Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов

предстояло стать могилой.

Могилой для его мёртвых родителей.

Пот скатывался по мышцам Егора. Воздух над ними раскалялся, земля под ногами чернела, и всё вокруг Егора пылала в пожаре. Чистое голубое небо медленно опускалось вниз, грозясь размазать об землю каждого, кого встретит. И тишина… она давила больше всего. Её молчание сводило с ума, а кровь в висках заставляло течь громче, быстрее. Движение любого сустава оглушало, но не могло переплюнуть тишину, которую так хотелось нарушить криком! Так захотелось взвыть в небо и бросить лопату! Да так, чтобы та сломалась на две части! Егор не хотел держать её в руках! Он пытался расцепить пальцы, перестать рыть могилу родителям, но лопата будто вгрызлась в кисти и не желала их отпускать. Окружавшие дома становились всё ближе друг к другу, а тёмные окна – окна, в которых теперь никто никогда не зажжёт свет – молча смотрели на раздетого по пояс парня (мальчика, конечно же, мальчика), выкапывающего могилу в дворовой клумбе – среди цветов, среди красоты.

Егор рыдал, но не чувствовал на щеках слёз, потому что всю их поверхность покрывали капли стекающего пота. Всхлипы тонули в горячем воздухе, а иногда и вовсе застревали в горле, не вырываясь наружу. Яма увеличивалась с каждой секундой, минутой, часом – дно утопало во тьме, будто бы шепчущей: «Пади в меня». Лопата нагревалась, раскалялась в руках, но пальцы никак не могли отпустить её. В какой-то момент Егор прижал её ногой к земле и начал отдирать кисти. Они нехотя подались, оставляя за собой куски свисающей плоти. Но боли совсем не было. Был только страх, что копать могилу придётся вечно, потому что мама ждёт. Мама ждёт, папа ждёт, все ждут, когда наш маленький мальчик собьётся с ног и…

Пальцы резко отлепились от лопаты, оставив на ней полосы кожи. Егор видел собственные кости сквозь розовую плоть и чувствовал каждое их движение. Ветер ударялся об них, и только когда в груди запела музыка, какая бывает при скольжении ветра сквозь щели, Егор понял, что воздух проходит через рёбра. Открытые рёбра, через которые можно легко просунуть пальцы.

– Спасибо за работу.

Холодные пальцы легли на плечи и заботливо вогнали в кожу ногти. Голом мамы исказила отвисшая, еле держащаяся на весу челюсть и черви, поедающие её язык. Но Егор смог уловить аромат сухих, таких знакомых духов, которыми всегда пользовалась его мама. Ногти вошли ещё глубже и развернули тело, пока по плечам стекали ручьи алой крови.

– Отдохни, Егорушка. Ты слишком устал.

Он не расслышал слов, но понял их смысл, когда гниющие руки толкнули его, а почва под ногами пропала. Егор упал в могилу, которую сам же рыл целую вечность. И он бы закричал на весь мир, если б рот не завалила земля.

Она сыпалась сверху с сумасшедшей скоростью, а через пару секунд и вовсе придавила живого трупа, пытающегося вырваться наружу.

Каждый получает то, что заслужил.

Да, Егор?

* * *

Он проснулся с рывком, выбросившим его с кровати. Лицо тут же врезалось в пол, хоть рука и пыталась смягчить удар. Боль не появилась даже тогда, когда из носа хлынула кровь и потекла к губам, окрашивая собой кожу. Егор попытался встать на ноги, но потерпел поражение и упал, подвернув лодыжку. Мир перед глазами рухнул, утонул в чёрных точках, а голова вовсе погрязла в тумане, не дающем ничего разобрать. На светлый линолеум упало несколько капель крови, оставив на нём тёмные пятнышки. В их отражении Егор увидел своё лицо и блики флуоресцентных ламп над головой.

– Твою мать… – Он снова попытался встать и на этот раз одержал победу. Тело вновь стало послушным, а ноги не заплетались друг об друга, как обычно бывает после долгого сна.

– Вам следует заткнуть левую ноздрю.

Егор обернулся и увидел сидящую рядом с кроватью женщину, уместившуюся на небольшой тумбочке. Она была одета в простой белый халат, доходивший до колен, строгие чёрные брюки и туфли на низком каблуке. Слегка всклокоченные каштановые, уже седеющие у висков волосы стелились по плечам и свисали концами у самых грудей, хорошо скрытых под одеждой. Руки женщины были положены на серую папку, находящейся на прижатых друг к другу коленях. Морщины на лице выдавали возраст, но всё же не смогли скрыть той женскую красоту, что виднелась в очертании этих скул, губ и чуть приподнятом подбородке. Тоненькие брови театрально взметнулись вверх, когда Егор резко обернулся, и падающая на лоб чёлка скрыла ещё одни морщинки. По губам пробежала улыбка, но так незаметно, что это чуть ли не укрылось от Егора.

Придя в себя, он спросил:

– Кто вы? И где я? Почему так светло?

– Оглянитесь вокруг и попытайтесь догадаться, где вы.

Он так и сделал – последовал совету. Их окружали четыре белые стены, но не ослепляющие своей яркостью, а мягкие, будто сделанные для душевнобольных. Сходство в этом проглядывалось и в мебели, лишённой острых углов: кругленький столик и задвинутый к нему стула, старая солдатская кровать, на которой лежал тонкий матрас, прикроватная тумбочка с круглой поверхностью, встроенный в стену чёрный экран и пустой шкаф, собрали который, судя по всему, недавно. Комнатка выглядела так, будто её только-только обставили, и то худо-бедно, как говорится – для «галочки».

Но для чего-то же её обставили. И тот факт, что Егор проснулся в этой самой комнате, очень сильно настораживал. Голые стены хранили секреты, которыми явно не хотели делиться.

– Я так и не понял, где я.

– Значит, вас переоценили, когда поощрили за интеллект.

Егор хотел ответить, но с подбородка упала ещё пара капель крови, заставив закинуть голову вверх и заткнуть ладонью ноздрю.

– Меня зовут Мария Цветаева. Это мои настоящие имя и фамилия, не псевдоним. Можете пожать мне руку.

Егор, не опуская головы, нашёл в воздухе женскую ладонь и слегка сжал её. Она же наоборот – приложила такую силу, что чуть ли не сломала Егору кисть. Он смог подавить в себе стон, но сделал это с трудом, стиснув зубы. Мария явно не старалась показаться слабенькой.

– Вот, возьмите, – она положила ему в руку влажную салфетку. – Заткните свою бедную ноздрю и следуйте за мной. Мне велено вас провести.

И прежде чем Егор успел что-либо ответить, туфли на низком каблуке направились к двери, не останавливаясь ни на секунду. Пришлось быстро запихать салфетку себе в нос и опустить голову, чтобы держать в поле зрения эту женщину Дай-Сломаю-Тебе-Руку. И когда Егор пошёл за ней, он почувствовал себя идиотом. Идиотом, с торчащей из носа белой салфеткой.

– Вам идёт. – Всё тот же безразличный голос и всё та же тень улыбки на губах. – Только не чихните на меня,