Воистину - Ингеборг Бахман

ПЕСНИ НА ДОРОГАХ БЕГСТВА{20}[39]

Dura legge d'Amor! та, ben che obliqua,

Servar convensi; perb ch'ella aggiunge

Di cielo in terra, universale, antiqua.

Petrarca, "I Trionfi"I

Ветвь пальмы сломилась об лед,зияет лестниц провал,светом чужой зимыгород, застыв, засиял.

Дети, крича, бегутк подножью Голодной горыи молят небо о белой муке,и небо им шлет дары.

Блестки и мишуру,мандаринов златой загарбешеный вихрь закрутил.В небе кровавый шар.

II

Я тут лежу одна,в ранах, затертая льдом.

Снег еще мне глазане завязал бинтом.

Трупы вокруг молчатна всех языках планеты.

Никто не любит, никтоне ищет меня со светом.

III

Острова, одинокие точки,причуда большой воды,в объятьях холодных течений,но пока что обильны плоды.

Белые рыцари, шхуны— одинокий парус, рули! —помашут, прежде чем сгинуть,в направленье земли.

IV

Неистовый холод вторгся в чужие пределы.Эскадрилья ветра море перелетела.Залив сдался со всеми своими огнями.Город пал.

Я безвинно в пленув Неаполе покоренном,где зимагромоздит до неба Вомеро и Позилипо,где ее белые молнии косятпод песнии охрипшие громыее права утверждают.

Я безвинна, и до Камальдолипинии размешивают тучи,я безутешна, ибо не так-то скородождь очистит заскорузлые пальмы.

Я без надежды, ибо мне не спастись,даже если рыбы загородят меня, плавники ощетинив,даже если на заснеженном побережьемне воздвигнут стену из паравечно теплые волны,даже если валы,отбегая, откроют путь к отступленьюдля тех, кто спасается бегством.

V

Прочь из пряного города вместе со снегом!Пусть аромат плодов по улицам разнесется.Рассыпьте повсюду изюм,принесите инжира и каперсов!Вновь обживайте лето,пусть бежит веселее кровь,роды, кровь, кал и рвота,смерть — стяните рубцы,очертания ограничиваютлицанедоверчивы, ленивы и стары,очерчены известью, нефтью пропитаны,хитры от распрей,накоротке с бедой,гневом подземных богов,дурманом ангелов,проклятым жаром!

VI

Просвещенные в вопросах любвидесятками тысяч книг,приобщенные к ней повтореньемвсе тех же жестови бессмысленных клятв,

посвященные в тайны ее,но лишь здесь —когда хлынула лаваи ее дыханием нас обдалоу подножья вулкана,когда изнуренный кратернаконец разомкнулэти замкнутые громады —

мы вступили в неведомые пределыи озарили тьмусвечением наших пальцев.

VII

Там, во мне, глаза твои — окнав тот край, где живу я при ясном свете.

Там, во мне, грудь твоя — море,что влечет в глубину, на самое дно.Там, во мне, твои бедра — пристаньдля моих кораблей, приплывшихиз дальних рейсов.

Счастье вьет серебряный трос —я на привязи прочной.

Там, во мне, рот твой — пухом выложенное гнездодля птенца-подлетка, моего языка.Там, во мне, твоя плоть, словно плоть светоносная дыни,сладостна бесконечно.Там, во мне, жилы твои — золотые,и я золото мою слезами, однаждыоно принесет утешенье.

Ты получишь высокий титул, обнимешь владенья,дарованные отныне.

Там, во мне, под ступнями твоими — не камни дорог,а навечно мой бархатный луг.Там, во мне, твои кости — светлые флейты,я из них извлекаю волшебные звуки,что и смерть околдуют.

VIII

…Земля, море и небо.Растрепаны поцелуямиземля,море и небо.Охвачена моими словамиземля,охвачены моим последним словомморе и небо!

Песни мои навевают тоску по домуна эту землю,подавляя зубами всхлипы,с якоря она сорваласьвместе с печами доменными, башнями,гордыми вершинами гор,

эта побежденная земляраскинула предо мною ущелья,степи свои, пустыни и тундры,

эта неугомонная земляс перепадом магнитных полейсама себя приковалак вам доселе неведомой цепью,

эта глухая оглушительная земляс растущими к ночи тенями,множеством ядовморями помоев —

скрылась в морской пучинеи вознеслась в небесаэта земля!

IX

Черная кошка,на полу масло,сердитый взгляд:

беда!

Вытащи куст кораллов,вывеси за ворота,тьма, нет просвета!

X

О любовь, что разбила исчистила с нас скорлупу, щит наш,навес, бурую ржавчину лет!

О боль, что взошла из нашей любви,ее влажный огонь в нежнейших выемках тела!Там теперь, задыхаясь в дыму, разгорается пламя.

XI

Зарницу видеть хочешь — бросив нож,взрезаешь вены теплые пространству;

и ослепив тебя, из раны-сердцавзметнулись вверх беззвучно вспышки молний:

презренье, одержимость, после — месть,раскаянье и отреченье следом.

Ты ощущаешь, что смолкают песни,и чувствуешь, любовь идет к концу:

чредой правдивых гроз, дыханьем чистым.Она тебя отвергла, ввергла в сон.

Златые волосы ее спадают вниз,за них цепляясь, лезешь вверх, в ничто.

Ступени высотой — все ночи Шахрезады.Шаг в пустоту — вот твой последний шаг.

Споткнувшись там же, где споткнулись все,три капли крови каждый раз теряешь.

Безумны кудри, вырванные с корнем.Бубенчики трезвонят, вот и все.

XII

Взгляд, мой взгляд стороживший бессонно,рот, у рта моего обретавший приют,рука…

Взгляд, который меня пригвоздил,рот, мой приговор произнесший,рука, что меня казнила.

XIII

Солнце не греет, шум моря все глуше,могилы обернуты в снег, разве их распакуешь?Не раскалить ли жаровню угольного бассейна?Нет, этот жар не поможет.

Отпусти меня! Я не могу умирать так долго.

Но у святого иные заботы:оберегает он город и хлеб добывает.Простыня чересчур тяжела для веревки,но, упав, она меня не накроет.

Подыми меня. Я виновна.Не виновна я. Подыми меня.

Льдинки сними с замерзших ресниц,вломись в глаза мои взглядом,нащупай дно голубое,плыви и дальше плыви, гляди и ныряй:

это не я.Я.

XIV

Дождись моей смерти и услышь меня снова:снег сгребают скребком, запевают ручьи,и напевы впадают в Толедо. Капель…О волшебная музыка — плавится лед,о великое таянье!

Тебя ожидает немало чудес:

слоги первые в расцветании олеандров,слова в зеленой листве акаций,каскады, бьющие из стены,бассейн, наполненный до краевживою и светлоймузыкой.

XV

Есть торжество любви и смерти торжество,вот этот миг — и миг, пришедший после,и лишь у нас с тобой нет ничего.

Есть лишь закат светил. Блеск — и молчанья гнет.Но песнь, она потом над горсткой прахачерез меня с тобой перешагнет.

EXIL