Вечная ночь - Полина Дашкова

Сын олигарха позвонил ей домой пару дней назад в девять вечера. Оля долго не могла понять, кто это. Талантливый молодой коллега застал её не в самый удачный момент. Дочь шумно требовала проверить изложение по английскому. Муж рассказывал, как сегодня по дороге с работы стал свидетелем хулиганской атаки бритоголовых в метро. Сыну срочно понадобился телефон. А сама Оля жарила рыбу к ужину и старалась перевернуть её таким образом, чтобы не обжечься брызгами масла.

— Вы прочитали мою статью? — спросил Иванов по матери.

— Да.

— Вы подобрали для меня примеры из практики?

Оля поперхнулась от такой наглости, но решила, что, если пустится сейчас в долгие объяснения, рыба сгорит, и предложила молодому коллеге зайти к ней завтра.

На следующее утро к ней явилась миловидная девушка, сказала, что она от Егора Петровича, и забрала папку. А потом вернулся главный с симпозиума и вызвал Олю к себе в кабинет, где уже сидел молодой коллега в бриллиантовых часах, ковырял в зубах зубочисткой и косился голубым кукольным глазом то на папку, которая лежала перед ним, то на Олю, то на главного.

— Я не понял, что вы мне здесь понаписали, — сказал он и убрал зубочистку в нагрудный карман пиджака, — я не нашёл ни одного примера из практики.

— А я не поняла, какого рода примеры вам нужны, о чём здесь вообще речь. Вы использовали чужие тексты, даже не потрудившись подумать, имеют ли они отношение к вашей теме. Не говоря уже о том, что, цитируя, надо ставить кавычки и называть источники. Что, собственно, я и сделала. Ваш единственный источник — вузовский учебник судебной психиатрии под редакцией профессора Дмитриева А.С.

Она продолжала говорить, при этом все ещё балансируя на невидимой линии, проведённой из точки «В» в точку «А». Она думала о своём бывшем однокласснике Диме Соловьёве. Это не имело ни малейшего отношения к тому, что происходило сейчас в кабинете главного.

«Я должна позвонить следователю Соловьёву и рассказать ему о Карусельщике. Это важно. Детское масло. Лес у шоссе. Я должна срочно позвонить Диме. Встретиться. Поговорить. Никто, кроме Димы, не верил мне полтора года назад и не поверит сейчас. Никто, кроме Димы…»

Она испугалась, что произнесла последние три слова вслух, и машинально прижала ладонь ко рту. Главный воспринял этот жест по-своему.

— Вы плохо выспались? Или хотите показать, как вам с нами скучно, и всё время зеваете?

— Я ничего не хочу показать. Извините. Я правда не выспалась.

Ольга Юрьевна зажмурилась, одним прыжком вернулась из точки «А» в точку «В». Диме Соловьёву надо позвонить в любом случае. У Карусельщика сняли отпечатки пальцев, его проверяют через поисковую систему МВД. Без вмешательства следователя Соловьёва такая проверка займёт минимум месяц. Дима может ускорить процесс. Впрочем, вряд ли это что-то даст. Доктор Филиппова почти не сомневалась, что Карусельщик никогда не привлекался к уголовной ответственности и отпечатков его пальцев нет в архивах МВД.

— Если вы так хотите спать, могу предложить вам ещё кофе, — проворчал главный.

— Нет, спасибо, — Оля заставила себя любезно улыбнуться, — Герман Яковлевич, скажите, а вы сами читали этот труд?

— Да, — кивнул главный, и вопросительный волосу него на носу задрожал, — конечно, работа сырая, можно сказать черновик, наброски, но я ведь потому и обратился к вам, Ольга Юрьевна. Я ждал, что вы, как опытный врач, поможете молодому коллеге, подскажете, посоветуете. Для диссертации ему не хватает примеров из практики, а без них ему трудно выстроить основную, так сказать, генеральную линию своего исследования.

Волос-вопрос продолжал дрожать. Главный смотрел на Олю такими же кукольными глазами, как Иванов по матери, только карими.

Они оба хотели, чтобы доктор Филиппова написала за сына олигарха сначала статью, а потом и всю диссертацию. Интересно, сколько молодой коллега заплатил за это главному? Но ещё интересней, какую сумму Иванов по матери планирует отстегнуть для неё? Судя по всему, пока он настроен на халяву. Они оба, умные, трезвые, деловые мужики, считают её идиоткой. Ну что ж, флаг им в руки.

Впрочем, наверное, сын олигарха не исключает варианта, при котором она заговорит о деньгах. Если она сейчас спросит «сколько», он назовёт сумму. Но сам не предложит ни за что. Зачем же предлагать, когда не спрашивают? Он ведь умный. Вдруг она, учёная дура, согласилась бы поработать на него бесплатно, из чувства профессиональной солидарности?

