Зеленая жемчужина. Мэдук - Джек Холбрук Вэнс

роскоши, и каждый старался перещеголять предков богатством отделки новых интерьеров и пристроек королевского жилища.

Заполучив корону, Одри Второй принялся украшать и совершенствовать дворцовые сады. Он приказал устроить шесть фонтанов, испускавших по девятнадцать струй, окружив их бассейны дорожками и скамьями с мягкой обивкой. Придворных, идущих из дворца по центральной аллее, теперь встречали улыбками тридцать мраморных нимф и фавнов, а в самом конце аллеи виднелась круглая арочная беседка с куполом, где музыканты исполняли нежно трепещущие мелодии с рассвета до заката, а иногда и при лунном свете. Целое поле белых роз соседствовало с таким же пространством, пламенеющим красными розами; ряды лимонных деревьев, подстриженных в форме шаров, окаймляли прямоугольные газоны, где король Одри любил прогуливаться с фаворитами и фаворитками.

Но Фалу-Файль был знаменит не столько садами, сколько экстравагантной пышностью бесчисленных процессий и карнавалов. Всевозможные развлечения – балы-маскарады, празднества, зрелища – следовали одно за другим почти непрерывной чередой, и каждое казалось изобретательнее и расточительнее предыдущего. Галантные кавалеры и надменные красавицы толпились в залах и теснились на галереях в чудесных модных нарядах необыкновенной сложности; каждый внимательно оценивал других, в то же время пытаясь угадать, какое впечатление производит его тщательно продуманная внешность. Все стороны жизни здесь мелодраматически преувеличивались, каждое мгновение, преисполненное упоительной многозначительностью, становилось вязким и сладостным, как мед.

Только в Фалу-Файле умели так изысканно выражаться, только в Фалу-Файле демонстрировалось такое изящество манер. Воздух дрожал от бесчисленных разговоров вполголоса; за каждой дамой следовало дуновение аромата – жасмина, гвоздики с привкусом апельсина, сандалового дерева или розового масла. В полутемных салонах обнимались любовники – иные тайно, другие открыто. Почти ничто, однако, не оставалось незамеченным, и каждое происшествие, забавное, нелепое или жалкое – либо жалкое, нелепое и забавное одновременно – становилось пищей для сплетен.

Во дворце Фалу-Файль интрига была вопросом жизни и смерти. Под покровом блестящей парчи и сверкающих улыбок открывались темные глубины страстей и разбитых сердец, зависти и ненависти. В бледных лучах рассвета фехтовали дуэлянты, под безразличными взорами звезд совершались убийства, сплошь и рядом случались таинственные исчезновения, а когда поведение придворных становилось слишком неосмотрительным, они подвергались изгнанию по приказу короля.

В общем и в целом правление Одри отличалось мягкостью – хотя бы потому, что всеми судебными делами вместо короля занимался вдумчивый канцлер, сэр Намиас. Тем не менее, сидя на древнем троне Эвандиге с золотой короной на голове, облаченный в алую мантию, Одри казался воплощением благосклонного величия. Его внешность способствовала созданию впечатления царственности. Несмотря на то что Одри раздался в бедрах и нарастил животик, он был высок и выглядел импозантно в роскошном костюме. Блестящие черные колечки завитых волос обрамляли его бледные щеки, а пухлую верхнюю губу украшали безукоризненно напомаженные черные усы; карие глаза под выразительными черными бровями, большие и влажные, были слишком узко посажены по сторонам длинного презрительного носа.

Королева Дафнида, урожденная принцесса Уэльская, была на пару лет старше Одри и успела родить ему трех сыновей и трех дочерей, но в последнее время не вызывала у царственного супруга никакого влечения. Дафниду это обстоятельство не огорчало: постельные проказы Одри ее мало интересовали, а ее собственные запросы вполне удовлетворяли три рослых лакея. Одри, все еще недовольный таким положением дел, высокомерно хмурился, проходя по галерее мимо вышеупомянутых лакеев.

В хорошую погоду Одри часто предпочитал неторопливо завтракать в отгороженной исключительно для него части дворцового сада, посреди большого квадратного газона. Завтраки носили неофициальный характер, и компанию королю составляли лишь несколько особо приближенных подхалимов.

Незадолго до завершения одного из таких завтраков сенешаль короля Одри, сэр Трамадор, приблизился, чтобы объявить о прибытии Кларактуса, герцога Даотских Топей и Фер-Акилы, просившего предоставить ему аудиенцию в ближайшее время.

Одри выслушал сенешаля с гримасой раздражения – срочные дела почти никогда не бывали приятными; напротив, чаще всего они требовали многочасового обсуждения тягостных и, как правило, неразрешимых проблем.

Сэр Трамадор ожидал ответа с нежнейшей улыбкой на устах, наблюдая за тем, как его величество преодолевал себя, вынужденный сделать усилие. Наконец Одри с разочарованным стоном отодвинул блюдо и поиграл в воздухе белыми пальцами:

– Приведите Кларактуса – уж лучше принять его сразу, чтобы покончить с этим поскорее.

Сэр Трамадор удалился, слегка удивленный необычной деловитостью короля. Через пять минут он вернулся и вежливо пропустил перед собой герцога Кларактуса. Суровый повелитель Даотских Топей промаршировал по газону в пыльной и грязной одежде – он только что проделал немалый путь в седле – и поклонился королю:

– Государь, прошу меня извинить! Я пренебрег этикетом, чтобы отчитаться перед вами как можно скорее. Вчера я ночевал в Вервийской Гати и успел прибыть в Аваллон сегодня, поднявшись ни свет ни заря.

– Похвальное рвение! – заявил Одри. – Если бы каждый служил мне с таким прилежанием, мне было бы не на что пожаловаться. Значит, вы привезли, надо полагать, важные новости?

– Об этом, государь, можете судить только вы. Следует ли мне продолжать?

Одри указал на кресло:

– Садитесь, Кларактус! Насколько я понимаю, вы уже знакомы с сэром Гюнемером, сэром Арчемом и сэром Рудо?

Покосившись на трех придворных, Кларактус сухо кивнул:

– Я их заметил, когда приезжал в Фалу-Файль в прошлый раз; они изображали какой-то фарс, нарядившись арлекинами или клоунами – что-то в этом роде.

– Ничего такого не помню! – чопорно отозвался сэр Гюнемер.

– Не важно, – обронил Одри. – Какие новости вы привезли? Надеюсь, они исправят мне настроение.

Кларактус отозвался резким смешком:

– Если бы это было так, государь, я не останавливался бы на ночь. Новости неутешительны. В соответствии с вашими указаниями, я провел переговоры с королем Эйласом в Поэлитетце. Меня впустили в крепость. Я выразил вашу точку зрения, не уклонившись ни на йоту. Мне ответили вежливо, но не по существу дела. Король Эйлас не намерен уступать ни Поэлитетц, ни земли поверх Дальнего Данна. Он утверждает, что освободил их от ска силой оружия после того, как ска отвоевали их у даотского королевства. Он указал на то, что ска пользовались крепостью и территорией за эскарпом безнаказанно, не встречая никакого сопротивления со стороны ваших армий. Таким образом, заявляет король Эйлас, законное право собственности на эту крепость и на эти земли перешло к нему, как к королю Северной Ульфляндии.

Одри пронзительно выругался:

– Сарсиканте! А мои права уже ничего не значат? Он меня ни во что не ставит! Ни достоинство Даота, ни мощь даотских армий уже не вызывают никакого уважения?

– Не совсем так, государь! Я не хотел бы создавать ложное впечатление. Мне отвечали с уважением, не употребляя вызывающие выражения.