Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ - Симон Шноль

Вместе. Елена Владимировна и Андрей Владимирович Трубецкие Андрей и Лена не знали, что я их снимаю... Для меня эта фотография полна глубокого лирического смысла. Всмотритесь сами е ?.'ззт. Май-июнь 1955 г. На руках Елены Петровны Голицыной — Лиза «У портретов предков» — с младшим сыном Владимиром

Осень 1957 года. Андрей Трубецкой — аспирант — готовит опыт по применению аппарата искусственного кровообращения при операции на сердце. Рядом смотрит на него с восхищением Муся Кондрашова (В тексте «М. Н.» — Мария Николаевна) 1970 г. Андрей защищает докторскую диссертацию на заседании Ученого совета при Президиуме Академии Медицинских наук (ул. Солянка 14). За столом проф. В. А. Неговский и Татьяна Сергеевна Пасхина ■fgPlib. '■*'*. - *■;* W ■ ■%?**-/ 1968 г. Петр, Елизавета, Владимир, Николай, Михаил с родителями

Праздник в лаборатории в Институте в Петроверигском переулке — после защиты докторской диссертации. Справа от Андрея — Лена. Рядом с ней Цецилия Львовна Мансурова. Слева — директор Института Кардиологии АМН СССР проф. Игорь Константинович Шхва- цабая. Стоит на верхнем снимке, с игрушечной лягушкой «для производства опытов» в руке, проф. Вячеслав Александрович Шидловский, крайний слева (от Андрея) проф. Михаил Георгиевич Удельнов. В нижнем снимке с этой лягушкой в руке — Андрей Выступает командир партизанского отряда Владимир Константинович Цветинский «майор Орлов». Начал он свою речь резко: «Старшина Трубецкой! Встать! Слушай приказ! Поздравляю тебя с защитой диссертации. Отмечаю, когда в отряде появился Трубецкой, наши боевые действия стали более успешными. Он был хорошим разведчиком и первым в атаке. Проявил смелость и стойкость!» (примерно этими же словами он написал характеристику Андрею после его ареста в ответ на требование прокуратуры, добивавшейся компрометирующих сведений. Андрей прочел эту характеристику, когда при освобождении ему показали его «Дело»)

Глава 33

«Дело врачей-убийц»

Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия. ...я всего более вижу сходство нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий. А у нас это называется республикой. ...надо помнить, что человеку, происшедшему из зверей, легко падать, но трудно подниматься. Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли можно оставаться существами, чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства. И. П. Павлов. Письмо в Совет Народных Комиссаров СССР. 21 декабря 1934 г. Из книги: Своевременные мысли, или Пророки в своем Отечестве. Л. 1989 г. С. 93-95... Как ясно, одним из главных общих стимулов развития науки была необходимость лечения и предотвращения болезней. Древнейшая профессия — врачевание. Основа врачевания — наука: накопление опыта, поиск связи феноменов, попытка установления причин и в дальнейшем «механизмов» проявлений болезней. Потребности медицины в значительной степени обусловили развитие биологии в ее разных разделах — анатомии, физиологии, биохимии, биофизики, генетики, иммунологии, микробиологии. Сама научная медицина, на базе этих разделов биологии, а также физики и химии разделилась на множество специальных дисциплин от фармакологии до онкологии. Однако, именно в медицине, идеалом является соединение в одном лице исследователя и практика — исследователя и врача. Физик может не знать (и обычно плохо знает) химию. Физиолог животных может не знать биохимию фотосинтеза. Врач высокого класса должен быть (в идеале) универсалом — он должен владеть всем комплексом научных знаний и всем набором практического опыта предыдущих поколений. Россия славилась высоким уровнем научной медицины. Замечательно, что именно в России до революции регулярно собирались Всероссийские съезды естествоиспытателей и врачей, объединявших все естественные науки и медицину. Замечательно, что именно в России по замыслу великой княгини Елены Павловны в 1885 г. в С.-Петербурге был создан первый Институт для усовершенствования врачей — с задачей ознакомления практикующих врачей с достижениями научной медицины (глава 3). Замечательно, что идея соединения фундаментальной науки и врачебной практики была основой подготовки врачей в уникальном учреждении — Военно-медицинской академии в С.