Александр Васильевич Колчак: «Нет ничего выше Родины и служения Ей» - Галина Майорова

И порою то ли в полудреме, то ли в убаюкивающем однообразии движения Колчаку начинало казаться, что судьба специально подарила ему эту поездку вверх по замерзшей Лене. А подарив, еще и превратила эту поездку в настоящее путешествие навстречу далекому прошлому, в седую старину землепроходцев XVII века.

Миновали Киренск. Стоит он на высоком острове, со всех сторон омываемом водами Лены и ее притока р. Киренга. В старину тунгусы называли остров Орлиным Гнездом. Именно здесь в 1658 г., вернувшись из Амурского похода, поселился Ерофей Хабаров, первым в Ленском крае начавший выращивать хлеб.

А вот и Усть-Кут, первое русское поселение на великой реке. Построил деревянный острог в устье р. Куть, притоке Лены, еще в 1628 г. енисейский казачий десятник Василий Бугор, добравшийся до Ленского водораздела через Ангару и Илим.

Наконец, Качуг.[23] Здесь впервые Лена встречает на своем пути скалы и в поисках выхода делает крутой поворот…

Безусловно, молодой лейтенант мог не знать точных дат и истинных имен первооткрывателей ленских земель и сокровищ, а после посещения музея в Якутске мог потом просто и забыть их, но хорошо знал, что уже в XVII в. отважные землепроходцы доносили в Москву: «И та де велика река Лена угодна и пространна». Течет она от Байкальских гор до Студеного океана через горы, леса и тундры, где живут неведомые племена и народности. А леса те богаты ценным пушным зверем, в горах скрыто много тайных сокровищ, а суровые берега Студеного океана хранят в своих ледяных толщах массу дорогого «рыбьего зуба» (клыки моржа) и мамонтового бивня.

А к востоку от Лены простирались новые, еще более обширные земли…

И Колчак хорошо понимал, что открытие великой сибирской реки Лены, а затем и освоение обширного Ленского края явилось одним из важнейших этапов продвижения русских вглубь Сибири.

А еще он начинал ощущать в себе какие-то неожиданно возникающие, но удивительные чувства. То ли любовь к этому суровому, но такому красивому и богатому краю; то ли гордость за смелость, отвагу тех далеких «героев» – промышленных людей да казачьих сынов боярских; то ли личную прикосновенность в великом деле «прирастания земли Российской». И уже тогда все эти чувства давали очередной толчок той большой любви к России, которую он пронес через всю свою жизнь…

А почтовые тройки, покинув Якутскую область, уж мчались по территории Иркутской губернии. Здесь и протяженность тракта была вдвое больше, чем по Якутской области (1772 версты), и количество почтовых станций доходило до 80 (35 в Якутии), и интенсивность движения намного превышала якутскую.

Молодые путники наблюдали, как то и дело сначала где-то вдалеке чуть слышно раздается звон колокольчика, потом все ближе, ближе и, наконец, из-за поворота или из-за сугроба появляется змейка обоза. Фыркают лошади, покрытые инеем; возница, сидя впереди, в тулупе, подпоясанный кушаком, хлопает бичом, понукая лошадей; скрипят полозья, покачиваются привязанные мешки, бочки, ящики, тюки, корзины… Это к открытию навигации на Лене, к прибытию первых пароходов и барж спешат с Ангары, Московского тракта, а чаще всего прямо из Иркутска обозы, груженные мукой, сахаром, крупами, спиртом в бочках.

Река Лена не имела непосредственной связи с железной дорогой, поэтому грузы завозили на лошадях на три главные верхнеленские пристани – Усть-Кут, Жигалово, Качуг. А отсюда уже начинался их сплав для ленских и алданских приисков, для населения, живущего по берегам Лены и ее притоков, включая и районы самой Якутии.

Основной приток грузов из Иркутска завозился на Качугскую пристань. А отсюда и расходились по всей Лене знаменитые карбаза.[24] Здесь же, в Качуге, Якутский тракт прощается с Леной, и примерно 236 верст путники добирались до Иркутска обычной санной дорогой.

* * *

Панорама Иркутска открылась неожиданно. Тройка весело взлетела на вершину очередного перевала Верхоленской горы, и путники увидели далеко впереди и внизу долину незамерзшей реки, небольшой туман, клубящийся над ней. А на берегу в окружении невысоких холмов, покрытых лесом, большой жилой массив… «Так внезапно возникший архитектурный силуэт Иркутска предстал перед путниками полным некоего очарования и вначале совершенно необъяснимого восторженного восприятия».

Основу этого силуэта составляла «распластанная» рядовая застройка и различное размещение в ней каменных объемов. Фасад города был обращен к реке. Он без труда узнавался, так как берег был насыщен церковными шпилями, главками и украшен большими развесистыми деревьями, буквально утопающими в пушистом, сверкающем на солнце, искристом инее.

