Россия и ислам. Том 2 - Марк Батунский

229 Во всяком случае, довольно широкие круги русского общества уже достаточно явственно осознавали свою не только этническую и конфессиональную, но и расовую идентичность, хотя и вовсе не выдвигали ее на первый план. Интересна в данной связи та иерархия атрибутов русской интеллигенции, которую строит один из героев романа «Китай-город» (1882) П.Д. Боборыкина: «… у нас есть воспитание, ум, раса, наконец…». Но еще ранее, в 1867 г., министр иностранных дел А.М. Горчаков в письме императору Александру II, перечисляя факторы, объединяющие нас с христианами Востока, говорит о «расовых и религиозных симпатиях» (Цит. по: Зуева Н.В., Шатохина Е.М. Из истории балканской политики России 1856–1867 гг. // Балканские исследования. Вып. 8-й. С. 168). Можно здесь же курьеза ради отметить, что арабской мусульманской историографией к потомкам Афета (Иафета) причислялись не только славяне, но и… турки, а также мифический «народ Гога и Магога» (см.: Бартольд В.В. Сочинения. М., 1963. T. II. Ч. I. С. 870–871).

230 Так, в «Дневнике» за 1880 г. читаем: «Для настоящего русского Европа и удел всего великого Арийского племени так же дороги, как и сама Россия…» (с. 389).

231 Там же. С. 24.

232 Там же. С. 68.

233 Там же. С. 69. (Курсив мой. – М.Б.)

234 Нечего напоминать о том, что сам этот термин «агаряне» (как и, конечно, «исмаильтяне») всегда считался одним из наиболее одиозных в русской лексике. Так, Симеон Полоцкий (1629–1680) писал:

Агарь Аврааму сына Исмайласкоро и удобно, но злого родила.Сарра же не скоро, но чадо святоеИсаака роди, чадо преблагое.Тако мы пред Богом во злых агарствуем,во благих паки делах обычно сарствуем.

(Цит. по: Демин А.С. «Жезл правления» и афористика Симеона Полоцкого // Русская старопечатная литература XVI – первая половина XVIII в. С. 86. (Курсив мой. – М.Б.) Недаром, конечно, Симеон Полоцкий перевел с латинского отрывки из книги Петра Альфонса «О законе сарнцинстен» и «Иносказание о Махмете» в 29 главах по очень популярной средневековой энциклопедии «Зерцало историческое» Викентия, епископа Бове (см.: Крачковский ИЮ. Очерки по истории русской арабистики. М., 1950. С. 29).

235 Там же. С. 223–224.

236 Там же. С. 231.

237 Ее же пытались тесно связать с давней борьбой России против «неверной», «поганой» Золотой Орды. (См.: Нарочницкая Л.И. Национально-освободительное движение на Балканах и народные массы России во время Восточного кризиса 1875–1878 гг. // Балканские исследования. Вып. 7-й. Исторические и историко-культурные процессы на Балканах. С. 135. См. также: Никитин А.С. Русское общество и национально-освободительная борьба южных славян в 1875–1878 гг. // Общественно-политические и культурные связи народов СССР и Югославии. М., 1957; Григорьев Н.М. Участие народов Среднего Поволжья в национально-освободительной борьбе южных славян в период Восточного кризиса 1875–1878 гг. Автореф. канд. дисс. Куйбышев, 1978; Нарочницкая Л.И. Россия и национально-освободительное движение на Балканах. 1875–1878 гг. М., 1979.) О последующей роли России на Балканах см.: Rossos A. Russia and Balkans inter-Balkan Rivalries. Russian Foreign Policy. 1908–1914. Toronto etc, 1981. С точки зрения новейших советских исследователей, на заключительном этапе Восточного кризиса основной идеей русской внешнеполитической доктрины была идея образования независимых государств на Балканах, что максимально способствовало задачам национально-освободительного движения народов этого региона (см. подробно: Россия и Восточный кризис 70-х годов XIX в. М., 1981. В этом же сборнике – интересные данные об отношении к русско-турецкой войне консервативных, с их подчеркнутой агрессивностью и шовинизмом, славянофильских кругов).

238 Не следует, впрочем, думать, будто противники Достоевского – западники – только тем и занимались, что идеализировали Османскую империю. Скорее напротив: и для них она представала наиболее отрицательной точкой отсчета. Так, в толстовской «Анне Карениной» (часть III, глава XXXVI) либеральный помещик Свияжский с пессимизмом отзывается о России как о «стране вроде Турции». Но это, конечно, далеко не все. Вся русская – в том числе и революционно-демократическая, враждебная славянофилам, пресса с сочувствием следила за борьбой и сербов (см. подробно: Никитин С.А. Сербская политическая жизнь 60-х годов XIX века в русской периодической печати // Уi единьена омладина српска. Зборник Радова. Нови Сад, 1968), и герцоговинцев, и боснийцев, и черногорцев, и, наконец, болгар против турок (см., в частности: Кондратьева В.Н. Русские дипломатические документы об аграрных отношениях в Боснии и Герцоговине. 60-70-е гг. XIX в. М., 1971; Хитрова Н.И:. 1) Реакция русской прессы на черногорско-турецкую войну 1862 г. // Россия и славяне. М., 1972; 2) Русское общество и Черногория в 60-70-е годы XIX в. // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. VIII Международный съезд славистов. М., 1973; Шатохина Е.М. К вопросу о социально-экономическом положении и национально-освободительной борьбе болгарского народа в 60-е годы XIX в. // Славяне и Россия. М., 1972; Ровнякова Л.И. Франьо Рачки и Россия (Из истории хорвато-русских отношений последней трети XIX в. // Зарубежные славяне и русская культура. Л., 1978; Владыко Н.Н. К вопросу об историографии и новых источниках по истории национально-освободительного движения в Герцоговине в 50-60-х годах XIX века // Советское славяноведение. 1979, № 5 и др.).

