Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе - Лев Рэмович Вершинин

Найденова, срочный съезд Лиги заявил о верности монарху.

Спустя месяц внезапно (по мнению медиков, чего-то не того поев) умер Виктор Найденов, а Дамян Велчев, получив повестку к следователю, дабы поговорить о его связях с сербами, сбежал в Белград — и это вовсе выбило Лигу из колеи. Правда, очередной начштаба, Владимир Заимов, еще искал контакты с недовольными «партийцами» — в первую очередь, «оранжевыми», жутко обиженными, что остались в кювете, — но не нашел. Все боялись.

Между тем из рядов летели в запас самые лютые активисты Лиги, как «левые», так и «умеренные». В фавор вошли явные монархисты, и в начале осени радикалы, во главе с генералом Данчевым, возглавлявшим «левое» крыло в отсутствие Дамяна, пришли к выводу, что пора повторять 19 мая, но уже без прежних ошибок, с реальными расстрелами.

Однако в конце сентября, когда всё было уже почти готово, Христо Данчев (опять же, по мнению врачей, поев чего-то не того) скоропостижно скончался, а поскольку авторитета майоров на переворот не хватало, срочно вызвали Дамяна. Но... Утром 1 октября, перейдя границу, Велчев попался. В тот же день, сразу после введения военного положения, начались аресты с допросами. И выяснилось, что очень многие подозрения вовсе не высосаны из пальца.

Как считают болгарские исследователи, именно в это время в полную силу засияла звезда Николы Гешева, о котором мы уже вскользь упоминали. Будучи обычным инспектором Управления «А» — политической контрразведки, он, получив задание просто присмотреть за Лигой, по собственной инициативе развернул такую интенсивную работу, что в итоге правительство знало всё о каждом вздохе каждого «лигиста», в связи с чем задуманный «левый переворот» был обречен с самого начала.

Этот успех вынес инспектора на высоты — на пост заместителя начальника, а вскоре и начальника Управления, где ему со временем предстояло стать мифом XX века, — но это потом... А пока Лига была совершенно деморализована, и не только арестами, но и прояснявшимися деталями. К тому же из армии вылетели не только все хотя бы в какой-то степени причастные к перевороту или связанные с Дамяном, но и просто «чересчур политизированные», типа Владимира Заимова, и военные фактически перестали быть реальной силой.

23 ноября Андрей Тошев с видимым облегчением подал в отставку, и царь, уже ни с кем не советуясь, поручил формировать «переходное правительство специалистов» Георгию Кьосеиванову, опытному дипломату и царедворцу, заявившему, что будет за всё хорошее против всего плохого во имя «объединения всех здоровых национальных сил», но насчет Конституции (хоть Тырновской, хоть какой-то новой) не помянувшему ни словом.

Георгий Кьосеиванов и царь Борис

Военным министром, по личной просьбе Его Величества, — как «идеальный офицер, чуждый склок» — стал генерал Христо Луков, национальный герой, монархист и «водач» «Легионов», к истеричной Лиге, одним из основателей которой был он сам, относившийся с презрением. А в ноябре начался «процесс двадцати семи», в ходе которого, как ни старались адвокаты, вскрылось, в частности, что события 19 мая случились «под давлением иностранных государств — прежде всего Франции и Югославии» и не без участия «тихих англичан». Об этом, естественно, вслух не говорили, но кое-что в СМИ сливали. В частности — сведения о контактах «оранжевых» с Драже Михайловичем (тем самым, но тогда еще мало кому известным военным атташе) насчет включения Болгарии в Югославию. А также (как доказал Костадин Бонев) — о планах устранения царской семьи по схеме белградского Майского переворота 1903 года, чтобы Карагеоргиевич принял выморочное наследство без осложнений.

По итогам уже в феврале 1936-го семерых из двадцати семи оправдали, остальных признали виновными. Дамян и некий майор получили «вышку», но по традиции царь заменил расстрел пожизненным, заодно помиловав с заменой расстрела каторгой и двух экс-министров, полковников Крума Колева и Радослава Календерова, тоже готовивших путч, но без завязок на зарубежье, а просто чтобы вернуться на мостик.

Так что когда 3 марта военный министр издал циркуляр о полном запрете офицерам участвовать в политике, то есть об окончательном уничтожении Лиги, никто даже не пискнул. И вот теперь-то на авансцену в скромном офицерском мундире слегка шаркающей кавалерийской походкой вышел истинный хозяин страны — Его Величество Борис III Саксен-Кобург-Готский, царь болгар, а вместе с ним — то, что в определенной среде исследователей принято называть монархо-фашизмом...

ГАРАНТ СТАБИЛЬНОСТИ

И опять. И снова. «Монархо-фашистская диктатура». А почему? Вернее, с «монархо» всё в порядке. Был царь, абсолютно законный, действовавший в рамках конституционных полномочий, ни к каким путчам не причастный (сам, можно сказать, претерпел), а что старался набрать влияния — так ведь любой законный глава государства к максимуму влияния стремится, и пока не нарушает закон, никто ему лыко в строку не поставит. А что по взглядам не «левак», так ведь царю и не положено.

Зато опять проблема с «фашизмом». Снова не получается. Фашисты-то были, спору нет: то же цанковское НСД ничуть не скрывало ни «итальянских» истоков, ни симпатий к Рейху (правда, без загибов по «еврейскому вопросу»).

Но фашисты были и во Франции, и в Англии, где никакого монархо-фашизма не случилось, — да и к власти НСД, как и все прочие партии фашистского толка, никакого отношения не имело. А если кого-то из людей «черного профессора» и приглашали порулить, то с условием сложить партбилет и работать не на идею, а на государство.

Были в Болгарии, к слову сказать, и классические наци. Например, «Легионы», убедившись, что гранты Берлина круче, чем римские, взяли на вооружение идеи фюрера и начали выпускать литературу по «расовому» вопросу, — однако так уныло и без огонька, что германским спонсорам пришлось потратиться на создание альтернативного «боевого отряда нации» — «Ратников», и уж они-то, пройдя курсы политпросвета в Рейхе, не подвели. Да только ни «легионеры», ни «ратники» никакого особого влияния в обществе не имели, о чем более чем внятно говорили и тиражи их газет, и неубедительно малочисленные шествия, и почти полная пассивность в смысле реальных действий. Были драки на улицах, была однажды (!) попытка устроить погром еврейских магазинов, но и всё. А так... Ни массовой «ультраправой» партии у власти, ни «ультраправого» правительства, ни обязательной идеологии, ни харизматического вождя. К тому же на тот момент почти вся Восточная Европа, включая Балтию, была еще авторитарнее, но ни в Парижах, ни в Лондонах, ни в иных «демократиях» почти никого из авторитариев, вплоть до д-ра Салазара и генерала Метаксаса, фашистами не обзывают.

Впрочем, ладно. Речь о Борисе.