-Петербурге [8].Замечательно, что именно в России был создан уникальный Институт экспериментальной медицины (глава 3). И в результате — множество великих имен... Но во все времена есть особенность в положении ученого врача в обществе. От него зависела жизнь заболевших, и потому его почитали (и боялись...). Его же обвиняли в случае неуспешного лечения. Особенно опасной была профессия врача в тиранических обществах. Вообще же эта двойственность — когда необходимость доверить себя, свою жизнь врачу, тот трепет и надежда, которую испытывает больной, когда к нему подходит врач, «компенсаторно» сменяется возмущением, когда надежды не оправдываются — эта двойственность имеет психологическое обоснование. Больному трудно принять во внимание объективные причины медицинских неудач. При этом, чем ниже образованность, культурный уровень общества, тем чаще обвиняют врачей в некомпетентности и злом умысле. В советское время такие обвинения стали привычным явлением. Естественно, что врачи были предметом особого внимания «„компетентных" органов». Культурный уровень сотрудников этих органов, как и культурный уровень большинства «вождей» был крайне низок (Духовная семинария Иосифа Джугашвили, четыре класса школы министра Абакумова...) В советское время было несколько «дел» «Врачей-убийц». По-видимому, первым таким «делом» было обвинение выдающихся украинских врачей-ученых. Об этом пишет О. Е. Бобров и я воспроизвожу фрагменты его публикации из Интернета [9]. «...В газете „Правда" (22 ноября 1929 г.) было опубликовано сообщение ГПУ УССР о раскрытии заговора украинских контрреволюционеров из так называемого СВУ - „Спшки визволення Украши" („Союза освобождения Украины"). Среди них было 5 врачей — известных ученых — теоретиков. Им было предъявлено обвинение, что, они — „...проводили медицинский террор" против большевиков. Газета писала, что — „...медицинская группа своей террористической свирепостью выделялась среди других". ...Среди 45 подсудимых было пять врачей - руководитель медицинской секции ВУАН (Всеукраинской Академии наук) А. Г. Черняховский и члены секции А А Барбар, В. В. Удовенко, В. Я. Подгаецкий и Н. А Кудрицкий. Это были известные в Украине люди, специалисты по теоретической медицине...Александр Григорьевич Черняховский был представителем известной врачебной династии (его старший и младший братья были профессорами-хирургами). Он посвятил себя гистологии и стал видным ученым: известны, например, его тонкие исследования нервных клеток. Как специалист-гистолог он работал в лаборатории испанского ученого, нобелевского лауреата Рамон-и-Кахаля. С 1919 г. профессор А. Г. Черняховский заведовал кафедрой гистологии и эмбриологии Киевского медицинского института. Владимир Яковлевич Подгаецкий в 1923 г. основал в Киевском медицинском институте кафедру гигиены труда и много внимания в своих научных исследованиях уделял различным проблемам гигиены сельскохозяйственного производства. Гигиенистом был и Владимир Васильевич Удовенко. Он несколько лет работал в Бердичевском уезде, где занимался, главным образом, вопросами санитарии и гигиены. В 1923 г. стал профессором, заведующим кафедрой общей гигиены Киевского медицинского института. Аркадий Алексеевич Барбар и Николай Антонович Кудрицкий были научными сотрудниками ВУАН и одновременно преподавали в Киевском медицинском институте: первый был старшим ассистентом, а другой — профессором. Как и вышеназванные ученые, они в своей практической деятельности не были связаны с лечением больных. Таким образом, на скамье подсудимых оказались врачи по образованию и ученые по роду выполняемой работы, представители теоретических медицинских специальностей. Все они были из старой интеллигенции, которую тогда по указанию партийной номенклатуры считали „буржуазной" и соответственно относились к ней, как к чужеродному элементу... Обвинение, которое было предъявлено на процессе в Харькове ученым-медикам, названным „членами медицинской группы