Юсуповская ночь - Эдвард Радзинский

Юсупов: «Два выстрела прогремели… Выскочив на парадную лестницу, я побежал вдоль Мойки, чтобы встретить Распутина в случае промаха Пуришкевича… я сам был безоружен, потому что отдал револьвер великому князю… Всех ворот (ведущих из двора. – Э.Р.) было трое, и лишь средние не заперты. Через решетку я увидел, что именно к этим влекло Распутина звериное чутье… Раздался третий выстрел… потом четвертый… Я увидел, как Распутин покачнулся и упал у снежного сугроба… Пуришкевич подбежал к нему и остановился возле тела… Я его окликнул, но он не слышал…»

Пуришкевич проходит через дом на главный подъезд и сообщает солдатам, что убил «Гришку, врага России и царя». Услышав их радостное одобрение, он велит немедленно оттащить труп от решетки. А Феликс со двора видит, «как от ворот к тому месту, где находился труп, направлялся городовой… Городового я задержал на пути. Разговаривая с ним, я нарочно повернулся лицом к сугробу, так что городовой вынужден был стоять спиной к тому месту, где лежал Распутин.

– Ваше сиятельство, тут были выстрелы… Не случилось ли чего?

– Ничего серьезного… у меня сегодня была вечеринка… один из моих товарищей, выпив лишнее, стал стрелять.

И городовой ушел».

Но осталось иное описание случившегося. И принадлежит оно… тому самому городовому Власюку, с которым разговаривал Феликс. Процитируем еще раз его показания: «Я увидел, что по двору этого дома идут в направлении калитки два человека в кителях и без фуражек, в которых я узнал князя Юсупова и его дворецкого Бужинского. Последнего я спросил, кто стрелял. Он ответил, что никаких выстрелов не слышал… кажется и князь сказал, что не слышал». И Власюк ушел.

По словам Феликса, после его беседы с городовым Распутина втаскивают в дом два солдата и кладут на нижнюю площадку лестницы, около подвала, где мужик недавно пировал с князем.

Юсупов: «Из многочисленных ран его обильно текла кровь. Верхняя люстра бросала свет на голову, и было видно до мельчайших подробностей его изуродованное ударами и кровоподтеками лицо».

Все-таки Феликса и Распутина, видимо, связывало нечто патологическое, больное… «Меня непреодолимо влекло к этому окровавленному трупу… я уже не в силах был бороться с собой… Злоба и ярость душили меня. Какое-то необъяснимое состояние овладело мной. Я ринулся на труп, начал избивать его резиновой палкой (гантелей, подаренной Маклаковым. – Э.Р.). В бешенстве и остервенении я бил, куда попало. Все Божеские и человеческие законы… были попраны…»

Пуришкевич приказал солдатам оттащить Феликса. И его, «сплошь забрызганного кровью… усадили… на диван в кабинете… на него страшно было смотреть… с блуждающим взглядом, с подергивающимся лицом, бессмысленно повторявший: «Феликс… Феликс…» Пуришкевич никогда не сможет забыть, как князь колотил мужика двухфунтовой гантелей…

Но самое поразительное – Распутин еще был жив! «Он хрипел, у него закатывался зрачок правого глаза и глядел на меня бессмысленно и ужасно… этот глаз я до сих пор вижу перед собой».

Пуришкевич велел спеленать труп, и побыстрее… Но, видимо, Бужинский рассказал ему о приходе городового, спрашивавшего про стрельбу. Боясь, что тот доложит своему начальству, Пуришкевич приказал позвать городового.

Власюк вновь пришел. И состоялся разговор, в общих чертах описанный одинаково всеми – Пуришкевичем, Власюком и Юсуповым. Приведем версию Пуришкевича:

«– Ответь мне по совести: ты любишь батюшку-царя и мать-Россию? Ты хочешь победы русскому оружию над немцем?

– Так точно, ваше превосходительство!

