не иначе как хотят воевать Остров.

— У меня иные сведения… Я слышал, там был мятеж и король Фелагунд изгнан. Там теперь правят сыновья Феанора.

— Там правит Ородрет! — не выдержал Айменел. Эдрахил треснул его по уху.

— Не разевай пасть не в свой черед, — прошипел он. — Простите, господин…

— Ородрет там правит, — поддержал эльфа Берен. — Вроде бы Фелагунда и взаправду поперли, но правит там Ородрет, а не феаноринги.

— Много же вы знаете — особенно если учесть, что в Нарогарде не были.

— Поймали одного, да язык ему и развязали, — осклабился орк-Финрод, да так правдиво, что у Берена мурашки по коже пошли от этой усмешки.

— Вы расспросили его о делах в Подгорном Королевстве, узнали, что там собирают войско — но не выведали пути проникнуть туда?

— Не успели, — зло бросил Берен. — Сдох.

Тэврах символически сплюнул. «У меня бы не сдох» — было написано на его морде.

— Скверно, — покачал головой Саурон. — Так значит, они собирают войско, идти и воевать со мной? Когда?

— Через год, после сбора урожая, как они смогут вывести в поле всех, кто может держать меч, — напропалую врал Берен. — Надоело им, видать, в своих укрывищах отсиживаться, — он захохотал, остальные орки — даже Тэврах — его поддержали.

— Ну что ж, я желаю им удачи, — Саурон встал, обошел Берена и Финрода кругом, цепко всматриваясь. — Потому что за последнее время было не так много веселого. А вы мне по нраву, уруг. Вы кажетесь хорошими, верными ребятами. Я даже подумываю переманить вас у Болдога. Как вы на это?

— Воля твоя, Повелитель, — пригнул голову Финрод, — а только не больше ли мы пользы принесем на службе у Вождя Болдога? Мы к разведке, к слежке привычные — не к охране…

— Такие головастые ребята да чтобы не научились новому делу? — Гортхаур как будто ускорял шаги. — Но верность ваша Болдогу мне по душе. Да, поистине, верность — великое благо и заслуживает награды, а предательство — кары. Вероломство точно ржа, разъедает изнутри и сердца, и города, заражая души злом. Ледяная пустота проникает в мир живых, обращаются в ничто их творенья, их награды, обволакивает ядом, и в глаза ей заглянув — устрашишься ты и дрогнешь, и растают твои чары, и надежда твоя рухнет, как трухлявый старый ствол, что внутри изъеден гнилью…

Сказав последние слова, он остановился и глянул прямо в глаза Финроду, пронзив — Берен почувствовал это — обманную оболочку в виде орочьей шкуры. Казалось, миг — и Ном действительно дрогнет и упадет. Берен дернулся было — но почувствовал, что двинуться не в силах, что как будто бы вмерз в воздух и даже дышать способен еле-еле.

Фелагунд действительно дрогнул — но лишь на миг. Орочья морда сползала с него, он распрямлялся, волосы трепал ветер — откуда здесь ветер?

— Кто полон душой и горяч, ледяной пустоты не убоится. Кто светел — тот и во Тьме останется светлым. Кто верен и смел — не устрашится, ни боли, ни смерти. Кто все потерял, но сберег незамаранной душу, за краем Земли для того есть иная надежда. Надежда, что выше бренных земных соблазнов — звонче золота, ярче камней драгоценных, прекрасней пения женщин, пьянее вина и слаще любого яства. В ее огне сомненья и страх выгорают, десятикратно в бою прибывают силы, рождается твердость в сердце плененного телом, а тем, чей свободен дух — не страшны и цепи, — краем зачарованного разума Берен понял, что Финрод перешел на квэнья, и слова Высокой Речи звучали в этих стенах такой музыкой, что дрогнули оконные витражи — словно замок вспомнил своего прежнего хозяина и потянулся к нему, как старый, полупарализованный пес. Не диво, что Саурон поспешил перехватить напев и повести его в свою сторону:

— Ты о какой надежде поешь здесь, жалкий? Кто из Великих, когда ее пообещал тебе? Тюремщик, что собирает бездомные души, тащит к себе в подпол, как крыса амбарная? Воистину только там у тебя надежда есть — в серых покоях мертвых, без звука, без памяти — здесь же, на Волчьем Острове, раб мой, нет ее: в муках и ужасе, нолдо, ты будешь корчиться, Тьма поглотит тебя и изгложет разум твой, брат здесь брата предаст лишь за призрак спасения, огненной цепью тело твое будет сковано, холодом страха душа твоя будет стиснута — вот тогда и поймешь, кто хозяин твой — жизни и смерти твоей, самой души твоей…

— Не хозяин ты мне, Саурон, не Владыка душе моей, ни душам друзей моих, ни эльфов, ни смертных людей. Бессильна злоба твоя, смешна гордыня твоя. И тем, кто в твоих руках, не волен ты повелевать, так что говорить о тех, кого ты не в силах взять? Помню — стоит на высоком холме белокаменный гордый город. Помню — ласкает берег живое зеленое море. Помню — лежит за морем прекрасный край, неподвластный Тени. Помню — поют, сливаясь, лучи светоносных деревьев… В этом краю мастерство сильнее времени, светлая радость любви — сильнее боли… Сладки холодные воды ручьев прозрачных, рвутся в небо стволы корабельных сосен, в гавани волны перебирают гальку, белые корабли дремлют у пирса, гордые кони волны — в ожидании странствий… Помню — капли росы на ладонях листьев. Помню — песни дев на Слиянии Света…

Валинор, — видение было явственным, у Берена даже дыхание перехватило. Стены замка мелко дрожали, он слышал этот гул — замок помнил тот город, с мыслью о котором строил его Финрод, и стряхивал с себя то, что наложил на эти стены Саурон. Прямо здесь, под ногами Берена трава побережья обрывалась к морю глинистым склоном — а берег в двух саженях внизу пестрел галечной мелочью, и за спиной шумел сосновый лес, а свет был незнакомый — расплавленное золото и серебро, смешанные в одном небе, сполохами перетекающие одно в другое… Аман, благословенная земля… Дом, которого у меня нет…

— Серебряный свет померк, золотой — задохнулся. Тьма непроглядная пала на стены белые, красен огонь факелов, красны клинки в ночи — кровью зайтись морю в Лебяжьей Гавани! Нет больше песен дев, ни нолдор, ни тэлери — крики, предсмертный хрип, стали звон да стрел свист. Мертвым удел — сумрак покоев Мандоса, выжившим тяжкий рок — вражда и предательство. Где та надежда, которой ты пугал меня? В Альквалондэ она, кровью горячей пенится, в Хэлкараксэ она — с криком под лед ушла, в заливе Дренгист она жарким сгорела пламенем, в Тангородрим она — в сырых подземельях скована, нет надежды для вас, нолдор — навеки вы прокляты!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});