Реликт - Василий Головачёв

весь научный потенциал Земли, все крупнейшие институты, так что каждый день приносит маленькие, но открытия. История еще не знала прецедента такого мозгового штурма, что само по себе уже залог успеха.

– Не торопитесь с успехом. – Железовский мельком посмотрел на Ратибора. – Вы двое отвечаете за координацию: один – научных усилий, второй – сил безопасности, чувствуете лежащую на вас ответственность? Цена слишком велика, чтобы позволить себе допускать ошибки, даже в самом малом.

– Извините, но я не понимаю словосочетания «чувствовать ответственность», – вставил Губерт, тряхнув волосами. – Можно ли использовать эти слова обобщенно? Если бы вы назвали конкретную ситуацию…

– Остынь, Джефф, – с неожиданной жесткостью перебил его Савич, – мы не на коллоквиуме по лингвистике.

– А что я такого сказал? – отступил молодой ксенофизик, зная, очевидно, нрав коллеги; подмигнул Ратибору. – Вы, наверное, еще не знаете о гипотезах «тоннельного просачивания» и «струйного пробоя»?

– Кто автор?

– Первый – кто-то из физиков Европейского объединения, кажется, Валдманис, а второй… – Губерт слегка смутился. – Я.

– Сформулируйте.

– Первая гипотеза, наверное, понятна без пояснений: Конструктор или кто-то еще «просачивается» в нашу Вселенную через потенциальный барьер, разделяющий вселенные. Вторая заключается в том, что никакого Конструктора нет. То есть он был, но в момент прорыва из иной вселенной в нашу взорвался, и канал Большого Выстрела в таком случае – язык пламени или струя от взрыва, пробившая барьер. Вполне возможно, «осколок» самого Конструктора венчает БВ, но это всего лишь фрагмент.

– Интересно, – серьезно сказал Железовский.

– Но доказать это невозможно, – развел руками Савич. – Хотя гипотеза и имеет право на существование, принимать ее всерьез, не имея возможности проверить экспериментально, по крайней мере легкомысленно. Я вас понял, Аристарх.

– Идем, – буркнул Железовский.

В лифте он повернулся к Ратибору лицом:

– Твое мнение?

– Гипотеза интересна…

– Я не об этом. Гипотеза несостоятельна уже по той причине, что в дело вмешались экзосенсы и чужане, а они лучше знают – «осколок» Конструктора вторгся в наши пределы или сам пресапиенс. Я о Савиче. Сможет он заменить Вакулу?

– Не знаю.

Железовский качнул головой и вдруг поглядел на подчиненного хмуро и неприязненно. – Умник сообщил, что ты шел по следам розыскников вакулинского дела. Нечем заняться?

– Я хотел бы сам участвовать в расследовании.

– Ага. – В тоне Железовского прозвучали нотки участия. – Скучно стало? Сил много, а работа стандартно однообразна, так?

Ратибор нехотя кивнул, предчувствуя недоброе.

– А коли так, делай официальное заявление и ступай в аварийщики-спасатели – возьмут. – Нотки участия в голосе «роденовского мыслителя» были таким же обманом, как и его видимая медлительность. – Тебе разве не известно, что самостоятельные действия для опера любой тревоги недопустимы? Если с тобой что-нибудь случится, кто ответит за срыв операции?

– А разве это не ваши сторожа ходят за мной по пятам? – не удержался Ратибор. – Контролируют, один я вошел в туалет или нет.

Железовский ощупал лицо Берестова прозрачно-серыми цепкими глазами.

– Туалет они не контролируют. Молодец, если заметил. Но опер такого масштаба всегда должен быть подстрахован. Это обычный «ланспасад», разве что с учетом профессионализма ведомого.

– И все же ни одна из конструкций не запрещает мне действовать в иных обстоятельствах самостоятельно, лично.

Улитка лифта развернула веером прозрачные створки и выбросила пассажиров у входа в зал метро. Железовский вышел первым, оглянулся через плечо:

– Делом Вакулы занимается сектор Юнусова, и нам там делать нечего. Профессионалов и у них хватает. Для сведения: обойма Моргансона проверила все записанные переговоры Вакулы с абонентами, последний звонок был из Нью-Потомака.

«Общество по спасению», сразу смекнул Ратибор.

– Возможно. Парни из американского филиала еще работают, но след ушел туда. Не вздумай сунуться в Нью-Потомак. К вечеру розыскники посчитают «дерево событий» по связям Вакулы, подойдешь – помаракуем вместе, через Умника. Ты хорошо изучил список имен, что я тебе дал?

– Изучил.

– Все пятнадцать? Учти, эти ребята не только профессиональные космоисследователи и оперативники, это экзосенсы. Непременно выясни все их слабые и сильные стороны, особенно сильные, которые в утробе сверхоборотня могли быть гипертрофированы и усилены в еще большей степени. Короче, эти люди опасны. Розыск их ведется. Умник доложит, если что.

– Значит, Вакулу убили они, – угрюмо сказал Ратибор.

– Возможно. Тебе сообщат. Занимайся своим делом, опер, не отвлекайся по мелочам. Кстати, кроме Лабовица, тебе никто больше не предлагал бросить дело?

– Нет, – сказал Ратибор твердо.

– Бывай. – Железовский кивнул, втянул голову в плечи и зашагал в зал.

Безопасник проводил его взглядом и не сразу ответил Умнику, бубнившему в ухе: «Информация оперу-прима – на омеге Гиппарха пропал без вести спейсер «Афанеор»…

Подробности о событиях на бывшей звезде стали известны Ратибору спустя два часа после первого сообщения. Железовский послал к Гиппарху дежурный спейсер «Юрта ворона», и командир десанта Пол Макграт сумел за короткое время выяснить основные моменты происшествия.

«Афанеор», спейсер погранслужбы первого класса, доставил к омеге Гиппарха три научные экспедиции – триста с лишним человек, сбросил десантные станции, отправил людей (с первым десантом ходил еще Ратибор) и остался на орбите в качестве базового «гиппо» – реперной базы исследователей, поддерживая канал связи с Землей. На его борту постоянно дежурила одна из смен пограничников, а также отдыхали свободные от вахт операторы безопасности – всего двадцать три человека вместе с экипажем. «Вечером» по собственному времени спейсера четырнадцатого августа инк корабля поймал слабый сигнал SOS из глубин «губчатого» слоя остывшей звезды, а командир спейсера Антон Иванов – второй сигнал SOS из другого района звезды. Вниз ушла команда безопасников, на борту остался экипаж спейсера – три человека. А когда десантный когг