Такой славный убийца - Владимир Ильин

Тут Лигум был вынужден прекратить свои, столь занимательные размышления. Не потому, что зашел в тупик. Просто он уже поднялся на вершину единственного в городке холма, где располагались владения отца Контуша.

Церковь была деревянной и смотрелась снаружи, как на старинной картинке.

Впрочем, уже потом вблизи Лигум разглядел, что для защиты от сырости и пожара доски были покрыты тонким слоем специального консервирующего пластика. Узорчатая чугунная калитка в заборе по всем правилам подделки под старину просто была обязана скрипеть, и хардер, толкнув ее от себя, с удовольствием убедился в этом.

Лигум не очень разбирался в церковно-религиозных обрядах, но, открывая дверь в церковь, был уверен, что его взору сейчас предстанет душный темный зал с закопченными от пламени факелов и свечей стенами и равнодушно-злобными ликами святых, взирающими сверху на неистово молящуюся толпу. А отец Андерс должен размахивать над согбенными спинами верующих дымящимся вонючим… (как называется эта штука?.. впрочем, неважно)… и зычным басом то и дело провозглашать:

«Помолимся, дети мои, за спасение душ невинных, загубленных исчадием ада!»…

Лигум вошел и невольно остановился. Никаких мрачных интерьеров и исступленных фанатиков он не увидел. В церкви было светло, чисто и современно. Как в какой-нибудь интервильской дискотеке. Ковровая дорожка вела по проходу между аккуратными скамьями с высокими спинками к сооружению, напоминающему кабину диск-жокея. Возле стен в красивых позолоченных подсвечниках горели изящные, душистые свечи. Впрочем, их было немного. Как и людей. Лишь слева, у стены, преклонив колени перед портретом, изображающим респектабельного, полного величавого достоинства господина, беззвучно шевелил губами, словно подсчитывая сумму своих налогов, белокурый молодой мужчина в легком светлом костюме, а почти в центре зала на краю скамьи, откинув голову назад и сложив руки на груди, размышлял о чем-то строгий старик, одетый так аккуратно и тщательно, будто прямо отсюда собирался отправиться на дипломатический прием.

— Вы к кому, молодой человек: ко мне или к Богу? — услышал он позади себя женский голос.

Обернувшись, хардер увидел полненькую женщину средних лет, одетую не совсем обычно. Прямо поверх роскошного брючного костюма на ней красовался замызганный передник типа кухонного, а на ногах были протертые почти до дыр домашние шлепанцы. В одной руке у женщины была малярная кисть, пахнущая свежей краской, а во второй дымилась сигарета.

— Не угадали, — сказал Лигум. — Я ищу Яромиру Такзей.

— И зачем это она вам понадобилась? — осведомилась женщина, затушив окурок о рукоятку кисти и аккуратно убрав его в карман передника. — Вы, я вижу, тот самый хардер, который прибыл к нам вчера? Сколько вам лет, юноша? Вы так молоды, что я ни за что бы не поверила, если бы мне сказали, что вы способны убивать!..

— Извините, — сказал Лигум, — но если вы не знаете, где я могу найти госпожу Такзей, то я, с вашего разрешения, пойду. Понимаете, у меня очень мало времени.

— Понимаю, — откликнулась толстушка и с веселым любопытством бесцеремонно оглядела хардера с ног до головы. — Только госпожу Такзей вы уже нашли, потому что это я. Кстати, можете называть меня просто Ярой. Как будто мы с вами старые друзья, понятно? У вас есть подружка? Или хардеры вообще не имеют права любить?

Неужели вы даже ни разу не были в постели ни с одной женщиной?

Лигум внимательно посмотрел на женщину. Судя по всему, она считала, что, во-первых, в общении между незнакомыми людьми нет ничего противоеестественного, а во-вторых — что в любом акте человеческого общении нет и не может быть никаких запретных тем. Этакая напористая непосредственность, граничащая с хамством.

— Я бы хотел с вами поговорить, — сказал Лигум вслух, стараясь избегать каких-либо обращений к своей собеседнице.

— Так в чем дело? Говорите!.. Только давайте сначала присядем, а то я с утра сегодня на ногах да ногах. Затеяла небольшой ремонт в притворе, — пояснила она так, словно хардер обязан был знать, что такое «притвор». — Больше-то некому, пастор, как обычно, шатается где-то, да и не станет он руки свои марать о грязное дело… Вот и приходится самой красить. Да вы садитесь, не стесняйтесь, — подбодрила она замявшегося юношу и, перехватив его взгляд на белокурого мужчину и строгого старикана, добавила:

— Да этих можете не опасаться. Абсолютно безвредны… в том плане, что не любопытны. Молодой, — это Рай Артес, заведующий местным Информаторием. В Бога не верует, это он просто напускает на себя вид заядлого верующего. Ну как он может в Бога веровать, если по ночам всякой чепухой занимается?