– А знаешь ли ты, кто злейший враг царя и России, кто мешает нам воевать, кто нам сажает разных Штюрмеров и всяких немцев в правители, кто царицу в руки забрал и через нее расправляется с Россией?

– Так точно… знаю… Гришка Распутин.

– Ну, братец, его уже нет, мы убили его и стреляли сейчас по нему. Можешь ли сказать, если спросят: знать не знаю и ведать не ведаю? Сумеешь ли ты… молчать?»

Но городовой отвечает опасно: «Так что если спросят меня не под присягой, то ничего не скажу… а коли на присягу поведут, тут делать нечего – раскрою всю правду, грех соврать будет»… И Власюк снова уходит – чтобы тотчас доложить начальству весь разговор с Пуришкевичем.

Все было кончено – труп, завернутый в сукно и туго перетянутый веревкой, лежал в столовой. В это время во дворец (как отмечают оба – и Феликс, и Пуришкевич) после своей странной и безуспешной поездки вернулся великий князь Дмитрий Павлович – уже на своем автомобиле. И начались сборы в дорогу – нужно было вывозить труп. Приближался рассвет, так что все торопились. Феликса решили не брать, «передали его в руки слуг с просьбой помочь ему… обмыться, переодеться».

Ехали еще во мгле. Освещение было скудное, дорога «скверная… и тело подпрыгивало, несмотря на солдата, сидевшего на нем. Наконец, показался мост, с которого должны были сбросить в прорубь тело Распутина… и Дмитрий Павлович, сидевший за шофера, замедлил ход и остановился у перил… На одно мгновение осветили сторожевую будку на той стороне моста… Мотор продолжал стучать…»

Все как при будущем расстреле Царской Семьи – много крови, тайный вывоз трупов и тот же звук работающего мотора… Четверо – солдат, поручик Сухотин, Лазаверт и Пуришкевич – «раскачав труп Распутина, с силой бросили его в прорубь, забыв привязать к трупу цепями гири». При этом, пишет Пуришкевич, великий князь Дмитрий Павлович стоял перед машиной «настороже» – рука «царственного юноши» не должна дотрагиваться до преступного тела…

Двинулись в обратный путь. «По дороге автомобиль все время останавливался, мотор давал перебои, и тогда доктор Лазаверт соскакивал и возился с одной из свечек… Последняя починка была перед Петропавловской крепостью».

В 1919 году в этой крепости будет расстрелян отец Дмитрия Павловича…

Наконец подъехали ко дворцу великой княгини Елизаветы Федоровны, где жил тогда Дмитрий (сама великая княгиня, как мы помним, прямо перед убийством Распутина уехала молиться в Саровский монастырь). Сухотин, Лазаверт и Пуришкевич, взяв извозчика (более надежного, чем автомобиль великого князя), поехали на Варшавский вокзал, где стоял санитарный поезд Пуришкевича. Был шестой час утра. Вскоре Пуришкевич послал Маклакову в Москву телеграмму: «Когда приезжаете?», означавшую – «Распутин убит».

Неприятности начались уже 17 декабря. В пять часов дня к Пуришкевичу приехал поручик Сухотин и передал просьбу великого князя: немедленно приехать к нему Во дворце депутата встретили Феликс и Дмитрий, оба «нервничали, пили коньяк и черный кофе… чашку за чашкой». Они сообщили, что «Александра Федоровна уже осведомлена об исчезновении и даже смерти Распутина и называет нас виновниками убийства… «Я, – сказал Юсупов, – из-за этого гада должен был пристрелить одну из лучших собак и уложить ее на том месте, где снег окрасился кровью». Это на случай, если во дворе найдут следы крови…

Феликс и Дмитрий сочинили послание императрице. Оно было написано от лица князя Юсупова, который заверял Алике, что к смерти Распутина никакого отношения он не имеет: «Я не нахожу слов, Ваше Величество, чтобы сказать Вам, как я потрясен всем случившемся… идо какой степени мне кажутся дикими обвинения, которые на меня возводятся…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});