СВУ", поражало абсурдностью, нелепостью и чудовищной несообразностью. Оказывается, „члены медицинской группы СВУ, обсуждая вопрос о том, как относиться к больным коммунистам, решили относиться к ним враждебно и вместо того, чтобы их лечить, уничтожать их". На предварительном следствии Барбар якобы так и заявил: „Большевики не вызывают жалости и не заслуживают врачебной этики". „Медицинскую группу" СВУ называли „черным кабинетом", — писала „Комсомольская правда". - В „черном кабинете" уважаемые профессора и академики тихонько обсуждали важный и сложный вопрос: как им, врачам, легче и тише уничтожить коммунистов... Вот вы, коммунист, заболели и пригласили врача. По мнению „черного кабинета", заседавшего в Киевском медицинском институте, врач должен явиться к вам, пощупать пульс, посмотреть язык, узнать, с какого года вы состоите в партии, ...и отправить вас к праотцам. В „черном кабинете" заседали „мягкотелые интеллигенты" и думали: „Что будет мягче и интеллигентнее: травить больных коммунистов ядом или бактериями?"... Эти „мягкотелые интеллигенты" сейчас гнутся перед советским судом. Мягкотелость не помешала им изобрести жесточайшую систему „медицинского террора". Еще дальше в злобном вранье пошла „Правда". Центральный партийный орган заклеймил „всех этих врачей-бандитов" как невиданных доселе преступников, заявив, что „этой своей террористической свирепостью медицинская группа выделяется среди других групп СВУ". В ходе процесса обвинение не представило никаких доказательств „медицинского террора" или „террористической свирепости врачей-бандитов", хотя их и вынудили каяться во всех мыслимых и немыслимых грехах... Ни тогда, в 1930 г., ни потом никто „не обратил внимания", что „врачи-бандиты" по роду своей деятельности не занимались медицинской практикой и, следовательно, даже при желании не могли проводить пресловутый „медицинский террор". Есть веские основания считать, что авторство этого высосанного из пальца обвинения принадлежит самому Сталину. В 1992 г. в архиве ЦК КПСС был обнаружен следующий документ - письмо Сталина руководителям Украины С.В.Косиору и В.Я.Чубарю (В.Акопов, 1999). „Шифром Харьков - Косиору, Чубарю. Когда предполагается суд над Ефремовым и другими? Мы здесь думаем, что на суде надо развернуть не только повстанческие и террористические дела обвиняемых, но и медицинские фокусы, имевшие своей целью убийство ответственных работников. Нам нечего скрывать перед рабочими грехи своих врагов. Кроме того, пусть знает так называемая 'Европа', что репрессии против контрреволюционной части спецов, пытающихся отравить и зарезать коммунистов-пациентов, имеют полное 'оправдание' и по сути дела бледнеют перед преступной деятельностью этих контрреволюционных мерзавцев. Наша просьба согласовать с Москвой план ведения дела на суде. И.Сталин, 2.1.30 г. 16-45" Тон обвинениям врачей был задан. И хотя выдержать его на процессе, судя по показаниям подсудимых, не удалось, дело было сделано: всему миру было сообщено о преступной деятельности „врачей-бандитов", которые к тому же подумывали о возможности нарушить „так называемую врачебную этику" и считали возможным осуществить „медицинский террор", как сказал прокурор Ахматов, использовать медицинскую науку для уничтожения творцов пролетарской революции. Естественно все врачи были осуждены, а это чудовищное обвинение еще долго тяготело над медициной. Государственной политикой было воспитание у общества ненависти к „буржуазным интеллигентам" и „спецам". Машина пропаганды постоянно клеймила их в прессе, что, естественно, сказывалось на отношении общества к врачам. ...