История и повествование - Геннадий Обатнин

Публикуемый автограф представляет собой черновик с обильной авторской правкой на разрозненных листах разного формата, заключенных в обложку из сложенного вдвое листа писчей бумаги формата А4, на которой синим карандашом выведено название: О Плагиате (в оригинале оно подчеркнуто). Записи сделаны по большей части простым карандашом либо чернилами черного цвета. Черновой характер рукописи побудил меня частично привести в квадратных скобках зачеркнутые Волошиным слова и выражения в тех случаях, когда они придают тексту дополнительные смысловые оттенки. Если чтение того или иного слова является предположительным, после него в круглых скобках ставится вопросительный знак. Волошинские черновые автографы отличаются большим количеством описок, грамматических ошибок, а также произвольной расстановкой или пропуском знаков препинания, которые исправляются в соответствии с современными языковыми нормами без специальных оговорок. Очевидные лакуны в тексте восстанавливаются в угловых скобках. Иногда фраза внезапно обрывается. Такие места специально оговариваются в круглых скобках. Слова, выделенные курсивом, подчеркнуты Волошиным. Ему же принадлежат разделительные линейки. Так как рукопись состоит из десяти несброшюрованных листов и лишь в одном случае (Л. 8–9) Волошин сам нумерует отрывки, указывая на их последовательность, вопрос о композиции статьи остается открытым. Я руководствовалась той нумерацией, которая, вероятно, принадлежит обрабатывавшему этот текст сотруднику архива, тем более что в целом она отвечает логике повествования. Только один лист (4. — 4 об.), очевидно, был случайно перевернут и потому пронумерован неправильно. Моя уверенность в этом подкрепляется и чтением В. П. Купченко. Пользуясь случаем, хочу выразить признательность вдове ученого Р. П. Хрулевой, которая предоставила в мое распоряжение материалы из его личного архива. Благодарю Н. Ю. Меньшенину, П. Р. Заборова, А. В. Лаврова и Г. В. Обатнина за помощь при чтении и комментировании волошинского текста.

521

Подразумевается известный факт биографии французского писателя Огюста Вилье де Лиль-Адана (1838–1889), творчеством которого Волошин восхищался на протяжении всей своей жизни, считая его одним из величайших гениев. Осенью 1909 года, в период работы над статьей о плагиате, он как раз завершил перевод трагедии Вилье де Лиль-Адана «Аксель» и статью о нем, вошедшую затем в книгу «Лики творчества» под названием «Апофеоз мечты (Трагедия Вилье де Лиль-Адана „Аксель“ и трагедия его собственной жизни)» (подробнее об этом см.: Волошин М. Лики творчества. Л., 1988. С. 601, 604; примеч. А. М. Березкина). В этой статье Волошин, в частности, отмечал, что «музыкальные импровизации Вилье, никогда не записанные, производили на современников громадное впечатление» (Там же. С. 11), и цитировал некролог А. Франса «Вилье де Лиль-Адан», помещенный в газете «Le Temps» 25 августа 1889 года: «По этим подлым столам кофеен, пропитанным запахом табака и пива, он (Вилье. — И.Д.) расточал потоки пурпура и золота» (Там же. С. 27). На уникальные импровизаторские способности Лиль-Адана неизменно указывали и другие современники, например Реми де Гурмон: «…он (Вилье. — И.Д.) любил мыслить вслух. Грезы, рассказанные по мере того, как они возникали, получали внешнюю жизнь, более длительную и более ощутительную. Что до состава аудитории, он не очень об нем заботился, только бы были слушатели» (Гурмон Р. де. Страницы из записной книжки о Вилье де Лиль-Адане // Весы. 1906. № 6. С. 48). О том же пишут и нынешние исследователи его творчества. Ср., например: «Литературный и музыкальный талант Вилье внешне проявлялся в блестящих импровизациях, в основе которых часто лежал завершенный текст, однако дополнявшийся пространными вставками и мимической инсценировкой» (Балашов Н. И. Творчество Вилье де Лиль-Адана в перспективе развития общедемократических направлений французской литературы XX века // Вилье де Лиль-Адан О. Жестокие рассказы. М., 1975. С. 176; в этом издании на с. 149–166 впервые опубликован фрагмент волошинского перевода «Акселя» — первая часть трагедии в сокращенном виде; полный текст этого перевода, подготовленный П. Р. Заборовым, см.: Максимилиан Волошин. Из литературного наследия. СПб., 2003. Вып. 3. С. 3–108).

