Журналист: Назад в СССР (СИ) - Веха

сел в купе и улегся на кожаный диванчик? А как же проводник проверял у него билеты, а потом возвращал их ему в конце поездки? Носил чай, в конце концов?

— Что с ним? — встревоженно шепнул я.

Фотокор посмотрел на меня как на идиота.

— Крепко спит, никак не проснется, — саркастически покачал головой Синицын. И добавил уже помягче, видимо, вспомнив, что перед ним зеленый несмышленыш. — Ты тут быстро осмотрись, запоминай все детали, но записей никаких пока не делай — нельзя.

И он покосился на двоих в штатском, один из которых говорил с кем-то по рации.

Я невольно вспомнил про мобильные телефоны в моем времени и сокрушенно вздохнул. После чего принялся глазеть по всем углам купе, а Синицын быстро щелкал фотокамерой.

То, что нас допустили в купе, меня особо не удивляло. Олег — явно популярная личность в городе, в том числе и в рядах МВД и, кажется, КГБ, судя по имиджу этих двоих. Смерть в пути такой известной в стране личности, как писатель-детективщик Владлен Воронов, явно проходит по их ведомству, как всякое особо тяжкое преступление. Именно поэтому они, скорее всего, снятую Олегом пленку изымут. И плакал тогда мой репортаж, который из иллюстрированных событий культурной жизни теперь автоматически превращался в сухую криминальную хронику происшествий.

— Запоминай тут всё и мотай на ус, — одними губами прошептал Олег, который мгновенно и безошибочно считал расстроенное выражение моей физиономии. — Не боись, пару снимков обещали отдать. С лицом покойного, конечно, не разрешат, но я тут разные ракурсы выбираю, облегчу им задачу. А твой текст я сам отошлю, чтоб залитовали. Без этих… — он покосился в сторону дверей, — точно не обойдется.

Я сразу приободрился, насколько это было возможно, и принялся с удвоенным рвением разглядывать место преступления. В том, что совершено убийство, я не сомневался; по всей видимости, этого Владлена пришили еще несколько дней назад и труп с какой-то целью подкинули в купе этого поезда. И, скорее всего, на завершающем этапе маршрута, иначе проводники бы давно уже заметили.

Конечно, в этой версии дыр и пустот было как в пористом пенопласте, но более всего меня беспокоило лицо покойника. Его неестественный цвет производил на меня тошнотворное действие, и чем дальше, тем больше мне хотелось выскочить из купе в вагонный туалет и выплеснуть в унитаз весь свой комплексный ужин из трех блюд с компотом и ватрушкой. Усилием воли я как-то держался, но чувствовал, что это ненадолго.

— Ты чего это зеленый весь? — в перерывах между кадрами поинтересовался Олег. — Покойников боишься?

Я очень хотел сказать, что всё дело в гарнире из квашеной капусты, который проглотил на ужин, но мне не хватило силы воли, и я только сдавленно кивнул.

К счастью, фотокор мигом оценил ситуацию.

— Тогда дуй на перрон, там отдышишься, — велел он, не отрываясь от объектива. — Я уже тоже заканчиваю, через пару минут буду.

Я кивнул и переступил рельсовый порожек сдвижной купейной двери. Первой моей мыслью было и впрямь ринуться в туалет, но я совсем забыл дурацкое правило, бытовавшее в железнодорожных поездах во времена Советского Союза. За полчаса, а иногда и за час до прихода в сколько-нибудь крупный советский город проводники по понятным причинам закрывали оба вагонных туалета на ключ. То же они делали и на станциях с длительной стоянкой. Поэтому я неуклюже обогнул двух кагэбэшников и помчался по салону на выход. Из тамбура я выпрыгнул как кузнечик и продышался.

Странно… Трупов по работе я повидал немало. А тут немного затошнило. Видно сыграло тело моего э… Какбы это скать? Реципиента, что ли? Скорее всего, мой предшественник совсем не любит мертвых.

Я вернулся к нашему вагону. Сейчас бы воды напиться, мелькнуло в голове. Но ближайший киоск на перроне, судя по темному окошку, был безнадежно закрыт. Зато Олег уже закончил съемку и теперь стоял на перроне, поджидая меня.

Ничего не объясняя, Синицын быстро увел меня с перрона и усадил в свой «жигуленок». Там, все так же молча, он сунул руку в бардачок, достал оттуда плоскую фляжку и протянул мне.

— Это что? — только и пролепетал я.

— Коньяк, — сухо молвил фотокор.

— Лучше бы воды, — покачал я головой.

— Не поможет, — отрезал Синицын. — Пей!

— Спасибо, конечно… — протянул я. — А ты что, всегда с собой коньяк возишь?

— Только когда еду работать на пару с молодым стажером, — ответил Олег. И, видя мое недоумение, пояснил, — Всегда кому-нибудь да пригодится: или ему, или мне.

И сделал жест, будто хватается за сердце. Я расхохотался, до того натурально получилось.

— Как думаешь, что с ним? — спросил я.

— Темное дело, — пожал он плечами. — Если бы это не было наяву, я сказал бы, что эта история под стать его романам. Там тоже всякие запутанные ситуации, и часто на первый взгляд кажется, что такого просто не может быть, просто чертовщина какая-то… А потом все как-то выстраивается в единый логический ряд. Хотя и не без ляпов, конечно…

— Я как только увидел его лицо… эту кожу… Я таких мертвецов видел только на третий или даже пятый день.

— Вот как? И где это ты их, интересно, видел? — поинтересовался фотокор.

— Да так… — неопределенно пожал плечами я. — Приходилось…

Это было моё любимое слово, заимствованное из уст столь же любимого актера Михаила Пуговкина. Но Олег, увы, шутки не понял и вообще ее в моих словах не усмотрел. Ну, что ж, разве он виноват, если кинокомедия Гайдая «Спортлото-82» выйдет на экраны еще только через два года!

— А ты, как я погляжу, парень непрост, — усмехнулся Синицын.

— Простой-простой, а рядом не стой! — подмигнул я ему, окончательно придя в себя. И мы оба дружно рассмеялись.

Он подбросил меня на машине до дома, и мы расстались, договорившись созвониться. Вот теперь я наконец-то напился воды, сделав это в кухне своей квартиры прямо из-под крана. Интересно, стал бы я делать это в XXI веке? А с другой стороны, разве мог бы представить советский человек сейчас, в 1980 году века двадцатого, что всего через пару-тройку десятков лет он станет покупать чистую воду в магазине за деньги, и причем не такие уж и маленькие!

Охладившись после пережитого на вокзале умыванием холодной водой, я быстро набросал в уме содержание моего несостоявшегося репортажа. Я таких написал немало, делая, как вот сейчас, первые шаги в профессии и бегая по всяким заданиям редакции по вокзалам и аэропортам, встречая и интервьюируя всяких приезжих знаменитостей. На нашем журналистском сленге такие репортажи и мини-интервью назывались «песня о встречном». Мое