Реакция в стране последовала незамедлительно. Еще не кончился суд, не был вынесен приговор, а отклики уже последовали. Например, общее собрание медицинской секции ВАУН приняло резолюцию, в которой решительно отмежевалось от „контрреволюционной кучки" своих бывших коллег, решило исключить „фашистских наемников" из мед- секции и настаивало на исключении их из профсоюза и лишении права заниматься врачебной деятельностью. Таким образом, даже коллеги, хорошо знавшие „фашистских наемников" как ученых-теоретиков, выдвинули абсурдное требование лишить их права на то, чем они не занимались, — права на врачебную деятельность, то есть на лечение больных. Процесс по „делу СВУ" продолжался почти полтора месяца, и, 19 апреля 1930 г. был объявлен приговор. Врачи А. А. Барбар, В. В. Удовенко, В. Я. Подгаецкий получили по 8 лет тюремного заключения, А. Г. Черняховский - 5 лет, Н. А. Кудрицкий - 3 года (условно). По тем временам — шел еще только 1930 г. — это было очень суровое наказание. Дальнейшая судьба тех, кого называли тогда „врачами-бандитами" была не менее трагична... Только профессор А.Г.Черняховский уже в 1934 г. оказался на свободе, но на прежнее место работы — заведующим кафедрой Киевского медицинского института — его не взяли. Он устроился на рядовую должность в „опорном пункте" во Всеукраинском институте экспериментальной медицины в Сталино (Донецк), но позже возвратился в Киев, где работал в отделе экспериментальной онкологии Института экспериментальной биологии и патологии. В 1934-1938 гг. он выполнил ряд интересных исследований, таких, например, как иннервация опухолей, о чем доложил на I съезде онкологов УССР (Киев, 1938). Умер А. Г. Черняховский в 1939 г. Н. А. Кудрицкий, единственный из врачей, который был осужден условно, тоже не смог вернуться на работу как профессор Киевского медицинского института. Он зарабатывал на хлеб литературным трудом. В 1931 г. в Харькове вышла его брошюра на украинском языке „Детям - гигиенические условия жизни и труда". Дальнейших следов Н. А. Кудрицкого найти не удалось. Что касается трех остальных врачей, то их судьбу установил А. Болабольченко. Судьба эта трагична. А-А-Барбар, почти отбывший весь срок наказания, 9 октября 1937 г. был приговорен к смертной казни и 3 ноября 1937 г. расстрелян. В эти же дни был осужден и расстрелян и В. Я. Подгаецкий, тоже чуть-чуть не успевший отбыть весь срок наказания. В. В. Удовенко 25 ноября 1937 г., через три дня после того, как окончился его 8-летний срок, был приговорен к расстрелу и погиб 8 декабря 1937 г. Можно добавить, что трагичной оказалась судьба и „главного общественного обвинителя" А. П. Любченко, председателя Совнаркома УССР, который в предвидении неизбежной гибели в застенках НКВД 30 августа 1937 г. покончил жизнь самоубийством» [9]. Дмитрий Дмитриевич Плетнев (1872-1941) В 1938 г. состоялся очередной (третий) ужасный процесс по делу «Антисоветского „право-троцкистского блока"» по обвинению Бухарина. Рыкова, Ягоды. Крестинского и др. и среди них - трех врачей Л. Г. Левина. Д. Д. Плетнева и И.Н.Казакова (1891-1938). Врачей обвинили в убийстве Куйбышева и Горького посредством вредительского лечения. Утверждали, что они действовали по указаниям наркома НКВД Г. Г. Ягоды. Однако к лечению Куйбышева, умершего от инфаркта, Плетнев касательства не имел и ему вменили, главным образом, убийство великого пролетарского писателя. На свое несчастье он консультировал лечащего М. Горького доктора Л. Г. Левина. Вообще-то к лечению Горького было причастно много разных врачей и консультантов, но убийцами признали Плетнева и Левина. Докторов Левина и Казакова обвинили также в убийстве председателя ОГПУ В. Р. Менжинского. Еще за несколько месяцев до ареста по делу «право- троцкистского блока», против Д. Д. Плетнева была развернута гнусная травля — его обвинили в насилии над пациенткой. Но тогда суд приговорил его всего к 2 годам «условно». Теперь, после многих месяцев пыток, всех обвиняемых, кроме Д. Д. Плетнева, расстреляли, Плетнева, «как не принимавшего непосредственно активного участия в умерщвлении т. т. В.В. Куйбышев а и AM.Горького, хотя и содействовавшего этому преступлению», приговорили к тюремному заключению сроком на 25 лет с поражением в политических правах на 5 лет по отбытии наказания и конфискации всего личного имущества. В сентябре 1941 г. немцы подошли к Орлу. Сотрудники НКВД ввиду этого расстреляли большую часть политических заключенных Орловской тюрьмы (среди расстрелянных, наряду с Д. Д. Плетневым, было много выдающихся людей, в том числе Мария Спиридонова, X. Раковский, О. Каменева и др.). Д. Д. Плетнев был выдающимся врачом и ученым. Он родился в 1872 г. Докторскую диссертацию защитил в 1906 г. Был крупнейшим кардиологом, знаменитым врачом. Так, в 1905 г. он консультировал князя С.