Том 15. Дела и речи - Виктор Гюго

А через три месяца свершилось то преступление, которое вошло в историю под названием «Второе декабря». (Сильное волнение в зале.)

III. Речь на публичном заседании сената

22 июня 1877 года

Господа! Между двумя властями вспыхнул конфликт. Сенату надлежит рассудить их. Сегодня сенат станет судьей.

И вместе с тем сегодня сам сенат будет судим. (Аплодисменты слева.)

Ибо если над правительством есть сенат, то над сенатом есть нация.

Никогда еще положение не было столь серьезным.

Сегодня от сената зависит, будет ли Франция умиротворена ила взбудоражена.

Умиротворить Францию — значит успокоить Европу; взбудоражить Францию — значит встревожить весь мир.

От сената зависит, свершатся ли избавление или наступит катастрофа.

Господа, сегодня сенату предстоит испытание. Сенаторам сегодня предоставляется возможность учредить подлинный сенат. (Шум справа. Одобрение слева.)

Это неповторимый случай, и вы не должны его упустить.

Некоторые публицисты сомневаются в полезности сената; докажите, что сенат действительно необходим.

Франция в опасности, придите на помощь Франции! (Возгласы «Браво!» слева.)

Господа! Прошлое иногда дает полезные уроки. От некоторых преступлений, которые история не забывает, исходит зловещий отблеск, и можно сказать, что этот отблеск смутно освещает вероятный ход дальнейших событий.

Эти преступления уже позади, но временами нам кажется, что мы видим их перед собой.

Среди вас, господа, есть люди, которые помнят, а иногда помнить — значит предвидеть. (Аплодисменты справа.)

Эти люди двадцать шесть лет тому назад наблюдали странное зрелище.

С одной стороны, великая нация, не желающая ничего, кроме мира, нация, знающая, чего она хочет, знающая, откуда она идет, и имеющая право знать, куда она идет, нация, которая не лжет, ничего не скрывает, ни от чего не хочет уклониться и не имеет никаких задних мыслей, нация, которая с открытым лицом движется вперед по пути прогресса; Франция, подарившая Европе четыре блестящих столетия философии и цивилизации, устами Вольтера провозгласившая религиозную свободу (протесты справа, живейшее одобрение слева) и устами Мирабо — политическую свободу; Франция, которая трудится, учит, проповедует идеи братства; Франция, у которой есть лишь одна цель — добро, и она об этом прямо говорит; Франция, у которой есть лишь одно средство — справедливость, и она прямо об этом заявляет; и, с другой стороны, за этой великой страной, полной активности, полной доброй воли, полной света, — правительство в маске. (Продолжительные аплодисменты слева. Протесты справа.)

Господа, мы, видевшие это, сегодня пребываем в раздумье; мы с глубоким вниманием следим за тем, что происходит перед нашими глазами: дерзкие замыслы, которые пока еще не решаются осуществить, зловеще громыхающие сабли, клятвы в верности, произносимые странным тоном; мы узнаем эту маску. (Сильное волнение в зале.)

Господа, старики обладают даром предостерегать. Их задача состоит в том, чтобы расстраивать дурные дела и отговаривать от опасных поступков. Давать полезные советы, даже если они кажутся бесполезными, — таков их благородный и печальный удел. (Возглас «Превосходно!» слева.)

Я очень хотел бы поверить клятвам верности, но я помню, что мы уже верили им. (Возглас «Правильно!» слева.) Не моя вина, что я об этом помню. Я вижу сходство, которое меня беспокоит. При этом я тревожусь не за себя, поскольку мне нечего терять в жизни, а в смерти я обрел бы все, я тревожусь за свою страну. Господа, вы, несомненно, прислушаетесь к голосу седого человека, уже видевшего то, что вам, быть может, тоже придется увидеть, человека, у которого на земле нет иных интересов, кроме ваших, человека, который с полной искренностью дает советы вам всем, друзьям и врагам, и который, находясь так близко от вечной истины, не может ни ненавидеть, ни лгать. (Глубочайшее волнение в зале. Продолжительные аплодисменты.)

Вам предстоит пережить авантюру. Так послушайте же того, кто уже пережил ее. (Движение в зале.) Вам предстоит столкнуться с неведомым, — послушайте же того, кто говорит вам: «Я знаю это неведомое». Вам предстоит ступить на корабль, чей парус колышется на ветру; этот корабль должен скоро отправиться в большое путешествие, которое, как вам кажется, много сулит, — послушайте же того, кто говорит вам: «Остановитесь! Я уже испытал кораблекрушение!» (Аплодисменты.)

Мне кажется, что я прав. Я хотел бы ошибаться, хотел бы, чтобы бог не допустил повторения в будущем чего бы то ни было из этого ужасного прошлого!

Теперь, сделав эти оговорки, — а я обязан был сделать их, — перехожу к рассмотрению современного положения в том виде, в каком оно предстает нам и воспринимается нами; я постараюсь не говорить ничего такого, что можно было бы оспаривать.

Я полагаю, никто не станет отрицать, что акт, совершенный шестнадцатого мая, был неожиданным.

Он как бы положил начало раскрытию преднамеренного заговора.

Впечатление, произведенное этим актом, было ужасно.

