Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель

Может надо было задержаться здесь, в неповторимом окружении вершин, еще и еще осмотреться кругом? Но нет, созерцание ― удел жителей долин, прелесть альпинизма в постоянном стремлении вперед, надо успеть запечатлеть все в памяти за эти неповторимые минуты. Богиню Победы ― Нику изображают крылатой, легко летящей. Нет, альпинистская Ника тяжело шагает натруженными ногами, руки ее грязны и растрескались, она пахнет потом и псиной, лицо ее огрубело от ветров и солнца, но в глазах ее ― отблеск увиденного «ТАМ». И «морально выживут» только те, для кого светит всю жизнь золотая искорка вершины.

Рано утром быстрый спуск на запад до Миссес-коша (по этому пути прошел впервые Абалаков в 31 году, а автор с Ан.Малеиновым в 38-м) и дальше, усталые до предела, но вершина уже наша! Переход вниз до селения Карасу, мы нанимаем на ферме двух коней для переправы и проводника, знающего брод, и раненько утром, с редкой для Кавказа точностью явились они в лице кривой на левый глаз бабки, тещи заведующего фермой, восседавшей на кляче, кривой уже на правый глаз, и второй лошади, явного кандидата «на махан». Наши сомнения в удали коней бабка пресекла так, что мы все стали похожи на детский шарик, из которого выпустили воздух. Посадив сзади себя заробевшего Виталия («дед, садись за мной, держись потеплей»), а на другую клячу меня («ты, тощий, на ту»), она кратко, но ясно очертила позорную родословную и аморальную жизнь кобыл и ринулась в бушующие волны. Переправив всех и рассчитавшись, она столь образно выразила свое мнение о людях, бродящих без толку, что Валя Чередова уткнулась лицом в колючий куст облепихи. Мы явственно увидели, как бабкина кобыла превратилась в метлу, которой она, конечно, и была с самого начала, только прикинувшись лошадью...

В этом году были введены медали за призовые места в первенстве Союза. За первое место в классе технически сложных восхождений мы получили ― золотые (серебряные позолоченные). И вновь наша команда была награждена переходящим призом имени ЗМС Е.М.Абалакова. 

Экспедиции. Мазарские высоты

Снова полюбим влекущую даль мы

И золотой от луны горизонт.

Николай Гумилев

Я видел ― солнцем загорелись дали.

Данте Алигьери

Теперь Виталий вновь хотел опробовать всю команду на высоту.

Его да и всех нас тянуло в Азию. Первым этапом выбрали Памир, Мазарскую стену ― цепь вершин, стоящих за перевалом Терс-Агар через Заалайский хребет. Отправились «старики» ― Абалаков, Чередова, Ануфриков, Боровиков, Аркин, Филимонов, автор. В команду ввели много спартаковской молодежи ― П. Буданова, Ф. Улумбекова, А. Сысоева, В. Буслаева, К. Гаджиева, В. Давыдова. Прибыли в город Ош ― ворота Памира и Синцзяна, здесь хлопотал наш завхоз ― Арий Поляков, бывший подручным еще у Н.В. Крыленко по его походам, отбывший «десятку» в Норильске.

Арику и автору, как старым «памирцам», было поручено договориться о необходимом караване ― киргизская метеослужба содержала караван для забросок на ледник Федченко, и сейчас он был свободен. Два дня пьянствовали мы с караван-баши, знаменитым еще по походам Крыленко, Султаном Караходжаевым, обсуждая (по правилу восточной дипломатии) «кто первым заговорил, тот проиграл»: урожай хлопка, смысл жизни, для которой по выражению Тимура «мы заключены под сводом небес высшей силой». На утро третьего дня, когда мы отпивались квасом, к Виталию явился Султан:

― Слышь, начальник, все водка да водка ― когда дело говорить будем?

Так была посрамлена восточная дипломатия.

Мы наняли машину до селения Дараут-Курган, а Султан погнал туда караван налегке. Пришла телеграмма, что заболел наш врач, а ехать без врача значило сойти с соревнования. Врачи в Оше были безумно заняты летом ― то холера, то очаг чумы… С трудом нашли фельдшера-старика из венерического диспансера и наняли его жену ― тетю Настю ― поварихой.