В некотором отдалении от берега как бы плотной стеной был вписан целый ряд домов с горбатыми крышами, над которыми из труб поднимался беловатый дым; прямоугольными огородами; высокими глухими оградами. Многочисленные журавли колодцев хорошо просматривались в глубине дворов, а дым из труб говорил о том, что отопление в городе в основном печное.

Храмовыми постройками были отмечены и несколько городских невысоких взгорий. И уже ясно прочитывался основной эффект этой городской панорамы: контраст низкой одноэтажной, преимущественно деревянной застройки с мощными объемами каменных силуэтов. А главки церквей и шпили колоколен, высоко вознесясь над городом, придавали всей этой застройке действительно своеобразный и привлекательный облик. И над всем этим – сочетание яркой синевы неба, слепящей белизны снега и темной зелени хвойного леса…

Колчак в Иркутске бывал шесть раз и почти всегда поздней осенью или зимой. И каждый раз он удивлялся чрезвычайной прозрачности воздуха, безоблачности зимнего или осеннего неба, продолжительности солнечного сияния и количеству солнечной радиации. Особенно же восхищала его золотая прибайкальская осень своей ясной и тихой погодой. Это уже позднее он узнает, что Иркутск по количеству получаемого солнечного света занимает в мире второе место после Давоса, высокогорного курорта в Швейцарии. И найдет этому объяснение в особенностях климата Иркутской территории и связи ее с физико-географическими условиями и атмосферной циркуляцией.

С горы спускались осторожно. Ямщики помнили ее необычное имя «Веселая» и понимали, что веселье лихого спуска, бравурное катание на санях может закончиться весьма плачевно – кибитка на боку, почта в сугробе, лошадь со сломанной ногой, а пассажиры, не дай Бог, с синяками. Во время очередной дорожной реконструкции гору Веселую «разрезали», сделали в ней открытый туннель, и теперь, чтобы полюбоваться красивым видом Иркутска, возвращаясь домой с Малого моря, приходится останавливаться. И потом через лес, ища тропинку, подниматься пешком на один из «стерегущих» дорогу утесов.

А старая часть нашего Иркутска расположена в красивом и удобном месте, точнее – в широкой речной долине, окруженной со всех сторон холмами, в месте слияния трех рек: (Ангары, Иркута и Ушаковки). Очевидно, основателей города покорили большие размеры удобных по характеру рельефа площадей, открывающих перспективы для роста города. И они не ошиблись – Иркутск рос быстро и быстро развивался.

К городу подъехали почти в сумерках. Мороз крепчал… Небольшая задержка у городской заставы: вышедший из сторожевой будки полицейский просматривает подорожные, поднимает шлагбаум… и в одно мгновение Якутский тракт превращается в Якутскую улицу Знаменского предместья города Иркутска.

У Фёдора Андреевича Матисена в Иркутске жил двоюродный брат. Поэтому, безусловно, он кое-что знал о городской жизни; что-то, конечно, рассказывал и Колчаку, но в самом городе они оба были в первый раз. И тот интерес, с которым они оглядывали первую на их пути иркутскую улицу, был вполне объясним.

Однако никто из них даже и не предполагал, какое огромное влияние на их судьбу в будущем окажет этот город. Они будут приезжать сюда и вместе и поодиночке; они будут решать здесь вопросы, связанные с историческим ходом всей России; наконец, они оба здесь найдут последнее жизненное упокоение, с разницей всего в один год. Колчак будет расстрелян в 1920 г., и тело его опустят в ангарскую иордань, Матисен скончается от тифа в 1921 г. и будет захоронен на Иерусалимском кладбище…

* * *

Дом брата Фёдора Андреевича находился где-то в центральной части города и, чтобы добраться до него, необходимо было по Якутской улице проехать через все Знаменское предместье и перебраться через Знаменский мост на левый берег р. Ушаковки, притока Ангары. А правый берег Ушаковки и стал, собственно, тем самым местом, откуда более 200 лет назад стало расти предместье. Сначала заложили женский Знаменский монастырь. Потом из монастырских ворот на север потянулся Якутский тракт, затем по обе его стороны стали расти дома. Новоявленную улицу окрестили по имени тракта – Якутской.

Застроена она была в основном деревянными домами. Глядя на незавидные, неказистые домики с покосившимися воротами и крылечками, с окошками, едва-едва поднимающимися над землей, понимал Александр Васильевич, что не прижились здесь ни богатые купцы, ни именитые чиновники. Ремесленный, рабочий люд стал главным жителем новой слободы. И первыми строителями этих домиков были скорее всего извечные переселенцы. Кто из крестьян, кто из ремесленников, кто из казенных детей, были и ямщики, и солдаты, и бывшие служители монастыря, и дворовые, оказавшиеся на воле. Одним словом, сборный народ, подъемный, находчивый, всяк на свою руку мастер. Кто сапожник, кожевенник, кто портной, кто в тележных, санных, упряжных делах знает толк. И потянулась улица, потянулась… Где бедно, где богато.