Вернемся на несколько недель назад. Франция была целиком погружена в труд, то есть в торжество. Она готовилась к Всемирной выставке 1878 года с той радостной гордостью, которая свойственна великим нациям, носительницам цивилизации. Она являла миру пример гостеприимства. Прославленный, великий Париж, выздоравливающий после болезни, воздвигал дворец в честь братства народов; несмотря на судороги, терзавшие континент, Франция была полна доверия и спокойствия и ощущала приближение часа высшего триумфа, триумфа мира. И вдруг грянул гром среди ясного неба, и вместо победы Францию привели к катастрофе. (Живейшее одобрение. Возгласы «Браво!» слева.)

15 мая все процветало; 16-го все остановилось. Перед нами разворачивается умышленно подстроенное странное зрелище общественных бедствий. (Сильное движение в зале.) Внезапно кредитная система расстраивается; доверие исчезает; заказы прекращаются; топки заводов гаснут; фабрики закрываются, а самые мощные из них увольняют половину рабочих. Почитайте заявления торговых палат. Безработица, эта язва труда, распространяется и растет, начинается своего рода агония. Ущерб, причиненный этим бедствием, Шестнадцатым мая, нашей промышленности, нашей торговле, труду всей нации, исчисляется в сотнях миллионов. (Возгласы «Полноте!» справа, «Да! да!» слева.)

Так вот, господа, — чего же требуют от вас сегодня? Продлить эту агонию. Шестнадцатое мая стремится расшириться. Месяца агонии им мало; они хотят, чтобы она продлилась четыре месяца. Попробуйте распустить палату — посмотрим, до чего дойдет Франция к концу четырехмесячного срока. Продолжение Шестнадцатого мая означает продолжение катастрофы. Оно привело бы к губительным осложнениям. В торговле наступит застой, в политике лихорадка. Это будут три месяца распрей и ненависти. К уже имеющимся бедствиям добавятся новые. Безработица приведет к банкротству; богатых ожидает разорение, бедных — голод; у избирателя останется только одно; его право; голосование станет единственным оружием голодного рабочего. Он гневно потребует справедливости. Таковы последствия, ожидающие нас в случае роспуска палаты. (Движение в зале.)

Если вы согласитесь на этот роспуск, господа, то услуга, оказанная Шестнадцатым мая Франции, будет равнозначна той услуге, которую оказывает лопнувший рельс поезду, несущемуся на всех парах. (Возглас: «Верно!»)

Я колеблюсь, следует ли мне излагать мою мысль до конца; однако необходимо если не все сказать, то по крайней мере обратить на все ваше внимание.

Господа, подумайте. Европа охвачена войной. У Франции есть враги. И если бы, при отсутствии парламента, в момент, когда национальной верховной власти не окажется на месте, если бы в этот момент чужеземец… (Шум и протесты справа. Возгласы слева: «Не перебивайте!» Председатель: «Сохраняйте тишину!» Возгласы слева: «Об этом нужно сказать правой!»)… если бы чужеземец воспользовался этим оцепенением Франции, если бы… тут я останавливаюсь.

В этом случае, господа, положение оказалось бы настолько серьезным, что невозможно даже предвидеть, к чему оно могло бы привести. Недаром, как вы помните, члены правительства на заседаниях сенатских комиссий взывали к нашему патриотизму и просили нас не настаивать на уточнении.

Мы не настаиваем.

Но мы обращаемся к сторонникам единоличной власти и говорим им:

Происходящая сейчас за пределами Франции война, в сочетании с вызванным вами внутренним кризисом, создает такое положение, последствия которого, по вашему же признанию, невозможно даже предвидеть. Для чего же в таком случае вызывать этот кризис? Поскольку вы имеете возможность выбрать подходящий момент, зачем же вы выбираете именно этот? Вы не можете сделать палате депутатов никаких серьезных упреков. Слово «радикализм» в применении к ее тенденции или ее действиям лишено смысла. С моей точки зрения, палата совершила очень большую несправедливость, не проголосовав за амнистию; но я не думаю, что в этом и заключается причина вашего недовольства ею. (Смех слева.) В своем стремлении к примирению и согласию палата пошла на то, чтобы разделить с сенатом свои права в вопросе о налогах; иначе говоря, она сделала во Франции больше уступок сенату, чем палата общин палате лордов в Англии. (Возглас «Правильно!» слева.) Палата депутатов, если оставить в стороне бесчинства правой, проникнута духом умеренности, парламентаризма и патриотизма; но только между ней, палатой, выражающей национальные чаяния, и вами, выражающими интересы единоличной власти, существует несходство характеров; вы, по-видимому, исповедуете такие политические теорий, которые мешают вам жить в добром согласии с палатой депутатов, исповедующей иные политические теории. Вот почему вы стремитесь к разводу. Пусть так. Но это дело не столь срочное. Зачем выбирать для этого самый опасный час? Распустить палату в этот момент — значит разоружить Францию. (Движение в зале.) Почему не дождаться момента, когда утихнет европейский конфликт? Когда положение вновь станет спокойным, если к этому времени ваше несходство характеров ее пройдет, если вы будете упорствовать в своих теоретических причудах, вы скажете нам об этом, к поскольку мы исполняем обязанности того учреждения, которое в Англии называют судом по разводам, мы рассмотрим это дело. Мы сделаем выбор между палатой депутатов и вами. А пока незачем торопиться, подождите. В этот момент мы должны действовать осторожно и не добавлять к внешним осложнениям, и без того опасным, внутренние осложнения, еще более опасные. (Возгласы «Превосходно! Превосходно!» слева.)