Интриги Марии. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони

его зоркие глаза и живой ум станут, несомненно, большим подспорьем в этом деле: он сумел заманить Шевреза в ловушку, сможет замолвить за нее слово и перед рассерженным королем.

— Когда окажетесь в расположении войск, — наказала она Габриэлю, — первым делом повидайте мсье де Бассомпьера! Он возлюбленный мадам де Конти, ее кузен и наш друг. Он будет вам крайне полезен в том, чтобы смягчить гнев Его Величества.

— Учитывая то, что он вскоре станет и вашим кузеном, госпожа герцогиня, я разыскал бы его в любом случае, и, надеюсь, вам не придется долго ждать королевского согласия.

Мария рассмеялась:

— Нет нужды торопиться! Да будь у вас хоть крылья, мы поженимся еще до вашего возвращения. С одобрения государя или без него!

Заметив, что Габриэль вопросительно поднял бровь, она добавила:

— Вы даже не представляете, в каком нетерпении пребывает монсеньор с тех пор, как мы с ним обо всем договорились!

Позволив себе широко улыбнуться, Мальвиль поклонился:

— Я ни в коей мере не удивлен. Его легко понять… Взяв послание, он уже подошел к двери, когда Мария вдруг окликнула его:

— Мальвиль!

— Госпожа герцогиня?

— Вы делаете успехи. За последние пять дней это второй комплимент с вашей стороны. Уж не становитесь ли вы моим воздыхателем?

— Почитателем! Всего лишь почитателем, госпожа герцогиня! Отрицая очевидное, никто еще не выигрывал!

И он вышел, в глубине души радуясь тому, что вскоре окажется в мире мужчин, который он покинул с таким сожалением, когда Люин приставил его к своей супруге, хотя Габриэлю и доставляло определенное удовольствие наблюдать за ней с близкого расстояния. К его возвращению она уже будет замужем, и его роль сторожевого пса завершится, но он по-прежнему будет восхищаться герцогиней. Она умела сражаться, а это было одно из тех качеств, которые он ценил.

На следующее утро он выехал по дороге, ведущей на юг, на сей раз в сопровождении своего слуги. Мария же, всю ночь проспавшая, как младенец, готовилась к очередной схватке: необходимо было убедить отца дать благословение на брак, который он вовсе не одобрял. Задача предстояла не из легких, поскольку чаще всего в голове Монбазона была лишь одна-единственная идея, за которую он имел обыкновение упорно цепляться. Зная, однако, что по утрам он обычно пребывал в добром расположении духа, Мария отправилась на улицу Бетизи в час полдника (Так называли тогда прием пищи в полдень). Ко всему прочему погода стояла отличная, и голубое небо над Парижем особенно подбадривало ее, ибо она не любила дворец де Монбазон. Тень адмирала Колиньи, убитого здесь в трагическую Варфоломеевскую ночь, действовала на ее воображение, и она с трудом могла в нем находиться, хоть это и был богатый и красивый особняк и ей предстояло выйти замуж именно здесь.

Слава богу, она никогда здесь не жила. Как, впрочем, и в невеселом герцогском замке Монбазонов к югу от Тура. Мария родилась в доме бабки, Франсуазы де Лаваль, в замке Купврэ к востоку от Парижа. Ее мать, Мадлен де Ленонкур, умерла, когда девочке было два года, а ее брату Луи — четыре. Детство их по большей части прошло в прелестном замке Кузьер на берегу реки Индр. С этим замком были связаны самые приятные воспоминания Марии до тех пор, пока ей не исполнилось шестнадцать и ее царственная крестная Медичи не вызвала ее ко двору, чтобы сделать своей фрейлиной. При атом девушка поселилась в Лувре, что позволило ей лишь изредка наведываться во дворец де Монбазон. Раз уж ей предстояло выйти замуж именно здесь, следовало посмотреть на дворец более доброжелательным взглядом.

В момент ее появления герцог Эркюль мыл руки, собираясь садиться за стол. Визит дочери, казалось, не слишком его обрадовал. В свои сорок четыре года это был высокий, сильный и грубый мужчина, который прикрывал неоспоримым величием изрядную тупость. Между тем он был не окончательно глуп, и, главное, он не был ни слеп, ни глух! Слухи о немилости, постигшей Марию, очевидно, достигли его больших ушей.

— Каким ветром вас занесло, мадам? Приехали напрашиваться на полдник перед дальней дорогой в изгнание? Я думал, вы уже далеко! Мое почтение, мадемуазель дю Латц! — добавил он, обращаясь к Элен, присевшей в реверансе.

— Ничего подобного, отец! — оживленно ответила молодая женщина, снимая перчатки. — Впрочем, я не откажусь от птичьего крылышка и глотка вашего туреньского вина, поскольку нам с вами нужно поговорить.

Отец с подозрением взглянул на нее: он знал, как хорошо у нее подвешен язык, чего нельзя было сказать о нем самом. Главным образом он не понимал, почему женщина, покрывшая себя позором, которой следовало бы носить не снимая траурную вуаль и посыпать голову пеплом, явилась к нему с высоко поднятой годовой, сияющим взглядом и довольным видом победительницы.

— Поговорить о чем? — пробурчал он, глотнув для бодрости полный стакан вина.

— Обо мне, отец. И о моем будущем.

— Будущем? У вас его больше нет, разве что только сделаться настоятельницей монастыря, в который вы удалитесь. И то вряд ли!

Она рассмеялась, и от ее смеха серые глаза герцога почернели.

— Если это все, чего вы мне желаете, вы явно не слишком честолюбивы! К счастью, я смотрю на вещи иначе, и именно поэтому я здесь. По правде говоря, я пришла просить вашего благословения.

— Для чего это?

— Чтобы выйти замуж, отец! Через неделю с вашего позволения я стану герцогиней де Шеврез.

В этот момент Эркюль налегал на пирог с олениной, который слуга только что поставил перед ним. Он поперхнулся, задохнулся, побагровел, закашлялся и, наконец, выплюнул кусок и отхлебнул новый глоток вина. Мария сочувственно похлопала его по спине.

— Честно сказать, я не думала произвести на вас такое впечатление, — добавила она. — Нет ничего сверхъестественного в том, что мужчина уже давно влюблен в меня.

— Ваш любовник! Нагло выставленный напоказ!

— Если вам так угодно! — не стала спорить Мария. — Поскольку я теперь вдова, мы решили по взаимному согласию, что ничто более не мешает нашему счастью, и к нашей обоюдной чести следует упорядочить ситуацию, столь… видимой стороной которой мы, возможно, пренебрегали в пылу нашей страсти!

— Постыдная связь, еще более отвратительная оттого, что муж закрывал на все глаза, а эта сводня де Конти услужливо содействовала…

— Успокойтесь, отец! Вы оскорбляете подобным образом урожденную принцессу и к тому же герцогиню Лотарингскую! Более того, я только что сказала вам, что, если скандал и имел место, мы хотим загладить его своим союзом, которым вы должны бы гордиться, вместо того чтобы кричать вот так. Вам также следует чувствовать облегчение,