Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1) - Октавиан Стампас

Затем мы пришли в Магдалу, где жили одни арабы, называющие это бедное селение Медждель. Две невысокие башни представляли собой замок местного шейха, столь же нищего, как и его подданные. Когда мы спросили у него, знает ли он, где родилась Мария Магдалина, он не моргнув глазом указал на единственную пальму, растущую во всем селении, и сказал, что Мария родилась под той пальмой и там же похоронена.

Далее наше паломничество проходило через Назарет, тоже населенный сарацинами и называющийся на их наречии Назра. Здесь нам встретилось несколько рыцарей-крестоносцев, которые руководили начатым строительством монастыря на том месте, где некогда стоял дом обручника Пресвятой Девы, праведного Иосифа, где протекли детство, отрочество и юность Спасителя. На месте Благовещения, находящемся в самом конце города, при источнике, стояла греческая церковь, воздвигнутая еще святой императрицей Еленой. Помолившись в ней, мы отправились на гору Фавор, лежащую к востоку от Назарета, величественно возвышающуюся среди остальных гор и холмов, окруженную пышными лесами. Поднявшись на ее вершину, мы оказались в прохладном саду, сплошь усеянном какими-то развалинами, в которых нетрудно было угадать останки крепости. На склоне Фавора мы обнаружили греческий храм Преображения, где одинокий священник совершал литургию, и мы оказались единственными и случайными его прихожанами. Выйдя из храма и очутившись на открытой площадке, мы долго рассматривали окрестности Фавора, гадая, где здесь Эндорская Мелузина143 поднимала грозную тень Самуила, предрекая гибель Саулу, а где Христос насытил пятью хлебами пять тысяч голодных своих слушателей.

Переночевав в Назарете, мы отправились дальше и целый день, спустившись к берегу Иордана, шли вдоль этой священной реки, в водах которой, приняв крещение от Иоанна, крестил людей Спаситель мира. Наше пешее паломничество заканчивалось, и, переночевав в Иорданской долине, во вторник Страстной Седмицы мы к полудню добрели до Иерихона, а к вечеру пришли в Иерусалим.

Явившись в Святой Град, я выпросил у Бодуэна разрешить игумену Даниилу провести остаток Страстной Недели близ самого Гроба. Сам я часто заходил в выделенную ему внутри храма келью и вместе с ним совершал молитвы по-русски, так что однажды Даниил сказал мне:

- Хорошо ты читаешь по-нашему, по-славянски, быть бы и тебе, рыцарь, монахом в наших землях, ох, как хорошо было бы! И с Опраксией своей был бы поблизости.

Я молча выслушал его совет и ничего не ответил, памятуя о словах Годфруа, когда он говорил, что даже если один я останусь, все равно должен буду стоять здесь и до последнего биться с мусульманами, не пуская их в Святой Град Господень.

В четверг ходили мы с игуменом Даниилом в Гефсиманский сад ради воспоминания о том, как Спаситель в последний раз обращался к Отцу Небесному: "Да минует меня чаша сия!". Наступила Великая Пятница, и множество паломников со всех окрестных мест, где только теплится свет Христовой лампады, стали стекаться ко Гробу. Сделалось шумно и суетно. Накануне Даниил снова встречался с Бодуэном, когда тот пришел его проведать в келье, и выпросил у короля Иерусалимского разрешения поставить русское кадило там, где лежали ноги Спасителя. Бодуэн отчего-то проникся к игумену особым уважением и любовью, да и то сказать, не всякий паломник пешком такие расстояния пересечет - от Чернигова до Константинополя, должно быть, тысяча миль пролегает, да от Константинополя до Иерусалима столько же. Даниил получил разрешение, и четвертое кадило появилось над Гробом, русское, а доселе только три было - греческое у изголовья, латинское наверху и кадило Саввы Освященного144 между ними.

Рано утром в Великую Субботу Бодуэн приказал мне с моими тамплиерами явиться к нему во дворец, дабы сопровождать его ко Гробу Господню в Кувуклию для присутствия при торжестве Святого Огня. В простых ризах и босые мы отправились к храму. Еще с ночи здесь собралось великое множество народу, и уже создалась сильная теснота. Спокойствие в пределах Палестинских, наступившее благодаря завоеваниям Годфруа и властной деснице Бодуэна, позволяло множеству паломников безо всякой боязни отправляться ко Гробу Господню. Откуда только ни собралось здесь христиан - из Византии, из Европы, из Вавилона, из Сирии, из Египта, из Армении, было и несколько русичей из Новгорода и Киева. Навстречу нам вышел игумен обители Святого Саввы в сопровождении игумена Даниила Черниговского и монахов. Все они поклонились королю Иерусалимскому и примкнули к нему. И вновь Бодуэн оказал честь Даниилу русскому, поставив его по одну сторону от себя, а игумена монастыря Святого Саввы - по другую. На площади перед западными дверями вышла заминка, поскольку невозможно было пройти через толпу. Тогда я, Цоттиг, Роже де Мондидье и Хольтердипольтер силою открыли путь сквозь скопление народа, и идущие следом за нами младшие чины тамплиеров создали оцепление, дабы получилась как бы улица, по которой монахи, священство и король Иерусалимский могли теперь проследовать в храм. Подойдя к Кувуклии145, Бодуэн занял свое королевское место на построенном несколько лет назад помосте, а игумен Даниил, игумен обители Святого Саввы, Дагоберт и епископы были при нем.

Пробило восемь часов утра, началась Вечерня. Основная часть духовенства собралась в Великом Алтаре. Время от времени епископ с дьяконом подходили к Кувуклии и заглядывали туда, не возгорелся ли еще Святой Огонь. Там, на Гробе и вокруг него, было разложено много соломы и тряпиц всяких для возжигания Святого Огня, и, стоя подле самой Кувуклии, я слышал за спиной у себя, как двое моих тамплиеров, Цоттиг и Хольтердипольтер с недоверием отзывались об этих горючих материалах, высказывая предположение, что, якобы, существует некая смесь, которая через некоторое время после того, как ее производят, самовозгорается, и если той смесью полить солому и оставить так на несколько часов, то в конце-концов солома сама собой вспыхнет, как бы безо всякой причины.

С тоскою подумал я, слушая речи моих тамплиеров, что сколько лет еще суждено прожить человечеству и сколько раз, еще ежегодно будет зажигаться на Гробе Господнем Святой Огонь, а все равно будут находиться недоверчивые люди, подозревающие в этом торжественном явлении действие какого-то там самовозгорающегося состава. Между тем, уже прочитаны были паремьи146 и все собравшиеся в храме и на улице стали со слезами на глазах петь "Кирие елейсон147", как вдруг над головами у всех образовалась туча, из которой посыпались капли дождя, раздался гром и язык пламени выскочил невесть откуда, нырнул в Кувуклию и там вспыхнул свет. Тотчас туча и дождь исчезли, а священники ринулись в пещеру Гроба и стали подавать оттуда пучки горящей соломы и пылающие тряпицы. Вновь явилось это чудо, и я со счастливыми рыданьями, которые мне приходилось с трудом сдерживать, передавал из рук в руки солому и тряпицы с ярким алым пламенем. Прежде чем передать очередную охапку огня, я зарывался лицом в благодатные языки этого пламени, не получая никаких ожогов, а лишь испытывая неземное чувство душевного младенчества, очищения от всех наростов и шрамов прожитой жизни, от душевных морщин и изъянов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});