522

Инцидент между И. А. Гончаровым и И. С. Тургеневым состоял в следующем. Вернувшись в 1855 году из кругосветного плавания на фрегате «Паллада» в Петербург, Гончаров настолько сблизился с Тургеневым, что обменивался с ним как неопубликованными произведениями, так и планами едва задуманных. В частности, не позже 1857 года он сообщил Тургеневу программу будущего романа «Обрыв», а тот в 1858 году прочел ему «Дворянское гнездо» и пересказал содержание романа «Накануне». Гончаров сразу же указал Тургеневу на смутившее его сюжетное сходство «Дворянского гнезда» и «Обрыва», с чем тот якобы согласился и даже исключил из текста один эпизод. Это успокоило Гончарова, однако когда тургеневский роман вышел в свет, он вновь высказал свои претензии. Весной 1859 года писатели обменялись посланиями, после чего конфликт временно угас. В марте 1860 года, обнаружив следы плагиата и в только что вышедшем романе «Накануне», Гончаров опять написал Тургеневу, который на этот раз потребовал третейского суда. Разбирательство происходило в квартире Гончарова 29 марта 1860 года. Арбитрами в споре выступили равно доброжелательные к обеим сторонам С. С. Дудышкин, А. В. Дружинин и П. В. Анненков. Эксперты пришли к заключению, что «произведения Тургенева и Гончарова, как возникшие на одной и той же русской почве — должны были тем самым иметь несколько схожих положений, случайно совпадать в некоторых мыслях и выражениях, что оправдывает и извиняет обе стороны» (цит. по: Анненков П. Шесть лет переписки с И. С. Тургеневым. 1856–1862 // Вестник Европы. 1885. № 3. С. 40). Этот вердикт удовлетворил Гончарова. Напротив, Тургенев решил прекратить с ним какие-либо отношения. В 1864 году на похоронах А. В. Дружинина они все же были восстановлены, но впредь никогда не носили столь же дружеский характер. Волошин не случайно упоминает именно этот эпизод полувековой давности. В 1909 году он вновь попал на страницы русской прессы. М. Суперанский поместил в декабрьском (12-м) номере «Вестника Европы» за 1908 год обширную статью «Ив. Ал. Гончаров и новые материалы для его биографии», в которой подробно изложил историю давнего конфликта и в заключение опубликовал подразумеваемое Волошиным «старое письмо» Тургенева Гончарову от 14 марта 1864 года с выражением радости по поводу возобновления дружеских отношений после окончания возникшего между ними недоразумения (с. 455–460). 28 января 1909 года, то есть в тот самый момент, когда Волошин приехал в Петербург из Берлина, в «Биржевых ведомостях» появился пересказ этого эпизода со ссылкой на статью Суперанского. Характерно, что автор заметки, скрывшийся за псевдонимом Обозреватель, которым около этого времени пользовались сразу несколько журналистов, преподнес утверждение Тургенева, будто Гончаров просто-напросто завидует успеху его романов, как бесспорный факт: «Оказывается, крупные личные столкновения возникали не только между второстепенными писателями, у которых чувство зависти к успеху другого представляется более или менее понятным, но и между первоклассными корифеями нашей литературы» (Обозреватель. Третейский суд между Гончаровым и Тургеневым // Биржевые ведомости. 1909. 28 янв. (10 фев.). № 10930. С. 2). Подобного рода низменные мотивации газетчики, как правило, усматривали и в поведении обвиняемых ими в плагиате модернистов, в том числе и Ремизова. Наконец, в том же 1909 году в Петербурге вышли в свет отдельным изданием «Литературные воспоминания» П. В. Анненкова с описанием конфликта между Гончаровым и Тургеневым, которые, скорее всего, также попали в поле зрения Волошина.

523

Волошин ошибается. Уже 20 мая 1860 года, вскоре после третейского суда между Гончаровым и Тургеневым (см. об этом в примеч. 2 /В файле — примечание № 522 — прим. верст./), на первой странице сатирического журнала «Искра» (№ 19) было помещено стихотворение Д. Д. Минаева (под псевдонимом Обличительный Поэт) «Парнасский приговор», где имена участников конфликта не назывались, однако даже далекие от литературных кругов читатели без труда могли понять, о ком и о чем идет речь. М. Суперанский также отмечал в своей работе: «Возникшие между двумя знаменитыми писателями недоразумения и вызванный ими третейский суд породили много толков в литературной среде того времени. Некоторые из циркулировавших в обществе слухов попали со временем и в печать, причем в последней нашли себе место и совершенно неверные сообщения» (Вестник Европы. 1908. № 12. С. 458).

524