Уфимская литературная критика. Выпуск 7 - Эдуард Байков

В рубрике «Миниатюры» выделяется автор Руслан Шагманов: как по количеству представленных текстов, так и по их общему уровню. В его коротких историях есть юный задор, богатая фантазия и юмор. Хотя автор иногда и злоупотребляет однообразными приемами, как в рассказах «Садко», «Соловей-Разбойник», «Конек-Горбунок», построенных на комическом сочетании былинно-сказочного с современным, все же потенциал у автора есть, что и было отмечено журналом фантастики «Если» специальным дипломом. Остальные авторы рубрики работают в совершенно разных стилях: поэтические миниатюры Ксении тяготеют к притчевости, мини-рассказы Натальи Маркеловой потрясающе лиричны и почти воздушны, Виталий Щекин уже давно с переменным успехом разрабатывает жанр поэтической миниатюры, а Александр Залесов осваивает публицистическое эссе. Несколько выбивается из общего ряда прекрасная, хотя и непростительно затянутая миниатюра местного сюрреалиста Рустама Нуриева «Школа игры на кубызе». Как и остальные его произведения, выполненные в стиле «потока сознания», оно полно уфимских реалий, отголосков отношений, абсурдистских ситуаций. В принципе, творчество Рустама Нуриева настолько монолитно, что, если бы не законы публикации, нерасчлененность его бесконечного текста выглядела бы вполне гармоничной.

Поэтическая рубрика представлена довольно разновозрастной группой авторов, отсюда и различие тематики их стихов, и стилевое разнообразие. Нина Лаврентьева тяготеет к протяжной песенности русского романса или народных песен, основные темы ее стихов относятся к категории вечных – война, любовь, безвозвратность прошлого, Родина. Людмила Литвинович и Виктория Кириллова склоняются больше к любовной лирике, наследуя в этом лучшие поэтические традиции Серебряного Века. Виктория Скриган, несколько «неровная» по стилю, пожалуй, еще не вполне устоявшаяся поэтесса, на этот раз представила местами тяжеловесные, но скроенные вполне профессионально стихи. Плодовитость и трудолюбие этого автора позволяют надеяться на ее большое будущее. Подборка Игоря Абрамичева состоит из десяти стихотворений, представляющих собой неплохую стилизацию под сичжо, можно сказать, что автор вдохнул в старую форму средневековой корейской поэзии новое содержание.

Так сложилось, что, в отличие от «взрослой», литература для детей в Уфе довольно сильна. Это можно заметить по рубрике «Детская площадка» в литературном ежемесячнике «Бельские просторы», никогда не страдающей от отсутствия авторов. Прекрасные детские стихи Веры Капустиной, Александра Белкина и рассказ Натальи Головановой, постоянных авторов этой рубрики, написаны на хорошем уровне и могли бы войти в любой сборник детской литературы общероссийского масштаба. Не уступает им и «Сказка о Новом годе» Елены Охотиной, автора, уже представленного в рубрике «Рассказы».

Рассказ уфимского москвича Булата Назмутдинова в рубрике «Дебют» не лишен недостатков – излишняя документальность, сухость изложения, разговорные выражения дают понять, что начинающий автор еще не прочувствовал особой прозаической ритмики, не нащупал свой стиль. Если бы он не был при этом хорошим публицистом и оратором, я бы испытывала большие сомнения в перспективности этого молодого автора. Но, думаю, что первые пробы в художественной прозе обязательно приведут его к пониманию законов Слова. Этого же от своего лица я хочу искренне пожелать и всем авторам нынешнего выпуска, независимо от их опыта публикации.

Авессалом Виноградников

Ренегатство в науке

Вышедший в 2006 году сборник статей Э. А. Байков «Коэволюция и человечество» наглядно демонстрирует полную отреченность от марксизма этого «вождя экологов».

Тезис – «Враги нашей коэволюционности» завершает «доблестный труд» персека ЕврАПИ. Вопрос об обеспечении демократическими институтами коэволюционности всегда стоит особо остро. Любая политическая сила, какую ни возьми, только тем и занимается, что борется за «подлинную демократию». ЕврАПИ – не исключение. Суть того, что пишет Э. А. Байков в своей брошюре, можно сформулировать так: «Коэволюционность в Мире переживает крайне болезненный и кризисный период. Причина этого в двух взаимно усиливающих друг друга процессах: практически даровом присвоении общенародной собственности частными лицами и стремлении к государственной власти новоиспеченных крупных частных собственников, разжиревших на разрушении окружающей среды».

