Помощь в воспитании детей с особым эмоциональным развитием (ранний возраст) - Елена Баенская

Например, мама вышла на работу, а ребенок стал оставаться в чужом доме – у родителей отца, которых раньше видел редко. Или другой случай: малыш гостил летом у бабушки в деревне и, по словам родителей, «там вроде бы был в порядке, но по возвращении домой почти перестал говорить». Возникновение признаков неблагополучия наблюдалось, например, в случаях неудачных попыток отдать ребенка в ясли; перенесения малышом какого-то серьезного соматического заболевания; или, наконец, просто тяжелой реакции на прорезывание зубов – так, девочка в 1 год 8 месяцев именно в это время начала очень сильно кричать по ночам, у нее оформились страхи и стала пропадать речь).

Приведенные объяснения вполне понятны: ведь формирующаяся детская психика так хрупка. Но известно, что она и пластична, однако, что касается приведенных случаев, остается фактом то, что неблагоприятная ситуация проходит, а проблемы с ребенком не только не уменьшаются, но, наоборот, начинают нарастать и фиксироваться. Родители, естественно, обращаются за помощью к невропатологу или психоневрологу и получают рекомендации по медикаментозному лечению ребенка. В большинстве случаев специалист высказывает предположение о психическом заболевании.

Мысль о столь «страшном диагнозе» обычно является шоком для родителей, и близкие ребенка теперь закономерно попадают в хроническую стрессовую ситуацию. Некоторые из них в надежде услышать другое мнение и «снять диагноз» пытаются консультироваться у других специалистов. Другие, наоборот, сразу обреченно «поверив», тщательно выполняют все медикаментозные предписания, но при этом впадают в тяжелую депрессию. Третьи активно отказываются принять предполагаемый врачом неблагоприятный прогноз и стараются доказать, что ребенок не безнадежен. Однако эта постоянная борьба со своими сомнениями, тревогами, разочарованиями, постоянная «перепроверка» ребенка отнимает много душевных и физических сил как у близких, так и у малыша.

Следует отметить, что нередко различные позиции встречаются в одной и той же семье: на проблемы, связанные с малышом, могут по-разному смотреть мать и отец, родители и старшее поколение, те из близких, кто проводит с ним большую часть времени, и те, кто видит его изредка или со стороны.

Известны также случаи, когда у родителей ребенка, в первую очередь у матери, первые тревожные подозрения возникали еще задолго до достижения малышом 2,5 лет. Однако, к сожалению, у нас практически нет служб помощи тем детям раннего возраста, для которых существует угроза неблагополучного аффективного развития.

Специалисты, к которым традиционно могут обратиться родители (педиатр, невропатолог, ортопед), не могут оказать необходимую помощь в обеспечении специальных коррекционных воздействий при ранних эмоциональных нарушениях. Даже чутко откликаясь на сомнения мамы, каждый специалист видит отклонения прежде всего в своей области. Поэтому так часто в случаях аутистического развития возникают подозрения о первичности других нарушений, которые в дальнейшем не подтверждаются: например, сначала подозревали детский церебральный паралич – диагноз был снят; потом думали о снижении слуха – не подтвердилось, и т. д. Разумеется, если имеются даже малейшие подозрения о возможности нарушения моторики, речи, восприятия, необходима тщательная проверка, т. к. более ясную диагностическую картину может дать только время. Опасно пропустить какое-то ранее проявление нарушения, например тонуса, или признаки судорожной готовности (что встречается и при раннем детском аутизме), поскольку все перечисленное требует специальных воздействий.

Вместе с тем часто оказывается, что подозрения или не подтверждаются и серьезных проблем у ребенка в данной области нет, или что своевременная помощь (например, массаж при задержке моторного развития) их достаточно быстро компенсирует. Однако у мамы остается и даже усиливается ощущение неблагополучия, которое ей часто даже трудно четко сформулировать. Как характерен рассказ матерей о том, как в ответ на обращение к педиатру (ребенок «как-то не так смотрит», «от него трудно добиться ответного общения» и т. д.) они наталкивались на недоумение или реплику: «Ну что вы придумываете? Хороший, здоровый малыш»!

Раньше только по воспоминаниям близких можно было представить себе, что и как происходило с аутичным ребенком на первом году жизни, то теперь, благодаря ставшей уже не редкостью возможности домашних видеозаписей, удается увидеть его поведение в привычной обстановке на самых ранних этапах жизни.

