Клетка для мятежника - Кейт Якоби

Арли, сосредоточившись на все еще воспаленной ране, рассеянно ответил:

— Это было в день, когда я повстречал твою мать. Они с Робертом спасли мне жизнь. Даже дважды. Во второй раз им помогал Мика. Мне повезло в тот день.

— Повезло? Твою жизнь пришлось спасать дважды в один день, а ты говоришь «повезло»?

— Разве было бы лучше, если бы никто не пришел мне на помощь, а? — Арли улыбнулся Эндрю, и мальчик улыбнулся в ответ.

— Так как это случилось?

— Мы с Мартой возвращались в Анклав и проходили через деревню, в которой несколько ребятишек заболели. Я приготовил лекарство и дал им, но в это время Гильдия как раз захватила в свои руки лечебницы и богадельни, так что...

— В 1354 году?

— Верно. Любой, кто занимался лечением людей, если это не был гильдиец, считался нарушившим закон. Меня арестовали. Гильдийцы привязали меня к триуму на окраине деревни и отрубили левую руку в качестве наказания. Я истек бы кровью, если бы Дженн не отвлекла стражников, а Роберт в это время не освободил.

— И с тех пор прошло... шестнадцать лет?

— Точно. — Арли кончил перевязывать рану и стал убирать мази и бинты.

— И ты... ты не огорчен?

— Огорчен чем?

Эндрю дождался, пока целитель повернется к нему лицом, и выпалил:

— Ты не огорчен тем, что Роберт не спас тебя до того, как гильдиец отрубил тебе руку?

Брови Арли поползли вверх. Он прислонился к столу и сложил руки на груди.

— Не знаю. Я никогда об этом не задумывался. Пожалуй, мог бы огорчиться...

— Думаю, что я бы огорчился, — с уверенностью сказал Эндрю.

— А может быть, — задумчиво протянул Арли, — ты стал бы винить себя в том, что позволил ситуации так сложиться.

— Я... — Эндрю не смог найти правильных слов, но одну ошибку в своих рассуждениях обнаружил; как оказалось, он понимал больше, чем считал. — Как раны у мамы?

Арли не удивился резкой перемене темы разговора.

— Ей теперь гораздо лучше: Ключ рядом. Раны у нее чистые и хорошо заживают. Дженн очень рисковала, но я уверен: она скоро полностью поправится.

Очень рисковала, защищая его... Как делала всегда, несмотря на опасность для собственной жизни... Как делали Белла и Лоренс, зная, что рано или поздно он станет мишенью... Неужели он дожил до четырнадцати лет, не видя вокруг себя таких важных вещей?

— Спасибо, что перевязал меня. — Эндрю медленно двинулся к двери.

— Рад помочь, — улыбнулся Арли, но Эндрю не смог улыбнуться в ответ.

Выйдя в коридор, он обнаружил, что там его дожидается Хелен. Ее улыбки оказалось достаточно, чтобы все печальные мысли разлетелись.

К тому же Эндрю хотелось хоть ненадолго забыть...

— Пойдем, — прошептала Хелен. — Я расскажу тебе про Лиама, если хочешь.

— Да, — ответил Эндрю, — только немного погодя. А сейчас не могли бы мы где-нибудь посидеть?

Хелен усмехнулась.

— Я знаю как раз подходящее место.

Теперь ему снился не зимний мороз. Ему представилось дождливое лето, по западным равнинам по колено в грязи тащились запряженные быками телеги обоза армии, которую Роберт не мог узнать. Бросок к лесу, к удобному месту для битвы, был для воинов жизненно важен; однако местность эта была далеко от границы: война шла не с Майенной, войско сражалось с Врагом. Роберт должен был выйти на бой с Врагом, должен был на этот раз победить, сделать так, чтобы Враг не мог больше расстраивать его планы, мешать ему осуществить задуманное.

Однако дожди лили такие сильные, что разлившаяся река смыла мост — та самая река, течение которой унесло Вогна... Еще один мост, дальше к югу, дал бы возможность найти укрытие в лесу; там можно было бы дать отдых животным и людям перед битвой с Врагом. Если не удастся собраться с силами, они все погибнут, да, все... погибнут...

Роберт сел в постели; глаза его были широко раскрыты, он задыхался, лихорадочно искал в темноте хоть лучик света.

О боги! Что за сон! Как могло... сон был не его!

Роберт поднялся, налил себе вина и осушил кружку так поспешно, что грудь заболела. Свечей зажигать он не стал. Даже теперь он не мог заставить себя признаться в том, что боится темноты.

Кроме того, его пугала не эта темнота.

Как могло ему присниться чье-то воспоминание?

Воспоминание Нэша...

Только воспоминание ли? Может быть, разум Роберта снова сыграл с ним злую шутку, поставив на место Нэша, заставив видеть все его глазами? Обычным сном такое никак нельзя было назвать...

Роберт лег, натянул на голову одеяло, намеренно окружив себя непроглядной тьмой, и, закрыв глаза, принялся делать дыхательные упражнения, которые всегда помогали ему заснуть, даже после кошмара.

В сон он погрузился немедленно; сон был иным — обычным для Роберта. Он стоял на мокрой от крови земле поля битвы. Меч готов был выскользнуть из его бессильных пальцев, глубокие раны кровоточили, жизнь его еле теплилась... А Нэш, хоть и изувеченный, возвышался над ним, уверенный в победе.

Почему Нэш так уверен, что победит, а Роберт проиграет? Неужели уверенность Роберта, что он сможет убить Ангела Тьмы Словом, была просто глупостью?

Но если не Словом Уничтожения, то как? О боги, как, во имя всего святого, сможет он уничтожить это торжествующее зло? Как сможет искоренить скверну, прежде чем она захлестнет и поглотит его?

Колдовское зрение сказало Роберту, что Союзница бесшумно приближается сзади, готовая предать, готовая встать между ними, как сделала в прошлом, как сделает и сейчас...

Но сделает ли? Предаст ли она его снова?

И во сне Дженн собрала всю свою силу и нанесла ему удар, расколов под его ногами землю, заставив сам воздух наполниться печалью.

Роберт бросил последний взгляд на небо, на проливающие дождь тучи. Теперь он знал, что ему следовало сделать, и понял, что такое настоящее сожаление.

Оно было так похоже...

Оно было в точности похоже на гнев.

На гнев, которого он себе не мог позволить.

Он вдруг снова оказался на ногах, глядя в лицо Дженн, ожидая ее предательства... и тут, задохнувшись, чувствуя, как страх побеждает мужество, открыл рот и...

И произнес Слово Уничтожения. Ослепительный свет охватил Союзницу у Роберта на глазах, мгновенно обратил в пепел, опалил землю, оставив ее безжизненной.

— Нет! — Роберт подскочил на постели, потом поднялся на ноги. Сердце его колотилось, он ничего не видел и не слышал, тошнота согнула его пополам. Нет, нет, нет. Никогда.

Однако он сделал это. Во сне сделал. Восемь лет снится ему един и тот же сон, и впервые...

Шатаясь, Роберт добрался до умывальника, и его вырвало. Роберт натянул сапоги и куртку, сунул за пазуху Калике. Действовать — вот что ему необходимо. Только он все еще не мог свободно дышать, не мог видеть, чувствовать, слышать...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});