Рыжик на обочине - Энн Тайлер

телефон и набрал ее номер.

— Привет, Майка, — сказала она.

— Привет, — сказал он. — Добралась до дома?

— Только что вошла.

— Прекрасно! — сказал он. — Ну как, ты позвонила Нэн?

Он заранее себе напомнил спросить об этом, компенсировать пропущенные прежде моменты, когда следовало спросить. Он понимал, что был тогда не прав.

— Нет, — ответила она. — Вообще-то Нэн позвонила мне.

— Вот как?

— Она сказала, что они с Ричардом наконец назначили дату свадьбы, так что она откажется от квартиры.

— Отлично же! — сказал Майка.

— Угу, — ответила Кэсс.

Голос ее звучал сухо, он не мог сообразить почему.

— Ты же переоформишь аренду на себя. Верно? — уточнил он.

Кэсс ответила:

— А, да, — но так небрежно, словно это не она последние несколько дней с ума сходила из-за этой квартиры. И тут же сама задала вопрос: — А как твой гость?

— Бринк? Он ушел.

— То есть он больше у тебя не живет?

— Не-а, — сказал Майка. — По правде говоря, я чувствую себя малость виноватым.

— Что так?

— Ну, я практически его выгнал.

— Выгнал его?

— Выяснилось, он, не знаю, вроде как сбежал из дома, как-то так. Не желал сообщать матери, где находится, и у меня было такое ощущение, что он вовлек меня во все это. Я сказал ему, пусть либо свяжется с ней, либо уходит, одно из двух. И он ушел.

— Куда же он отправился?

— Понятия не имею, — сказал Майка. — Да и ладно! Хватит о нем. Я почему звоню — Ада пригласила нас на завтра на ужин. Вся семья соберется, чтобы познакомиться с девушкой, на которой Джой собирается жениться. Ты сможешь?

— Ох… Нет, Майка, думаю, вряд ли.

— Думаешь, вряд ли?

Она минутку помолчала.

— Вообще-то говоря, — сказала она наконец, — я думаю, не пора ли нам расстаться.

Что-то стукнуло его в ту впадину, чуть пониже грудной клетки.

Он дважды спросил:

— Но почему? Почему?

— А ты как думаешь — почему? — откликнулась Кэсс. — Я испугалась, думала, останусь без квартиры. Позвонила тебе и рассказала, что вот-вот окажусь бездомной. И что? Разве ты предложил мне поселиться у тебя?

— У меня?

— Более того, — ровным тоном продолжала Кэсс, — как ты поступил? Быстренько пригласил первого попавшегося незнакомца и поместил его в единственной свободной комнате.

— Да бога ради! — взмолился Майка.

— Ладно, может, ты это неосознанно. Может, не дал себе труда подумать, зачем ты это делаешь. Но посмотри правде в глаза, Майка: ты уж постарался сделать так, чтобы я ни в коем случае не смогла переехать к тебе.

— Мне и в голову не приходило! Я знать не знал, что ты хотела бы съехаться! Так все из-за этого? Ты вдруг решила, что нам пора поменять правила?

— Нет, Майка, — сказала она. — Я хорошо знаю: ты такой, какой ты есть.

— А это еще что значит?

— Я просто говорю, что, возможно, ты — такой, какой ты есть, — не лучший выбор для меня.

Майка смолк.

— Ты понимаешь, почему я об этом задумалась? — спросила она.

— Ну, — сказал он, — какой смысл обсуждать, если ты так чувствуешь.

Снова молчание.

— Ну ладно. Тогда прощай, — сказала она.

И отключилась.

Майка сунул телефон в карман и некоторое время так и сидел, неподвижно, ничего не делая.

Злиться он начал вечером, когда вытаскивал контейнеры с мусором в проулок. Это же несправедливо! Нет, он вовсе не подстроил появление Бринка, ни сознательно, ни подсознательно! А даже если бы и подстроил, что меняется от того, что парень занял свободную комнату? Кэсс бы все равно спала в комнате Майки. В его двуспальной кровати. Как всегда, когда оставалась на ночь! И к тому же, если она хотела съехаться, почему так прямо не сказала? С какой стати поспешила порвать с ним под первым же удобным предлогом? Выглядело это так, словно была какая-то еще причина, о которой Кэсс умалчивала. Не дала ему ни малейшего шанса для защиты.

Он терпеть не мог, когда женщины требовали, чтобы он читал у них в мыслях.

Нахмурившись, Майка уставился на контейнер 3А, переполненный прозрачными пластиковыми коробочками, которые департамент запрещал смешивать с мусором, предназначенным для переработки.

А познакомились они с Кэсс вот как.

Школа вызвала компьютерного мастера — произошло это декабрьским утром, несколько лет назад. Привилегированная школа Линчпин Элементери на Харфорд-роуд никак не могла наладить вайфай-соединение в двух классах, в одном из них как раз преподавала Кэсс.

Когда он постучал и она открыла дверь, Майка отметил, что учительница привлекательна — почти одного с ним роста, лицо открытое, дружелюбное, — но на уме у него была задача установить привезенный с собой усилитель сигнала, так что он сразу же принялся обходить класс по периметру, время от времени останавливаясь и проверяя сигнал с помощью приложения в смартфоне. Тем временем Кэсс, то бишь мисс Слейд, стоя у своего стола, обсуждала что-то с двумя мальчуганами. Вернее, обсуждали что-то они, а она слушала, склонив задумчиво голову набок.

— Что ж, — услышал Майка наконец ее голос, — я понимаю, что вас беспокоит, однако мне кажется, вы не рассмотрели вопрос с обеих сторон.

Тут она резко хлопнула в ладоши, мальчики вздрогнули.

— Класс, — сказала она, возвысив голос, — минутку внимания, будьте добры!

Остальные дети, сидевшие за партами, перестали переговариваться и подняли головы.

Учительница продолжала:

— Трэвису и Конраду не нравится наш план рождественских выступлений. Они считают, что дом престарелых — это жуть.

— Там такая вонища, — пояснил то ли Трэвис, то ли Конрад.

— Они считают, что в доме престарелых плохо пахнет, — перевела Кэсс.

— И старушки так и тянутся потрогать тебя своими скрюченными руками!

— В прошлом году, когда мы в третьем классе туда ходили, одна из них меня поцеловала! — подхватил второй мальчик.

До той минуты дети слушали молча, но тут некоторые откликнулись:

— Фу-у!

— Тем не менее, — звонким голосом объявила Кэсс, — я прошу вас посмотреть на это с другой стороны. Некоторые обитатели дома престарелых видят детей лишь раз в год, когда мы приходим спеть им рождественские гимны. Многих взрослых, с кем старики дружили, уже нет на свете. Их родители умерли, друзья умерли, супруги умерли — целый мир исчез. Обычно у них уже нет даже братьев и сестер. Они помнят, что с ними было, скажем, в девять лет — когда им было столько же, сколько сейчас вам, — но больше нет никого, кто бы это помнил. Разве это не грустно? Вы будете петь перед целой комнатой разбитых сердец. Прошу вас, подумайте об этом, прежде чем решите, что вам не хочется туда ехать.

Забавно — Майка был тронут, хотя, по его опыту,