Марид Одран - Джордж Эффинджер

Однако все это в будущем. Сейчас нам хватало насущных проблем. У меня не было твердой уверенности в том, что Бани Салим долго будут дружелюбны. Я догадывался, что бедуины гостеприимны, пока мы с Папой не вылечимся. После этого ни за что нельзя будет поручиться. Когда мы станем способны заботиться о себе, племя вполне может сделать нас пленниками и выдать врагам. Ведь за это они смогут получить вознаграждение. Надо быть начеку.

Одно я знал точно: если Хаджар и Абу Адиль виноваты в том, что с нами случилось, они дорого за это заплатят. Я был готов в этом поклясться.

Мои мрачные размышления прервал Хассанейн, который бодро приветствовал меня.

— Вот, шейх, — сказал он, — поешь. — Он подал мне круглый пресный хлеб и чашку какой-то жуткой белой жидкости. Я посмотрел на него. — Верблюжье молоко, — сказал он.

Этого я и боялся.

— Бисмилла, — прошептал я. Я отломил кусок хлеба и съел его, затем отпил из чашки. Верблюжье молоко на самом деле оказалось неплохим. Глотать его было гораздо проще, чем вонючую воду из козьего бурдюка.

Шейх Хассанейн присел на пятки рядом со мной.

— Некоторые из Бани Салим беспокоятся, — сказал он. — Они говорят, что если мы будем ждать слишком долго, то получим в Мугшине мало денег за наших верблюдов. Кроме того, нам нужно найти другое место для выпаса. Через два дня мы отправляемся. Вы должны быть готовы.

— Конечно, мы будем готовы.

«Ха-ха, — подумал я. — Только вот шнурки поглажу».

Он кивнул.

— Поешь еще хлеба. Попозже Нура принесет тебе фиников и чая. Вечером, если пожелаешь, сможешь поесть жареной козлятины.

Я был так голоден, что сглодал бы и сырую тушу. В хлебе и в молоке был песок, но мне было наплевать.

— Поразмыслил ли ты над тем, что с тобой приключилось? — спросил Хассанейн.

— Да, о мудрый, — ответил я. — Я не помню подробностей, но я много и упорно думал о том, отчего я настолько приблизился к смерти. Я смотрел также и вперед. И я увидел, что это принесет плоды.

Вождь Бани Салим кивнул. Я подумал: «Не знает ли он, о чем я думаю? Интересно, слышал ли он имя Реда Абу Адиля?»

— Это хорошо, — сказал он подчеркнуто безразличным тоном. Потом поднялся, чтобы уйти.

— О мудрый, — сказал я, — не дашь ли ты мне чего-нибудь против боли?

Он посмотрел на меня сузившимися глазами:

— Разве тебе по-прежнему больно?

— Да. Теперь я окреп, хвала Аллаху, но тело мое все еще страдает от перенесенных невзгод.

Он что-то пробормотал себе под нос, но открыл свой кожаный мешок и приготовил инъекцию.

— Это в последний раз, — сказал он. Затем сделал мне укол в бедро.

Мне пришло в голову, что у него, возможно, было мало лекарств. Хассанейну приходилось лечить все травмы и болезни племени, и, возможно, я уже потребил большую часть его обезболивающих препаратов. Я пожалел, что эгоистически использовал этот последний укол. Вздохнул и стал ждать, пока соннеин подействует.

Хассанейн ушел из шатра, и снова появилась Нура.

— Говорил ли кто-нибудь тебе, сестра моя, что ты прекрасна? — спросил я. Я не был бы так смел, если бы в этот момент наркотик не начал распускать свои лепестки у меня в мозгу.

Нура очень смутилась. Она закрыла лицо покрывалом и села на свое место у стены. Она не говорила со мной.

— Прости меня, Нура, — невнятно пробормотал я.

Она смотрела в сторону, и я выругал себя за тупость. Затем, как раз перед тем как погрузиться в теплый, чудесный сон, она прошептала:

— А я правда так красива?

Я криво усмехнулся, и мой разум поплыл из этого мира. 

Глава 3

Память стала ко мне возвращаться. Я вспомнил, что сидел рядом с Хаджаром на борту суборбитального корабля, а напротив сидели Фридландер-Бей и Хаджаров головорез. Хаджар, этот грязный коп, с удовольствием посматривал на меня, покачивая головой и злобно хихикая. Я поймал себя на мысли о том, насколько трудно мне будет свернуть его костлявую шею и оторвать голову.

Папе удавалось сохранять спокойствие. Он не собирался доставлять Хаджару удовольствия, показывая, что тот его достал. Чуть погодя я тоже постарался сделать вид, что Хаджара и его гориллы не существует. Я убивал время, представляя всевозможные несчастные случаи и то, как они оба погибают.