— Герман Яковлевич, а почему бы вам самому не помочь молодому коллеге выстроить генеральную линию? — спросила она вкрадчиво.

— Оля, ну вы же знаете, я администратор. Я давно не занимаюсь ни наукой, ни практикой. К тому же у меня совершенно нет времени.

— А у меня есть, — она широко улыбнулась, — у меня куча времени, я просто не знаю, куда его деть. Я готова помочь молодому коллеге в работе над диссертацией. Я готова сделать это бескорыстно, бесплатно. Он станет доктором наук и будет лечить больных. Психиатрия — это, конечно, не хирургия, на столе он никого не зарежет…

— Нет-нет! — перебил её главный и даже руками замахал. — О лечении больных речи не идёт, разве можно? За кого вы меня принимаете, Оленька?

— Что вы этим хотите сказать? — Иванов по матери опомнился, вышел из своей сытой спячки и вытаращил кукольные глаза.

Главный густо покраснел, закашлялся, стал суетливо искать платок. Потом сморкался долго и громко, бормотал что-то о весенней простуде, наконец пришёл в себя и произнёс важным низким голосом:

— Егор Петрович в будущем намерен заниматься исключительно научно-исследовательской и преподавательской работой. — Он вытер вспотевшее лицо и так преданно улыбнулся Иванову, что Олю затошнило.

«Вот и будешь ты до старости ездить на метро, ибо твоя машина уже труп, жить в тесноте, экономить на электричестве, на еде, на одежде, — сказала себе Оля, — конечно, так и будешь. Твоя беда не в том, что ты сейчас собираешься этих двух умных мужиков вежливо послать в задницу. Просто в научном мире так всё устроено. Человек, который способен самостоятельно написать диссертацию, почему-то никогда не становится богатым. Шикарные машины, квартиры, дома и прочие радости достаются тому, кто способен заказать себе сначала кандидатскую, потом докторскую. И ни разу не покраснеть».

— Извините, мне пора. Всего доброго. — Она встала и вышла из кабинета.

Они ничего не ответили. Она не сомневалась, что, как только за ней закрылась дверь, сын олигарха грязно выругался в её адрес, а главный стал услужливо предлагать ему других бесплатных учёных идиотов.

«Зато здесь не приходится работать с маньяками, насильниками, серийными убийцами», — утешалась Оля, пока бежала через больничный сквер к своему отделению.

* * *

Борис Александрович говорил с Женей Качаловой в среду. В четверг она не пришла в школу, пятницу тоже пропустила. В воскресенье Борис Александрович решился набрать номер её мобильного. В трубке слышался грохот, смех. Она сказала, что не может сейчас говорить и перезвонит позже. Он ждал. Она не перезвонила. Он ещё раз набрал номер.

— Ну, ладно. Хорошо. Давайте в половине десятого в скверике за казино. Знаете, где это?

До сквера было десять минут неспешным шагом. Но собираться он начал за час. Все у него валилось из рук.

«Боря, ты решился ступить на чужую территорию», — произнёс тихий печальный голос жены, когда он наткнулся взглядом на её фотографию.

«Боренька, там нет понятий добра и зла. Там все дозволено. Остановись. Никуда не ходи. Ты там чужой и не знаешь, что может с тобой случиться» — это шептала мама. Он смотрел на двойной портрет и думал, что просто сходит с ума.

Женя опоздала на пятнадцать минут. Он увидел её издали и ещё раз отметил, что она выглядит значительно младше своего возраста. Больше двенадцати не дашь. Курточка, джинсы, сапожки. Наверное, все это ей покупала мать. Издёрганная, длинная, болезненно худая женщина. Бывшая жена эстрадной звезды. Всезнающие учительницы говорили, что у Качалова около дюжины бывших жён и детей.

— Ну я вас слушаю. Только, пожалуйста, если можно, быстрей. У меня очень мало времени.

— Женя, как, почему это с тобой случилось? Тебя заставили? Кто-то угрожает, шантажирует? Тебе нужна помощь?

— Я не понимаю, о чём вы? Я… вы…

Она, кажется, волновалась ещё больше него, говорила очень тихо, всё время нервно облизывала губы и вдруг выпалила:

— Борис Александрович, вы уже проверили сочинения? Там…

— При чём здесь сочинения? Нет. Твоё я ещё не проверял.

Где-то рядом просигналила машина. Два коротких гудка, один длинный.

— Да? Точно? — Она как будто вздохнула с облегчением и тут же спохватилась, взглянула в сторону невидимой машины. — Я, понимаете… Я сейчас ужасно спешу… Борис Александрович, простите. — Она хотела убежать, но он взял её за локоть.

— Женя, ты снимаешься в детском порно.