Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - Александр Федорович Смирнов

гласила, что общества и селения, у коих не было общих переделов со времени наделения их землею или же в продолжение 24 лет, предшествовавших изданию настоящего закона, признаются перешедшими к наследственно-участковому владению. Статья эта вызвала целый ряд возражений и указаний на то, что она закрепляет фактическое владение и что отсутствие переделов в течение 25 лет еще не означает фактического перехода к личной собственности. К статье был внесен целый ряд поправок, но они не были приняты. Жажда как можно скорее разрушить общину и насадить хуторское хозяйство привела к тому, что даже очень скромная поправка октябриста Гузя, выражавшая пожелание, чтобы на местах при применении указа 9 ноября со стороны подлежащих учреждений не было никаких понуждений как к выходу из общины, так и к расселению на хутора, была отклонена большинством октябристов и правых3.

Обширные прения вызвала и статья 2, в которой говорилось, что в упомянутых в статье 1 обществах и селениях участки, состоявшие ко времени издания настоящего закона в бесспорном постоянном пользовании отдельных домохозяев, признаются личной их или общей с боковыми родственниками собственностью. В данном случае спор шел, по существу, о существовании так называемой семейной собственности, и наиболее решительным противником этой семейной собственности, якобы отдающей все взрослое крестьянское население в опеку своим детям, выступил товарищ министра внутренних дел Лыкошин, защищавший указ 9 ноября в Думе. Правительство, заявил он, считает принятие принципа личной собственности безусловно необходимым и думает, что если бы была введена семейная собственность, то это было бы худшим игом, чем иго общины. В защиту этой же статьи, доводившей принцип личной собственности до крайности, выступил и П. А. Столыпин, доказывавший, что надо дать крестьянину власть над землей, надо избавить его от кабалы отживающего общинного строя. Отстаивая личное право домохозяина распоряжаться землей, Столыпин говорил, что, когда мы пишем закон для всей страны, надо иметь в виду разумных и сильных, а не пьяных и слабых4. Что правительство и сделало, проведя в порядке статьи 87 закон 9 ноября. И свою речь П. А. Столыпин закончил словами: «Применением к земле личного труда и личной собственности необходимо поднять нашу обнищавшую землю, так как земля — это залог нашей силы в будущем».

К статье 2 была внесена целая масса поправок, и было даже предложение произвести по ней поименное голосование. Но все поправки были отклонены, и статья 2 была принята в редакции земельной комиссии.

Из остальных статей проекта наибольшие прения вызвали статьи 2–5 отдела 3, в которых шла речь о закреплении за выделяющимся излишков земли, находящихся в его владении, сверх причитающихся ему разверсточных единиц5. После прений была принята редакция, предложенная Дмитрюковым (октябристом), совершенно уничтожавшая всякую оплату излишков и действительно обездоливающая иногда общину в пользу отдельного крепкого мужика. Редакция статьи 2 отдела 3, предложенная Дмитрюковым, гласит: «За домохозяином, заявившим требование о выделе, укрепляются все участки общинной земли, состоящие ко времени подачи заявления в его бесспорном, постоянном (неарендном) пользовании».

Дальнейшие статьи проекта не вызвали уже столь обширных прений, и первое постатейное чтение было закончено 4 февраля 1909 г.

Дополнение к закону 9 ноября, внесенное Министерством внутренних дел и трактовавшее об ограничении скупки наделов со стороны отдельных лиц, обсуждалось 20–21 февраля 1909 г. Ограничение было установлено в размере шести высших или указных наделов (по Положению 1861 г.), а в тех местностях, где эти наделы не существуют, в размере 25 десятин. Все поправки отклонялись.

Второе постатейное чтение закона началось 21 апреля 1909 г. и шло с такой быстротой, что 24 апреля того же года проект был окончательно принят во втором чтении. С большими трудностями, после очень долгой и упорной борьбы, оппозиции удалось, взамен статьи 2, принятой в первом чтении в редакции Дмитрюкова, устанавливавшей сохранение за домохозяином, выделившимся из общины, участков общинной земли, состоявших в его бесспорном пользовании, без всякой доплаты за излишки, восстановить статьи 2–5 первоначального текста земельной комиссии. Предложение о восстановлении этих статей было сделано Шингаревым. По проекту комиссии излишек земли, находящейся в пользовании выделяющегося домохозяина, укрепляется за ним лишь при условии уплаты обществу стоимости этого излишка по цене, определяемой по взаимному соглашению, а в случае недостижения такого — по оценке, устанавливаемой волостным судом; если же выходящий из общины домохозяин отказывается от оплаты излишка, то таковой поступает в распоряжение общества.

Это была единственная победа оппозиции, во всех же остальных частях проект остался в том виде, в каком он прошел в первом постатейном чтении.

В подходе к общине Столыпин-законодатель допустил непростительную односторонность, если не сказать пристрастность. Ведь для того, чтобы сохранить общину там, где желает само крестьянство, надобно было, не ограничиваясь общими заявлениями, принять специальные законы об этих артельных земледельческих союзах, ввести их (с точки зрения права и хозяйствования) в общегосударственные системы. Словом, позаботиться об устройстве крестьян-общинников так, как это было сделано в отношении хуторян. Вопрос о разработке такого закона о земледельческих союзах (общинах), как свидетельствует мемуарная литература, действительно был поставлен в Совете министров, была начата работа по подготовке этого закона. Но он так и не вышел из министерских канцелярий и в Думу не поступил, после гибели Столыпина к нему уже не возвращались. В этом сказалась не только бюрократическая волокита, но и другие более важные факторы — а именно связь преобразования общины с такими вопросами, как закон о волостном земстве, местном суде, о кооперативе, о ликвидации института земских начальников. Этот аграрно-крестьянский комплект проблем затрагивал основы жизни. «Солью русской земли» называл крестьянина и сам Столыпин. На эти перекосы в деятельности Столыпина как законотворца и обратила внимание оппозиция. Что же положительного в аграрной программе оставалось у правительства? Оставалось, восклицал Милюков, разрушение общины по принципу: богатым прибавится, у бедных отнимется6. Но ведь это ставка на сильных, что признавал и сам премьер. Трудно согласиться с Милюковым и его однодумцами, что ставкой на сильных, созданием хуторов отвлекалось внимание крестьян от раздела помещичьей земли, но они, критики Столыпина, были правы, что вбивался клин между бедными и зажиточными крестьянами, что создавался класс крепких хозяев, призванных подпереть, а в чем-то и заменить хиреющие ряды «государевых служилых людей» (дворян-землевладельцев насчитывалось тогда около 130 тысяч, большей частью это были мелкие поместья).

Закон о хуторах, введенный в жизнь авторитарным приемом, был утвержден при незначительном думском большинстве. Кадеты и левые голосовали, естественно, против; прения в Думе — и