В силу своего ренегатства Байков безбожно запутывает вопрос о коэволюционности. Сначала он говорит о том, что она (коэволюционность) переживает в Мире болезненный и кризисный период. При этом он не уточняет, для какого класса эта коэволюционность. В этот кризисный период буржуазия чувствует себя очень даже неплохо, в том числе и в смысле экологии, словно в раю.

Но если на минуту поимпровизировать и предположить, что Байков все же пишет о коэволюционности для широких масс, экологической нише пролетариата, то непонятно, почему причина болезненности в присвоении общенародной собственности и стремлении к государственной власти. Если Эдуард Артурович признает, что в 1991 году произошел контрреволюционный переворот, то я хотел бы посмотреть на того буржуа, который не стремился бы к присвоению общенародного добра и защите награбленного с помощью депутатской неприкосновенности.

Почему не сказать проще, что причина бедственного и бесправного положения природы и окружающей среды в самой капиталистической системе со всеми вытекающими последствиями? Перефразируя Маркса, нет экологического преступления, на которое бы не пошел капитал во имя увеличения своего размера.

Далее Байков пытается дать определение коэволюционности, при этом опять не уточняя, для какого класса. Интересно, в каком таком словаре Эдуард Артурович вычитал определение коэволюционности. Я беру «Глоссарий коммуниста» (Москва, 1989) и читаю: «марксизм-ленинизм рассматривает К. в неразрывной связи с материальными условиями жизни общества и его классовой структурой. В классовом обществе К. является выражением отвлекающей пропаганды господствующего класса» (с. 107, выделено мной – А. В.).

Затем нахожу определение политического плюрализма: «в современной буржуазной социологии П. трактуется как признак «чистой», «высшей» формы демократии…» (с. 322, выделено мной – A. В.).

Так вот о какой коэволюционности говорит Байков! Так вот в чем корень его ренегатства! Эдуард Артурович в классовом обществе пытается добиться «чистой коэволюционности», уравнять в правах эксплуататоров и эксплуатируемых, имущих и неимущих, бедных и богатых.

Идейный вождь II Интернационала Каутский также искал демократию подобного рода, на что Ленин писал: «Если не издеваться над здравым смыслом и над историей, то ясно, что нельзя говорить о «чистой демократии» (и, добавлю, о решении экологических проблем – А.В.), пока существуют различные классы, а можно говорить только о классовой демократии…

Чистая коэволюционность есть лживая фраза либерала, одурачивающего рабочих

Тов. Байков, так может, хватит обманывать рабочих и скрывать свою либеральную физиономию под маской левого мыслителя?

Эдуард Артурович проповедует следующее: формой реализации коэволюционности выступает всечеловеческое единение во имя решения экологических проблем.

Что представляет собой эта система, у Байкова не уточняется. Но я догадываюсь, что здесь речь идет вовсе не о рабочих советах, а о буржуазном парламенте. Говоря об «общем деле народа», Байков не замечает классовой сущности государственного аппарата.

«Участие в буржуазном парламенте (который никогда не решает серьезных вопросов, их решают биржа, банки), – пишет Ленин, – загорожено от трудящихся масс тысячами загородок, и рабочие великолепно знают и чувствуют, видят и осязают, что буржуазный парламент – чужое учреждение, орудие угненения пролетариев буржуазией, учреждение враждебного класса, эксплуататорского меньшинства» (там же, с. 257).

Тем самым Ленин пытается показать условность и ограниченность буржуазного парламентаризма. Любая ветвь власти (законодательная, исполнительная или судебная) подчинена буржуазии, и все попытки рабочих управлять государством натыкаются на «тысячи загородок».

На каждом шагу в самом демократическом буржуазном государстве встречают угнетенные классы вопиющее противоречие между защитой природы, которое «коэволюционность» капиталистов провозглашает, и тысячей фактических ограничений и ухищрений, делающих природу умерщвляемой ради барышей рабыней.

Рабочие не могут «овладеть готовой государственной машиной», поэтому ее необходимо разбить. Органы буржуазной власти заменить на рабочие органы. А для Байкова «коэволюционная идея» – это лишь замена поглотительной экономики на экономику бионическую, не более того. Он исписал десятки страниц, но о диктатуре пролетариата не написал ни слова.