Так, например, видеозаписи поведения девочки в возрасте от 3-х месяцев до 1,5 лет свидетельствуют об отсутствии у нее живой реакции на лица домашних, какой-то удивительной замедленности движений, пассивности, предпочтительности положения «лёжа на спине», отсроченности реакций и их слабой выразительности; девочка нигде не плачет, ничего не просит, не смеется; не издает практически ни одного звука. Вместе с тем везде можно видеть умное выражение ее лица, обращает на себя внимание ее зачарованность мельканием цифр на видеомагнитофоне, пламенем свечи. Долго и сосредоточено девочка занимается сжиманием и трясением целлофанового пакета, перебиранием кусочков конструктора, листанием книги и не проявляет никакого интереса к лежащим рядом игрушкам. Видеозаписи показывают, как сложно маме привлечь к себе внимание дочки, как трудно вызвать ее улыбку, реакцию на обращение, как аморфно висит она на руках, как игнорирует брата, который ее тормошит.

Очевидно, что при однократном непродолжительном наблюдении эти особенности не могут быть обнаружены – ребенок просто может показаться очень спокойным, флегматичным, сонным. Но когда подобные тенденции составляют основной фон взаимодействия его с окружением, когда они повторяются изо дня в день – это, безусловно, должно настораживать.

Как же ведут себя родители, когда обнаруживают у своего малыша такие особенности эмоционального реагирования, такое своеобразие и ограниченность исследования окружения и контакта с близкими?

Прежде всего, крайне важно понять, как складываются отношения близких с ребенком в таких непростых условиях, какой положительный и отрицательный опыт они уже приобрели в контактах с ним до консультации со специалистом и получением его рекомендаций, как они сами оценивают этот опыт, какими они видят динамику психического состояния ребенка и дальнейшие перспективы его развития. Конечно, все истории этих сложных взаимоотношений, так же как и истории развития самих детей, которым в итоге был поставлен диагноз «ранний детский аутизм», по-своему уникальны. Однако как существуют сходные, достаточно типичные по своим основным проявлениям варианты аутистического развития, отражающие его закономерности, так имеются и сходные установки родителей на понимание особенностей ребенка и подходы к его воспитанию.

Рассмотрим некоторые, наиболее характерные из них.

Первый вариант

Обычно это очень преданные родители, стремящиеся как можно скорее исправить положение. Они делают отчаянные попытки преодолеть трудности – несмотря ни на что привлечь внимание ребенка, наладить с ним взаимодействие достаточно директивным путем: пересилить «упрямство», заставить, «не идти на поводу». Достаточно часто такую роль берет на себя кто-то один, например отец, которому кажется, что мама слишком балует малыша, во всем уступает его прихотям, в связи с чем он совершенно не слушается и не знает слова «нельзя».

Здесь дело совсем не всегда в какой-то особой жесткости стиля воспитания. Отец, проводящий большую часть времени на работе, не имеет возможности видеть ребенка постоянно и осознать, что его отчаянные требования неизменности окружения, в том числе постоянного присутствия матери, какие-то особые пристрастия, быстрая пресыщаемость в контактах – это больше, чем каприз, а трудности обучения обычным бытовым навыкам (самостоятельное держание ложки в руке, освоение горшка и т. д.) – больше, чем нежелание. К тому же, как мы уже неоднократно говорили, у малыша умный взгляд, иногда в своей логике поведения он может продемонстрировать сообразительность и способность, что, естественно, повышает уровень требовательности к нему. И, конечно, жалко измученную маму, которую он может буквально тиранить.

Надо сказать, что такой директивный, не терпящий возражений подход (особенно если он осуществляется в спокойной, бесстрастной форме) иногда срабатывает – однократно ребенок действительно может выполнить инструкцию и организоваться, но, к сожалению, на очень непродолжительное время и без какого-либо ощутимого позитивного влияния на его дальнейшее развитие.

Такая экстремальная необходимость «собраться» требует от ребенка такого напряжения, что в итоге он разряжается опять же на матери или в ее присутствии. С другой стороны, постоянное превышение реально доступного малышу уровня взаимодействия может спровоцировать возникновение новых и даже более острых поведенческих проблем: фиксированных страхов, нарастающего негативизма, агрессии, что приводит к еще большему уходу от контакта и возрастанию сложности повседневной жизни.