Страх - Эдуард Хруцкий

– Просто Сергей, – улыбнулся Белов.

– Значит, так и запишем, а я Сергей Семенович, так что мы с вами тезки. Я смотрю, вы пороху понюхали, награды боевые имеете, а меня по здоровью даже в ополчение не взяли, а сейчас фабрикой командую, фронтовой заказ выполняю. А вы, Сергей, в ведомстве вашем суровом что контролируете?

– Московский железнодорожный узел.

Сергей Семенович с интересом посмотрел на Белова:

– Тяжелое дело, ответственное. Ох, простите меня, совсем забыл. Наташенька, там в прихожей сверточек. Несите его сюда, это мой вклад в веселье общее.

Хозяином чувствовал себя гражданин Стукалин в этой квартире. Впрочем, такие, как он, прижившиеся в тылу, присосавшиеся к хлебным местам, везде вели себя как короли.

Сергей Семенович сидел за столом вальяжно. Роскошный песочный костюм, рубашка крученого шелка, галстук полосатый в тон, на правой руке перстень массивный с синим камнем, из-под рукава большие золотые часы выглядывают. Наташа принесла и начала расставлять на столе дорогие ресторанные закуски, бутылки ликера, шампанского, коньяка.

– Заехал в «Асторию», прикупил кое-что. – Сергей Семенович достал пачку «Северной Пальмиры», положил на стол.

Но веселье не разгорелось с новой силой. Чужой человек пришел к этим успевшим понравиться друг другу людям. Помешал он их скромному застолью, беседе доброй, танцам. Но Стукалин не чувствовал этого, он аппетитно ел ветчину, пил коньяк, шутил, правда по делу.

Постепенно обстановка за столом начала выравниваться. Глеб произнес веселый тост, Нина поделилась историей, как в Алма-Ате снимали фильм «Жди меня», Сергей под общий хохот поведал одну из историй, услышанную от Никитина. А время шло, и часы в гостиной пробили полночь.

– Пора, – Сергей Семенович встал, – мне из вашего дома приятного, Наталья Николаевна, просто уходить не хочется.

– А вы чаще приходите, – засмеялась Головня.

– Не премину приглашением воспользоваться. Не премину. Вы идете, Глеб?

– Нет, мы с Ниной остаемся.

– Ну что же, а вы, Сергей?

– Иду, Сергей Семенович, пора и на покой.

– У вас, конечно, ночной пропуск имеется?

– А как же.

– Впрочем, чего я спрашиваю.

В прихожей Головня спросила Сергея:

– Когда придешь?

– Как позовешь.

– Считай, что позвала.

– Значит, завтра.

– Вы о чем это шепчетесь? – ревниво спросил Стукалин.

– Да вот в кино собираемся сходить, – ответил Сергей.

– Лучше в театр, – солидно сказал Стукалин, – давайте во МХАТ. Там пьеса «Фронт» идет. Говорят, интересная.

– С удовольствием.

Сергей со Стукалиным вышли на улицу.

У подъезда стоял грузовой ГАЗ-АА, переделанный под автобус.

– Ну вот и моя карета, – усмехнулся Стукалин, – вам куда?

– Мне к Никитским.

– Давайте подвезу.

– Спасибо, – Сергей хлопнул удивленного Стукалина по плечу, – я пешочком. Вечер уж больно хорош.

– Не боитесь? В городе шалят.

– Да здесь переулком пять минут ходу.

Они пожали руки, и Стукалин взгромоздился в кабину рядом с шофером.

Данилов и Никитин

Они вышли из машины в Малом Николопесковском у дома номер 3. Вошли под арку.

Двор был небольшой, но весь в ранней зелени. Хороший был двор, московский. У подъезда сидели старушки, судачили о чем-то своем. Пацаны мчались на деревянных с подшипниками вместо колес самокатах.

Хорошо в такой двор с работы вернуться. Посидеть на скамеечке, обсудить с соседями последнюю сводку Совинформбюро, на салют полюбоваться.

– Слушай, Николай, – сказал Данилов, – я хотел завтра на оперативном тебе объявить, но решил нынче тебя обрадовать.

– Что, меня начальником МУРа сделали? – заржал Никитин.

– Лучше. При тебе мне звонили из ХОЗу. Тебе комнату дали.

– Не верю.

– И знаешь где?

– Где?

– В Столешниковом.

– Вот и дом у меня будет наконец свой, а то я от общежития озверел уже.

– Новоселье устроишь?

– А то!

* * *

Они поднялись на третий этаж. Позвонили в квартиру Гаранина. Никто не отвечал.

Тогда Никитин с силой саданул по дверям ногой. Удар гулко отозвался в подъезде. Соседняя дверь открылась, и на пороге появился человек в майке, синих командирских галифе с красным кантом и в тапочках. В руке он держал пистолет ТТ.

– А ну, – грозно начал он.

Данилов достал удостоверение.

– Уголовный розыск. Где Игорь Гаранин?