Н.Трубецкого, предостерегая его от волнений и перегрузок (см. главу 8). Среди его учеников выдающиеся врачи-терапевты СССР, в том числе герой дальнейшего рассказа профессор В. Н. Виноградов — личный врач Сталина- Сергей Сергеевич Юдин (1891-1954) Сергей Сергеевич Юдин С.С.Юдин родился в Москве в 1891 г. Окончил Медицинский факультет Московского Университета в 1915 г. и работал полковым врачом. В 1918-1922 гг. работал в санатории «Захарьино», в 1922-1928 гг. в Серпухове. С 1928 г. зав. хирургического отделения скорой помощи имени Склифосовского, с 1931 г. — профессор ЦИУ, Заслуженный деятель науки, дважды лауреат ГЪсудар- ственной премии СССР (1942, 1948), лауреат Ленинской премии (1962, посмертно), лауреат Сталинской премии I степени (1948). Действительный член Академии медицинских наук СССР, почетный член Английского королевского колледжа хирургов, Американской ассоциации хирургов, Французской хирургической академии. Выдающийся хирург, автор замечательных книг. Его знала вся страна. Великий художник М. В. Нестеров нарисовал два портрета Юдина, находящихся в Третьяковской галерее. 23 декабря 1948 г. он был арестован и обвинен по статьям 58-1 «б» и 58-10, часть 2 УК РСФСР, как враг Советского государства, якобы снабжавший английскую разведку шпионскими сведениями. ...При обыске у С. С. Юдина изъяли письма английского посла, листовку партии кадетов, манифест к Всероссийскому крестьянству ЦК эсеров, статью опального К. Радека. Следствие проводил знаменитый своими зверствами полковник Комаров, заместитель начальника следственной части по особо важным делам. По приказу Абакумова полковник при первом же допросе сильно избил Сергея Сергеевича, выбил ему зубы, заставил раздеться донага, лечь на пол и угрожал избить резиновой палкой. Допрос продолжался по так называемой конвейерной системе, в течение девяти суток (следователи менялись, не давая заснуть арестанту). Долгие допросы сопровождались пытками и моральным унижением. Садисты-следователи избивали его по лицу, зажимали щипцами ресницы и сворачивали веки в трубочку. Боль была нестерпимой. Заключенного изощренно «обрабатывали», не давая отдыха. Физическое воздействие сочетали с психологическим. Угрожали семье «...до седьмого колена», грозили сдать любимую внучку Галю в детский дом. В результате избиений и запугиваний Юдин подписал предъявленные ему обвинения. Он «признался» в том, что он, будучи убежденным кадетом, враждебно относился к Советской власти. Ему вменялось, что в 1936 г. он установил преступную связь с английским разведчиком, бывшим московским корреспондентом газеты «Дейли телеграф энд морнинг пост» Чолертоном. Сергей Сергеевич показал, что в ноябре 1942 г. этот иностранец связал его с бывшим английским послом в Москве Керром. Кроме того, во время войны Юдин познакомился с главным хирургом британского флота адмиралом Гордоном Тейлором и главным хирургом американской армии полковником Кат- лером. Академик общался с послом США Аверелом Гарриманом, женой Черчилля и другими видными людьми. После псевдопризнаний содержание заключенного улучшилось, его перевели в тюрьму в Лефортово. Там на «листках туалетной бумаги» Сергей Сергеевич создал рукопись о знаменитом терапевте Захарьине и о других выдающихся врачах. В тюрьме С. С. Юдин перенес несколько тяжелых приступов стенокардии. Весной 1949 г. в течение 3-х месяцев он резко ограничивал себя в приеме пищи. Не ужинал, в обед ел очень мало. Периодически в течение 2-3 дней не принимал пищу, пил только сладкий чай. На обрывках газет обломками карандашей, полученных в результате длительной голодовки, Сергей Сергеевич написал замечательную книгу «Размышления хирурга». Здесь же, в тюрьме, он продолжал разрабатывать проблему переливания трупной крови. На склеенных жеваным хлебом кусках «курительной бумаги» он по памяти написал монографию «Двадцатилетний опыт заготовки, хранения Сергей Сергеевич Юдин и трансфузии посмертной крови».