— Простите? — не понял Лигум. — Какой чепухой?

— Да мистикой всякой… гадание, вызывание духов… заклинания разные по древним книгам… Ерундой, в общем, и ересью! Пастор уж не раз этому Артесу говорил:

«Выкинь из своей башки всякую чушь!» — а он хоть бы хны!..

— Ну а старик? — осторожно полюбопытствовал Лигум.

— О, это наша ходячая достопримечательность. Папаша Вальдберг, а имечко у него — ни за что не угадаете. Атом! Представляете? В молодости очень активно занимался политикой. Он же из этих… из Второго Поколения Рубежа. Их сейчас совсем мало осталось, вымирают потихоньку. В прошлом году даже какой-то историк к нашему Атому приезжал, все расспрашивал его о событиях семидесятилетней давности. А по части веры папаша Вальдберг — истинный ортодокс! Только водится за ним одна странность… Не молится совсем. Представляете? Придет вот так, каждый день в одно и то же время — они, «рубежники», наверное, все такими педантами были — и сидит как истукан. О чем думает, никто не ведает, но вряд ли молится — слишком горд, чтобы что-то у Бога просить… Так я все-таки не поняла… Вы сами в Бога-то веруете или как?

Лигуму захотелось заткнуть уши, чтобы избежать переполнения мозга болтовней госпожи Такзей. Но он мысленно произнес самую успокоительную формулу аутотренинга, которую только знал, и спросил:

— Скажите, а вы давно в церкви работаете?

— Всю жизнь! — засмеялась Яра. — Сколько себя помню, папаша меня с собой брал.

Он тоже здесь прислуживал, а помер — я на его место пришла… Работы здесь немного, сейчас немногие посещают храмы. Даже те, кто верует. Предпочитают дома сидеть. Вы вот обратили внимание, что у нас на улице народа не видать даже днем?

А знаете, почему?.. Потому что больше половины работают на дому, здесь же почти что одни творческие работники проживают. Место тихое, уединенное, а с помощью компьютера они результаты своего труда переправляют на Большую Землю не выходя из дома. Такие и Богу-то молятся по компьютеру, прости Господи!..

— Значит, вы многих знаете в городке? — невозмутимо продолжал расспрашивать болтливую простушку Лигум.

— Ну, есть за мной такой грех, а дальше что?..

— Мне необходима ваша помощь. Понимаете, в городке скрывается опасный киборг.

Именно он убивает людей, не оставляя от них и следа. Есть все основания полагать, что действует он в обличии одного из ваших сограждан, и пока что не существует научных методов, позволяющих обнаружить андроида… Так вот, я прошу вас обратить внимание на всех тех, кто будет в ближайшее время попадаться вам на глаза. Только вы сможете распознать какие-то аномалии в поведении хорошо знакомых вам людей — а аномалии эти обязательно будут, ведь даже суперробот не в состоянии до мелочей копировать человека. И если что-то привлечет ваше внимание, я прошу вас немедленно сообщить об этом мне. Вот номер моего канала экстренной связи. — Хардер протянул Яре заранее приготовленную головизитку. — Договорились?

Он ожидал водопада слов и потока эмоций, но Такзей, опустив голову, вдруг задумчиво притихла.

— Вас что-то тревожит? — спросил у нее Лигум. — Или вы не согласны?

— Как я могу быть не согласна? — вскинула она на него свои синие глаза. — Будто вы и сами не знаете, что никто не имеет права отказать вам в помощи и содействии!.. Нет, дело не в этом. Я с удовольствием помогла бы вам, но мне… страшно! — Она передернула плечами, будто в зале было холодно. — Предположим, я укажу вам пальцем на кого-то из тех, кто приходит в церковь причаститься, вы примчитесь и… И тогда вы убьете его, хардер?

На этот вопрос невозможно было ответить ложью.

— Возможно. — сказал хардер. — Но убивать я буду не человека, а того кибернетического дьявола, который выдает себя за него.

— А вы так уверены в том, что сможете отделить, как говорит отец Андерс, агнцев от козлищ?.. Вы уверены, что сумеете убить человека, живого, мыслящего человека только потому, что вам показалось в нем нечто неестественное? Да каждый из нас бывает таким неестественным, что его не только за робота — за ходячий труп можно принять!.. Да, конечно, я знаю, что вам позволено многое, а во время выполнения задания — чуть ли не все. Но ведь есть такие вещи, которые не позволены никому, кроме Господа Бога! Вот скажите мне, сколько человек вы уже убили в своей жизни?