– Он в гараж пошел с двумя приятелями.

– Давно?

– С полчаса.

– Где гараж?

– Во двор выйдете, увидите проход между двумя домами, попадете на задний двор, там и гараж.

– Значит, въезжать туда можно с Крюкова переулка?

– Только оттуда и можно. А что он натворил? – Сосед спрятал пистолет в карман.

– На машине нашалил, – усмехнулся Никитин.

– Говорил я ему. – Сосед захлопнул дверь.

Они опять прошли двором, свернули в узкий проход между домами. Навстречу им попался серый пушистый кот. Он не убежал, а сел на дороге, внимательно разглядывая людей. Данилов и Никитин обошли его. Кот даже голову в их сторону не повернул.

– Боевой, видать, он здесь в законе, – сказал Никитин. – Как в квартиру въеду, сразу кота заведу.

Задний двор был глухой, заасфальтированный. На лавочках здесь не посидишь. Со всех сторон зажатый безглазыми стенами домов, он вызывал ассоциации с тюрьмой. У каменной стены рядом с выездом стояло два кирпичных строения. В одном была полуоткрыта створка двойной двери. Никитин распахнул ее. В лицо ударил запах бензина, масла машинного, кожи. В глубине стояла белая «эмка», рядом лежал человек в кожаной куртке и песочных брюках.

Он был мертв. Данилов сразу понял это по неестественно подвернутой руке, по темному пятну на полу.

Он подошел, наклонился. Гаранин был убит точно так же, как и Андреев, как вохровцы.

– Вызывай опергруппу. – Данилов наклонился и начал проверять карманы. В боковых карманах брюк были ключи от квартиры и машины, в заднем маленький браунинг «лилипут» калибра 4,25.

Данилов достал его. На перламутровой рукоятке была прикреплена серебряная табличка с надписью: «Б. Гаранину в день рождения. В. Сталин». Ну вот, приехали. Только этого не хватало. Сейчас сюда понаедут ребята с Лубянки. Как же, убили сына любимого музыканта принца.

В карманах куртки лежали студенческий билет, ключи, бумажник с продовольственными карточками и деньгами.

Группа приехала сравнительно быстро. Данилов оставил следователя Чернышова разбираться на месте, а сам с Никитиным поднялся к квартире Гаранина.

– Ну что, Коля, зови понятых.

– Неужели обыск делать будете?

– Буду. Ты найдешь понятых и уходи. Здесь дело такое, что вполне можно самим на этап загреметь.

– Нет, Иван Александрович, – Никитин зло тряхнул головой, – вместе пойдем, если надо.

– Ну что ж, Коля, тебе виднее.

И Данилов подумал о том, какой же все-таки хороший парень Колька Никитин, а главное, не трус. Нет, он не имел в виду храбрость при задержании, перестрелке, погоне. В их службе нужна была еще одна храбрость, которая защитит тебя или погубит, когда потянут на беседу в инстанцию.

В присутствии понятых, под протокол, Данилов открыл дверь квартиры. Хорошо жил музыкант Гаранин. Небогато, но весело. На стенах фотографии джазистов, дующих в трубы и саксофоны, мебель легкая, желтая, веселая. Такую в сороковых привозили из Риги. В одной из комнат рояль. Видимо, убитый был человеком аккуратным. В квартире царила чистота.

Комната Игоря Гаранина была небольшой, но очень уютной. Письменный стол, тахта, кресло, патефон и множество книг. Муровское удостоверение лежало в среднем ящике стола. Все точно. Фамилия Евдокимова и фото Гаранина. Изъятие было строго запротоколировано. Выполняя все эти формальности, Данилов знал одно: если покатят бочку, ничто не поможет. Конечно, надо было искать дальше, перерыть, к черту, всю эту квартиру, но взгляд останавливал его. Да, именно взгляд. Смотрел с фотографии на стене молодой надменный полковник авиации.

А на портрете надпись: «Боре на дружбу. В. Сталин».

Правда, Данилов сделал то, чего раньше никогда себе не позволил бы. Он, не занося в протокол, незаметно положил к себе в карман записную книжку и дневник убитого.

Муравьев

В отделе никого не было. Данилов и Никитин уехали в деревню Суково. Белов отправился к какой-то даме. А ему предстояло искать Грека. Муравьев добросовестно изучил оперативно-разыскные материалы на Леонида Викторовича Грекова, 1910 года рождения, кличка Грек, судимого в 1928 году за квартирный грабеж, в 1939-м – за разбойное нападение. Побег. В 1940-м осужден за бандитизм. В 1943-м направлен в штрафбат, из-под стражи бежал.

Читая оперативные документы и агентурные донесения, Игорь постепенно нарисовал себе портрет будущего клиента. Грек был человеком отважным, жестоким, физически крепким, виртуозно владеющим ножом. В уголовном мире Москвы пользовался непререкаемым авторитетом и имел разветвленные связи.