Потянулся Памирский тракт (Ош-Хорог) ― лента перевальчика Чигирчик, долина Гульчи (спутник-почтальон давал пояснения: «Это ― Гульча: налево КГБ, направо тюрьма»), поселки Суфи-Курган и Ак-Босога с многочисленными надписями типа: «уезжаю я с Памира, этой ... крыши мира», «уезжаю я с Памира, ... кладу на крышу мира», была, впрочем, и более корректная: «Марксина Кукишева из Красноярска». Начались серпантины перевала Талдык через Алайский хребет. В старые времена здесь была только хорошо набитая тропа, по которой шли караваны степенно шагающих верблюдов, позванивая басовитыми колокольцами и мягко шлепая копытами в лессовую пыль. Шли на Памир, Синцзян, Кашгар. Теперь по тракту гудят машины.

Тяжелая работа шофера на памирских трактах. Днем выкручивают узкие петли серпантинов, обливаясь потом в кабине, полной дорожной пыли и бензинового духа, а к вечеру машины съезжаются, тяжело переваливаясь на ухабах, в какой-нибудь кишлак. Шоферы засыпают беспокойным сном в кабине и через пару часов, сонно матерясь, вновь заводят моторы, вспыхивают фары ― и снова ведут они машины на перевалы Кызыларт и почти пятитысячный Ак-Байтал, покачивая лучами фар.

Наш путь короче. После Талдыка открывается чудо Алайской долины ― степной простор и снеговая цепь Заалайского хребта, уходящего в обе стороны, куда хватает глаз, по долине приезжаем в поселок Дараут-Курган. Напротив, за степным ковылем ― высшие точки Заалайского хребта: пики Ленина (Виталий снова вспоминает свою победу 1934г.) и Дзержинского. Дальше идут пики Красина, Цурюпы,.. Свердлова. Ставя надписи на картах, Н.В. Крыленко, видимо, не следовал местным названиям. На Памире есть даже пик Клары Цеткин (а Розу Люксембург почему-то забыли).

Попутная машина подбрасывает разведку (Виталий, Чередова, Аркин и автор) под перевал Терсагар через Залай, остальные занимаются погрузкой каравана. Мы поднимаемся вверх, поздно вечером ставим палатку на самом перевале, а ранним утром выходим на просмотр. У нас под ногами ― провал, уходящей вправо и влево долины Муксу, а прямо перед нами «наш» массив, сверкающая снегами стена ― наивысшая вершина Музджилга, снежный прихотливый гребень ― вершина Сандал.

А за ними ― горы без конца и края ― Памир, на карте которого до недавнего времени пестрели белые пятна. Где-то по окраине этой страны пролегал путь Марко Поло. Здесь, по словам одной итальянской газеты, «китайский дракон обнюхивает русского медведя». Некий древний китайский путешественник назвал эту страну «Бо-Ми-Ло, подножием смерти».

Но ― за дело! Сидим здесь несколько часов. Высота вершин по памирским меркам невелика ― 6300м, дно долины примерно ― 2600м, т.е. перепад высот достаточно приличный, технически вершины выглядят сложно. Внизу видно зеленое пятнышко урочища Алтын-Мазара, по памирским масштабам ― оазис: мы выбираем место для базового лагеря у подножья вершин, просматриваем и намечаем пути восхождений. Спускаемся вниз, обдуваемые вольным ветром, мимо древнего мазара ― «золотой могилы» ― типичного мусульманского погребения, киргизы уже не помнят имени высокочтимого до сих пор святого отшельника, кругом бунчуки ― шесты с конскими хвостами. Мазар завален приношениями охотников ― рогами и черепами добычи, ветки кустов вокруг обвязаны тряпочками ― дарами проходящих. Теперь, впрочем, уединение нарушено ― пониже стоит домик метеорологов. Чтобы добраться к подножью стены, надо переправляться через бешеную реку Муксу. Подошел караван, но даже опытный Султан заставляет выждать два дня, пока утихомирится после прошедших дождей и жарких дней река. Мы пока тренируемся, заодно рассматриваем древние наскальные изображения ― их здесь много, пытаемся найти, по преданиям где-то здесь находившиеся, древние китайские золотоискательские шахты, но ― безуспешно. По вечерам собираемся у костра. В темноте нависают стены ущелья, в створе его остро и строго прорезается молодой месяц, а в глубине таинственно замирают отголоски наших песен. За кругом света от нашего костра шуршат травой кони...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});