Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин

Не всё, конечно же, удавалось сделать, не через все препоны пройти – но попробовал бы иной писатель в наши дни, спустя полвека после тех событий, повлиять на ту же варварскую вырубку: о, как бы на него посмотрели те, к кому он обратился… А вернее, никто б на него и не посмотрел вовсе.

После «Русского леса» еще в 1956 году возвысит голос другой патриарх советской литературы, Михаил Шолохов: он выступит в защиту озера Байкал.

Благословленное Леоновым, взрастет новое поколение хранителей и радетелей русской природы: Владимир Чивилихин, Борис Рябинин, Борис Можаев, Валентин Распутин, Виктор Астафьев…

Об их деятельности в последующие три десятилетия стоит писать отдельную работу.

Самый очевидный и громкий пример: это они, Леонов, Распутин, Астафьев, 20 декабря 1985 года выступят в газете «Советская Россия» с открытым письмом против переброски северных рек. И проект остановят.

Порой кажется, что защита природы с каждым годом для Леонова становилась каким-то противовесом всё большего его отчуждения от человечества. В конечном итоге он стремился спасти всякое живое существо на земле уже не во имя человека, а от человека, чтоб хоть что-то осталось после неудавшегося Божьего творения со всеми его кровавыми утопиями.

В этом смысле леоновские заботы о русском лесе, безусловно, продолжают не столько литературную задачу собственно «Русского леса», сколько являются логичным завершением всей его творческой деятельности, почти неформулируемым образом сочетавшей истинный русский патриотизм и нежность к русской почве с имморальным отношением к человеку вообще.

«Не пускайте Леонова»

А тогда, на исходе 1950-х, словно бы в награду Леонову за долготерпение и крепкое человеческое постоянство, литературная его судьба начинает выправляться в сторону признания, близкого к абсолютному.

Летом, 16 июня 1957 года, пройдет премьера «Золотой кареты» в Театре имени Ленсовета в Ленинграде. В том же году, 2 ноября, состоится премьера той же пьесы во МХАТе. Она станет наконец-то первой, после краткое время шедших там же «Унтиловска» и «Половчанских садов», постановкой, которую мало того что не запретили – но и в основном тепло приняли в прессе.

Хотя новый, слишком оптимистичный финал пьесы Леонову несколько раз поставят на вид. Напомним, что в первом варианте «Золотой кареты» молодая героиня Маша оставляла в городке влюбленного в нее и ослепшего на войне танкиста и уезжала с новым другом в новую жизнь. Во втором варианте Маша остается дома, со слепым своим женихом.

«Бесспорно, что поцелуй под занавес, которым кончается представление, противоречит не только стилю пьесы, но и ее духу, – писал Ю.Хапютин в первом номере журнала „Театр“ за 1958 год. – Режиссер вдруг спешит подать к крыльцу ту самую Золотую карету легкого, быстрого счастья…»

В 1964 году Леонов вновь перепишет пьесу, где Маша все-таки уедет, оставив танкиста. Мало того, если в первом варианте она уезжала хотя бы тоже с бывшим фронтовиком – то теперь выясняется, что ее избранник всю войну работал секретарем у своего отца, известного ученого. Такой изощренно пессимистической пьесы никому, кроме Леонова, тогда не позволили бы опубликовать. Но Леонова остановить уже не смели – хотя, как ни печально, оценить именно его, «сановника» и «литературного генерала», тексты во всей полноте уже мало кто мог. Смешная ситуация! В гонимых и диссиденствующих ходили сплошь и рядом витии, позволявшие себе легкие фехтовальные выпады, – а Леонова, с его мрачными диагнозами, поставленными уже в молодые годы и сформулированными еще более жестко в новых вариантах «Вора», «Метели» и «Золотой кареты», мало кто слышал и понимал.

Тут, наверное, есть отчасти и его вина.

Он так долго желал жить спокойной и достойной жизнью, без прижиганий каленым железом эпохи, что в итоге все-таки получил желаемое.

Даже в приводимой выше цитате (равно как и во многих иных критических статьях на ту же тему) претензии по финалу «Золотой кареты» направлены почему-то к режиссерам спектакля, а не к автору пьесы, депутату Верховного Совета и лауреату Ленинской премии.

С другой стороны, вскоре критиковать Леонова станет почти не за что просто потому, что за сорок лет после «Русского леса» он опубликует лишь две небольшие вещи: киноповесть «Бегство мистера Мак-Кинли» и долго лежавшую в столе, с 1938 года переправляемую повесть “Evgenia Ivanovna”.

С середины 1950-х Леонова не терзают в прессе, но почтительно изучают. Книги и исследования о нем начинают выходить ежегодно и массовыми тиражами.

Всевозможные театральные, а затем радио– и телепостановки также станут традиционными.

Одновременно с «Золотой каретой» в Московском театре имени В.Маяковского режиссером Николаем Охлопковым будут поставлены «Половчанские сады» под названием «Садовник и тень».

В декабре 1958 года в Ленинградском драматическом театре пройдет инсценировка по роману «Русский лес» – «Живая вода».

Но писать при этом Леонову хочется все меньше и меньше, и уж точно – писать о современности.

Сталинская эпоха хотя бы заслуживала серьезного разговора: глаза в глаза с огромным, суровым и яростным временем. А на исходе пятидесятых, быть может, начало происходить измельчание и тем, и трагедий.

23 октября 1958 года Борису Пастернаку – второму после Бунина из числа русских писателей – была присуждена Нобелевская премия по литературе. Тут, безусловно, имел место фактор политический; в качестве претендента до Пастернака рассматривался Шолохов, и заслуживал ее куда больше, но его «задвинули». Впоследствии Нобелевский комитет будет трижды рассматривать кандидатуру Леонида Леонова – но ему, в отличие от Шолохова и Пастернака, премию так и не дадут. Отчасти это объяснимо: кто ж там на Западе умел читать на «пятой горизонтали» – это и в России мало кто мог!

Пастернаку тем временем пришлось пережить унизительные проработки, в которые традиционно вовлекли и писателей.

25 октября состоялось заседание партийной группы Президиума СП, присутствовали 45 человек, в том числе Лев Ошанин, Мариэтта Шагинян, Николай Грибачев, Сергей Михалков; последние двое призвали выслать Пастернака из страны, и Шагинян их поддержала. 27-го состоялось уже совместное заседание Президиума Правления Союза писателей СССР, бюро Оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиума правления Московского отделения Союза писателей РСФСР, тоже собравшее большое количество литераторов видных и маститых: там были Николай Тихонов, Валентин Катаев, Вера Панова, Борис Полевой, Александр Твардовский…

Большинство литераторов Бориса Пастернака осудили, некоторые смолчали.

По болезни на собрание не явились Шолохов, Лавренёв, Гладков, Маршак, Тычина, Всеволод Иванов, а Леонов – не явился без причины. Он уже сказывался больным в 1930-е, добрую сотню раз за десять лет. Теперь мог позволить себе просто не ходить, не затрудняясь поиском оправдания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});