Отец Иакинф - В. Н. Кривцов

— Это очень любопытно, не правда ли, барон? — обратился Гумбольдт к Шиллингу. — По-видимому, у китайцев, подобно грекам, история и география долгое время оставались тесно связанными?

— Именно так, — подтвердил Иакинф. — На протяжении по крайней мере двух тысячелетий китайцы стремились отмечать все сколько-нибудь примечательные факты и гражданской и натуральной истории, наблюдали природу в ее стихийных силах и произведениях, описывали все, что заслуживало внимания — и неровности поверхности, и землетрясения, и падения аэролитов, и движения комет по небу. А изобретение китайцами еще за целое тысячелетие до Рождества Христова магнитного компаса и особливо прибора для исчисления пройденного расстояния сообщает их географическим описаниям куда большую точность по сравнению с подобными же описаниями греческих или арабских авторов.

— Неужели китайцы изобрели компас за тысячу лет до нашего летосчисления? — спросил Шиллинг недоверчиво.

— Пожалуй, даже и того раньше, — сказал Иакинф. — Во всяком случае, помянутый мной Сыма Цянь рассказывает, что император Чэн-ван за тысячу сто десять лет до Рождества Христова подарил послам из Тонкина и Кохинхины, опасавшимся, что им не найти обратной дороги в свое отечество, пять магнитных колесниц.

— Что же это за магнитные колесницы?

— На каждой такой колеснице устанавливалась фигурка, одетая в платье из перьев. Куда бы экипаж ни повернул, она указывала на юг свободно двигающейся рукой. Так что сбиться с пути было невозможно. Сии колесницы, по словам Сыма Цяня, были снабжены и одометром. Когда колесница проезжала один ли, деревянная фигурка ударяла в барабан, когда же повозка проезжала десять ли, фигурка била в колокол. Может быть, именно благодаря сим инструментам описания путешествий, предпринимавшихся китайцами в страны Юга и Запада, отличаются такой точностью.

— Да, по всему судя, китайцы — народ очень сметливый, — заметил Шиллинг.

— И у них какая-то врожденная склонность все отмечать, измерять и записывать, — прибавил Гумбольдт. — По-видимому, все это соответствует характеру этого народа.

— Дело не только в этом, — сказал Иакинф. — В такой огромной империи, как Китайская, подробные описания отвечали потребностям самого управления страной, до мелочности педантического. Ежели говорить о близких нам временах, такие описания особливо подробны и детальны в известном географическом своде "Дай-Цин И-тхун-чжи", или "Всеобщее землеописание Дай-Цинской империи". Сие сочинение для вашей работы, барон, могло бы дать особенно много ценного материала. Вы сказали, что знакомы с господином Клапротом. Вот ежели бы он, вместо того чтобы создавать вздорные исторические системы, основанные на одних предположениях и произвольных догадках, употребил бы свое время полезнейшим образом на переводы сих исторических и географических описаний китайских — это был бы настоящий подарок науке и европейскому просвещению! А ведь даже для тех стран, куда китайцы не сумели проникнуть как завоеватели и распространить на них свою хитрую захватную политику, — я имею в виду Северную Индию и области, ограниченные вершинами Алтая и Куэнь-луня, — в Китае есть очень любопытные описания путешествий буддийских пилигримов.

— Ну что ж, должен поблагодарить вас, отец Иакинф, за добрые советы, — сказал Гумбольдт.- — Непременно попрошу и Клапрота, и Жульена сделать для меня переводы из этих сочинений. Думаю, что это не очень их обременит, особенно Станислава Жульена. Он читает и изъясняет китайские тексты разных стилей и разных времен с необычайной легкостью.

За столом сидели трое немолодых уже людей, таких разных, столь непохожих один на другого, но все трое, забыв о напитках и яствах, даже Шиллинг, который, казалось, никогда не забывал воздать им должное, с юношеским жаром отдавались дружеской беседе. О чем только не заходила у них речь! И, конечно же, подлинным центром этого маленького кружка был Гумбольдт. Он с равною свободой и с равным знанием предмета говорил и о таинствах подводных глубин, и о загадках звездных миров, и о любопытнейших достопримечательностях русского Алтая, который он только что посетил, и о последних новостях парижских салонов, и об окончательной победе романтизма над классицизмом в нынешней французской литературе, и о новейших достижениях современной физики, что особенно занимало Павла Львовича.

Из столовой они скоро перешли в рабочий кабинет Шиллинга, или в китайскую комнату, как называли его друзья барона. Стены комнаты были увешаны китайскими свитками, на шкафах — вереница китайских и монгольских божков, вырезанных из дерева или отлитых из бронзы. Но под древними восточными изваяниями стояли вполне современные европейские приборы.

На одной из полок под стеклянными колпаками разместились аппараты изобретенного Шиллингом электромагнитного телеграфа. С живейшим интересом Гумбольдт стал расспрашивать о его устройстве. И опять же Иакинфа удивляла Гумбольдтова осведомленность о таких далеких, казалось, от него областях, как физика и электротехника. Оказывается, Гумбольдт был хорошо знаком с опытами и своего соотечественника Земмеринга, и француза Ампера, и англичанина Рональдса, и датчанина Эрстеда. Он на ходу ловил объяснения Шиллинга, задавал ему всё новые вопросы, которые были непонятны Иакинфу, но зато доставляли истинное удовольствие Шиллингу. Того радовало, что Гумбольдт понимал его с полуслова. А Гумбольдт, со своей стороны, был в восхищении от остроумного изобретения Шиллинга.

— Это же совершенно новый, принципиально новый образ электромагнитного телеграфа! И, как все гениальное, так просто, — говорил Гумбольдт, рассматривая аппарат Шиллинга. — Ничего похожего на громоздкий и практически не применимый гальванический телеграф Рональдса. Поздравляю вас, барон. Надеюсь, уже очень скоро с помощью вашего аппарата можно будет передавать любое сообщение на неопределенное расстояние и о быстротой мысли!

— Вполне разделяю ваши надежды, барон. В основе-то своей мой телеграф готов и недавно испытан под Петербургом, на Красносельском полигоне. Изобрел я и особливый телеграфный код, с помощью которого можно будет вести передачи. Теперь нужно решить теоретически-то ясный, но технически довольно сложный вопрос прокладки телеграфной линии на большие расстояния. Нуждается в усовершенствовании и мой будильник — электромагнитный вызывной прибор. Если я не успею закончить эти работы до отъезда, продолжу их в Сибири. Но как бы то ни было, надеюсь, что через год-другой, но всяком случае через несколько лет, мы сможем переговариваться друг с другом — я из Петербурга, а вы из Берлина или Парижа — с помощью телеграфных депеш.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});