Через сорок минут полета, когда челнок достиг высшей точки параболы и заскользил вниз к пункту назначения, из задней кабины, отдернув штору появился высокий человек с худым лицом и огромными черными усами. Это, как я понял, был кади, гражданский судья, который принимал решение по делу, в котором были замешаны мы с Папой, в чем бы нас ни обвиняли. Мое настроение не улучшилось, когда я увидел, что он одет в серую униформу и кожаные сапоги офицера чаушей.

Он глянул на пачку бумаг, что держал в руке.

— Фридландер-Бей? — спросил он. — Марид Одран?

— Вот и вот, — сказал лейтенант Хаджар, ткнув в нас большим пальцем.

Кади кивнул. Он по-прежнему стоял в проходе позади нас.

— Очень тяжелое обвинение, — сказал он. — Вам лучше признаться и просить о помиловании.

— Послушайте, приятель, — сказал я, — я еще ничего не слышал! Я даже не знаю, что нам приписывают! Как мы можем признаться? Нам даже не дали возможности подать жалобу!

— Можно я скажу, ваша честь? — вмешался Хаджар. — Я взял на себя смелость подать жалобу от их имени для экономии времени и городских средств.

— Это совершенно противозаконно, — пробормотал кади, шелестя бумагами. — Но поскольку вы подали обе жалобы по незнанию, то я не вижу в этом проблемы.

Я стукнул кулаком по подлокотнику кресла:

— Но вы только что сказали, что нам было бы лучше…

— Спокойно, племянник, — невозмутимо сказал Папа и повернулся к кади.

— Прошу вас, ваша честь, скажите, в чем нас обвиняют?

— О, в убийстве, — рассеянно сказал судья. — В убийстве первой степени. Теперь, если все…

В убийстве? — воскликнул я, услышал смех Хаджара, обернулся и бросил на него яростный взгляд. Тот от страха заслонил лицо руками. Головорез ударил меня по лицу. Я в ярости повернулся к нему, но он просто сунул мне под нос дуло своего игломета. Я немного поутих.

— И кого мы якобы убили? — спросил Папа.

— Минуточку, у меня где-то записано, — сказал кади. — Вот. Полицейского офицера по имени Халид Максвелл. Преступление было раскрыто помощником шейха Реда Абу Адиля.

— Я так и знал, что тут замешан Реда Абу Адиль, — прорычал я.

Халид Максвелл… — сказал Отец. — Я никогда не знал человека с таким именем.

— Я тоже, — сказал я. — Даже и не слышал об этом парне.

— Это один из моих наиболее доверенных подчиненных, — сказал Хаджар. — Город и полиция понесли тяжелую утрату.

— Мы не делали этого, Хаджар! — крикнул я. — И ты это знаешь!

Кади сурово посмотрел на меня.

— Слишком поздно отрицать, — сказал он. Казалось, вислый нос и густая растительность под ним были чересчур тяжелым грузом для его смуглого лица. — Я уже вынес вердикт.

Папа слегка забеспокоился:

— Вы уже вынесли решение, даже не позволив нам представить свою версию событий?

Кади похлопал по пачке бумаг:

— Все факты здесь. Здесь показания свидетелей и отчет лейтенанта Хаджара о расследовании. Слишком много задокументированных показаний, чтобы оставались хоть малейшие сомнения. А что вы сможете мне сказать? Что не вы совершили это грязное преступление? Конечно, ведь так вы мне и говорили. Я не намерен тратить время и слушать вас. У меня есть это! — Он снова похлопал по бумагам.

— Значит, вы вынесли вердикт, — сказал Папа, — и признали нас виновными.

— Точно, — ответил кади. — Виновны в том, в чем вас обвиняют. Виновны в глазах Аллаха и вашего приятеля. Однако смертный приговор придется отменить из-за горячей просьбы о помиловании со стороны одного из самых уважаемых граждан города.

— Шейха Реда? — спросил я. У меня снова заболел живот.

— Да, — сказал кади. — Шейх Реда подал мне апелляцию от вашего имени. Из уважения к нему вы не будете обезглавлены во дворе мечети Шимааль, как того заслуживаете. Вместо этого вас отправят в изгнание. Вам навсегда запрещается появляться в городе под страхом ареста и немедленной казни.

— Ну, — язвительно промолвил я, — прямо камень с плеч! И куда вы нас везете?

— Этот челнок направляется в княжество Азир, — сказал кади.

Я посмотрел на Фридландер-Бея. Он снова принял безмятежный вид старого мудрого человека. Мне тоже немного полегчало. Я ничего не знал о княжестве Азир, кроме того, что оно выходит к Красному морю южнее Мекки. Азир был лучше многих мест, куда нас могли выслать. В Азире мы могли бы найти возможность подготовить возвращение в город. Это потребует много времени и денег — многим придется давать взятки, — но в конце концов мы вернемся. Я уже предвкушал свою встречу с Хаджаром.