При этом «передовая печать России использовала все возможности для пропаганды революционного опыта других народов, для мобилизации русского общественного мнения в поддержку их освободительных стремлений. В Герцене, Добролюбове, Чернышевском и многих других деятелях русского революционного движения» демократы самых разных стран имели «надежных друзей и союзников» (Ровнякова Л.И. Вопросы национально-освободительной борьбы южных славян в русской демократической печати 1860-х годов // Взаимосвязи русской и зарубежных литератур. Л., 1983. С. 189). Сказанное относится и позиции этих русских радикалов к балканскому народу (см., в частности: Зарев П. Николай Гаврилович Чернышевский и передовая общественная мысль в Болгарии // Славяне. 1953, № 7; Дьяков В А. Славянский вопрос и политическая программа Н.Г. Чернышевского // Проблемы истории общественной мысли и историографии. М., 1976; Черепахов М.С. Роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?» в славянских странах // Филологические науки. 1978, № 4; Ровда К.И. Чернышевский и славянские литературы // Н.Г. Чернышевский. Эстетика, литература, критика. Л., 1979 и др.).

Интерес руководимого Чернышевским и Добролюбовым «Современника» к «славянскому вопросу» (см. подробно: Козьмин Б.П. Журнал «Современник» – орган революционной демократии. Журнально-публицистическая деятельность Н.Г. Чернышевского и Н.А. Добролюбова. М., 1957) был связан со стремлением противодействовать культурной диффузии славянофильства. Это направление журнала высоко ценили Маркс и Энгельс, отмечавшие, что Чернышевский разоблачил «происки панславистов и рассказал славянским народам правду об истинном положении вещей в России и о корыстном мракобесии их лживых друзей панславистов» (Маркс К., Энгельс Ф. Т. 18. С. 430–431). Чернышевский решительно отвергал попытку славянофилов представить себя «монопольными печальниками» (Ровнякова Л.И. Вопросы национально-освободительной борьбы… С. 191) о судьбах угнетенных балканских славян, указывая, что их будущее далеко не безразлично и европобежным, в том числе революционно-демократическим, элементам русского общества (см., например: Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений. T. III. СПб., 1906. С. 101, где сказано: «Сербы, вместе с болгарами, ближайшие к нам по родству из всех славянских единоплеменников наших, должны возбуждать в нас самое живое сочувствие»), В том же «Современнике» другие авторы не раз приводили факты о тяжелом положении христианских подданных Османской империи – этого «юного, сильного населения (Цит. по: Ровнякова Л.И. Вопросы национально-освободительной борьбы… С. 194). Что же касается Чернышевского, то он, в противоположность славянофилам, не выделял освободительную борьбу славян в какоето особое движение, призывая их к решительным революционным действиям (см.: Чернышевский Н.Г. T. VII. С. 839).

239 Появилось очень много людей с потребностью «особливого мнения», в частности, заявляющих: «… турки лучше болгар… я люблю турок» (Там же. С. 175).

240 Впрочем, в ряду идейных противников Достоевского были и такие великие писатели, как Лев Толстой и Иван Тургенев. В «Дневнике писателя» за июль – август 1877 г. Содержится непосредственная полемика с Толстым, поскольку тот устами Левина («Анна Каренина») усомнился в сознательном отношении темной народной массы к Восточному вопросу. Отдельные реплики персонажей «Нови», характеризующие их негативное отношение к тому же Восточному вопросу, Достоевский оценивает как непонимание Тургеневым (часто ратовавшему за «интересы европейской цивилизации») великой нравственной идеи всечеловеческого служения, лежащей в основе народного движения в защиту славян, т. е. непонимание «всеотзывчивости» русского народа, как национальной идеи, гениально угаданной Пушкиным. Тут, однако, Достоевский был несправедлив. Осуждая официальную политику России на Балканах, Тургенев в то же время горячо сочувствовал национально-освободительной борьбе южных славян («Крокет в Виндзоре», «Памяти Ю.П. Вревской» и др.). См. подробно: Назарова Л.H. И.С. Тургенев и Ю.П. Вревская // Русская литература. 1958, № 3; Никитина Н.С. Крокет в Виндзоре // Тургеневский сборник. T. III. Л., 1967; Велчев В. Тургенев и Болгария. София, 1961; Величкина И.И. И.С. Тургенев и война за освобождение Балканских стран // Вопросы русской литературы. М., 1970; Волгин И.Л. Нравственные основы публицистики Достоевского (Восточный вопрос в «Дневнике писателя» // Известия АН СССР. Отд-ние литературы и языка. 1971. T. XXX; Вилъчинский В.П. Славянская тема в русской литературе 1870-х годов // Русская литература. 1973, № 3.