Собрание сочинений в 10 томах. Том 4 - Генри Райдер Хаггард

Не повторится ли прежняя история? Если он коснется Лизбеты, не сокрушит ли она его? Но сокровище, могущественное сокровище могло дать ему столько благ, а главное, могло вернуть потерянное положение и сан, чего он желал больше всего на свете. Как бы низко ни пал Монтальво, он не мог забыть, что родился дворянином.

Он решился попытать счастья и отправился в Лейден. Если бы он стал обдумывать этот вопрос ночью или в сумрачную погоду, очень может быть, даже вероятно, его решение было бы иным. Но в это утро солнце светило ярко, ветер весело шелестел в камышах, болотные птицы пели, а с берега доносилось мычание коров.

При такой обстановке опасения и суеверия Рамиро рассеялись. Он овладел собой и знал, что все зависит от него самого, остальное — пустяки и плод воображения.

Позади него лежало сокрытое золото, перед ним — Лейден, где он мог найти ключ к сокровищу. А Бог? А представление о возмездии, в которое верит духовенство и прочие? Раздумывая, он начинал находить тут недоразумение: ему, как всякому агенту инквизиции, было хорошо известно, что возмездие постигало именно тех, кто полагался на Бога, чему доказательством служили хотя бы тысячи пылавших костров. А если был такой закон, то почему Бог именно сегодня избрал его из многих, чтобы оставить в живых и сделать наследником богатства Хендрика Бранта? Рамиро решился: он поедет в Лейден и начнет борьбу.

* * *

Достигнув устья канала, сеньор Рамиро вышел из лодки. Сначала он думал было заколоть своего спутника, чтобы остаться единственным свидетелем катастрофы, но, рассудив, передумал, так как этот человек был предан ему и мог быть полезен. Итак, он приказал ему вернуться в Гаагу, чтобы сообщить о гибели его корабля и «Ласточки», на которой было сокровище, со всем ее экипажем.

Кроме того, он должен был сказать, что, насколько ему известно, капитан Рамиро тоже погиб, так как в лодке во время взрыва остался он один. Затем он обязан был отправиться в Лейден и привезти с собой некоторые бумаги и драгоценности, принадлежавшие Рамиро.

Этот план казался удачным. Никто не станет разыскивать сокровища. Никто, кроме него самого да, может быть, Черной Мег, не узнает, что Фой ван Гоорль и Мартин не были на борту «Ласточки» и спаслись, в чем, впрочем, он и сам не был вполне уверен. Что же касается его самого, то он мог скрываться или оказаться живым, смотря по тому, что окажется более выгодным. Если бы даже его посланец оказался предателем и рассказал истину, это не имело бы большого значения, так как этот человек не знал никаких подробностей, из которых кто-нибудь мог бы извлечь выгоду.

Итак, гребец уехал, между тем как Рамиро со своими воспоминаниями, рассуждениями и надеждами спокойно вошел через Болотные ворота в Лейден.

* * *

В этот же вечер, но уже после наступления темноты два других путника — Фой и Мартин — тоже вернулись в Лейден.

Пройдя никем не замеченными по пустынным улицам, они дошли до калитки дома на Брее-страат. Калитку отперла служанка, сказавшая Фою, что мать его в комнате Адриана и что Адриану гораздо лучше. Фой в сопровождении медленно шагавшего за ним Мартина отправился также в комнату брата, шагая через две ступеньки на третью. Ему хотелось поскорее рассказать обо всем пережитом!

Комната, в которую они вошли, представляла собой привлекательную картину, что бросилось в глаза даже Фою, несмотря на всю его торопливость. Она так запечатлелась в его уме, что он никогда не мог забыть ее подробностей. Комната была прелестно убрана, так как Адриан любил ковры, картины и тому подобные украшения. Сам он лежал теперь на богатой резной дубовой кровати, бледный от потери крови, но вследствие этого, может быть, еще более интересный. Возле постели сидела Эльза Брант, чрезвычайно миловидная при свете лампы, падавшем на ее светлые вьющиеся волосы и нежное лицо.

Она читала Адриану роман из жизни испанского рыцарства — любимое чтение романтичного молодого человека, и он, приподнявшись на локте, созерцал своими черными мечтательными глазами ее красоту.

Однако Фой в ту же минуту успел заметить, что Эльза вовсе не сознавала того внимания, которое ей оказывал красавец Адриан и что сама она в душе была далека от необычайных происшествий и ярких любовных сцен, описание которых читала своим приятным голоском. И он не ошибся: бедная девушка думала о своем отце.

На другом конце комнаты, в нише окна, стояли мать и отец, занятые серьезным разговором.

Видимо, они были не менее озабочены, чем молодежь, и Фою было нетрудно догадаться, что причина этого, главным образом, заключается в опасности, которой подвергался их сын. Хотя и помимо того забот у стариков было немало: жителям Нидерландов в то время приходилось из года в год переживать такие ужасы, которые мы едва в состоянии вообразить себе.

— Прошло уже шестьдесят часов, а их все нет, — сказала Лизбета.

— Мартин говорил, что мы не должны беспокоиться, пока не пройдет сто, — утешал жену Дирк.

В эту минуту Фой, выступив из темной двери, сказал своим звонким голосом:

— Шестьдесят часов, минута в минуту.

Лизбета с легким криком радости бросилась ему навстречу. Эльза выронила книгу и хотела сделать то же, но передумала и остановилась, между тем как Дирк, не трогаясь со своего места, выражал удовольствие, быстро потирая руки. Один Адриан не проявлял особенной радости, но не потому, что сердился на Фоя за происшедшее несколько дней тому назад: он не был злопамятным человеком и теперь даже был рад возвращению Фоя здоровым и невредимым, но ему было неприятно, что брат так шумно ворвался в его спальню и прервал приятное времяпрепровождение.

С самого отъезда Фоя Адриан был предметом забот, которые он принимал как должное. Даже его отчим пробормотал несколько слов сожаления по поводу случившегося и выразил надежду, что никто больше не будет вспоминать о происшедшем. Мать же была полна забот, а Эльза внимательна и очаровательна. Теперь — Адриан знал это — все изменится. Шумный, неотесанный, несдержанный Фой станет центром всеобщего внимания и заставит всех выслушивать бесконечные рассказы о своих скучных приключениях, между тем как Мартин, этот медведь, которому бы только колоды ворочать, будет стоять тут же, время от времени вставляя свое «да» или «нет». Конечно, придется покориться, но какая тоска!

Через минуту Фой крепко жал руку Адриану, громко говоря:

— Ну, как поживаешь, старина? Вид у тебя совсем хорош! Чего же ты валяешься в постели и допускаешь сиделок кормить тебя с ложечки?…

— Ради Бога, Фой, не ломай мне пальцы и перестань трясти меня, как крысу. Я знаю, ты это делаешь от души, только… — сказал Адриан, откидываясь на подушку, покашливая и придавая себе томный вид.