Чайная на Малберри-стрит - Шэрон Оуэнс

В дом позвали священника — преподобного отца Игнатия Малкахи. Он пообещал молиться о том, чтобы Тереза пожалела о своем решении и вернулась к маленькому сыну. Сказал, что поместит объявление в приходском журнале. Он похлопал Дэниела по голове, вздохнул и дал ему шиллинг. А что еще ему оставалось? Ох уж эти матери-одиночки! Беда с ними. Все начинают чудить без надежного мужа, который наставлял бы их на путь истинный. А ему самому нужно читать больше проповедей о ценности брака.

Молодой полицейский с зелеными зоркими глазами обыскал весь дом в поисках улик и на каминной полке нашел последнее уведомление с требованием внести арендную плату, а также одиннадцать неоплаченных счетов — в жестяной форме для кекса на буфете. Было высказано предположение, что у Терезы Стэнли помутился рассудок, когда она поняла, что погрязла в долгах. В намеренном преступлении ее никто не заподозрил. Маленький дом был повторно сдан внаем паре из Портадауна, не придававшей особого значения суевериям, — многие побоялись бы въезжать в дом, где поселились печаль и несчастье. Еще несколько месяцев обескураженные жители Магнолия-стрит перешептывались и делились друг с другом всякими соображениями, но мало- помалу о Терезе Стэнли все позабыли.

Но Дэниел не забыл. Он хранил серебряный шиллинг, который подарил ему отец Малкахи, и был уверен, что его красавица мама вернется, как только закончит все свои дела. Она была не похожа на других матерей. Она красила губы ярко-красной помадой, она была красивая, она на весь дом распевала песенки из фильмов и меньше всего беспокоилась о стряпне или работе по дому.

Несколько благотворительных организаций в Нью-Йорке прилагали огромные усилия, чтобы разыскать отца несчастного мальчика, который тихо сидел в гостиной тети Кэтлин на улице Карлайл-Серку с, что на севере Белфаста. Шли месяцы. Но найти отца ребенка так и не смогли, и в итоге право опекунства передали Кэтлин. Хотя Кэтлин и Тереза приходились друг другу родными сестрами, трудно было представить двух настолько разных людей. Тереза — красавица с бурным темпераментом и романтичной душой, фантазерка и кокетка. Кэтлин же красотой не отличалась, зато была очень практичной. Она не признавала никаких завихрений и глупостей. Кремень. Так обычно о ней отзывались.

— Пенни сбереженное… — внушала она маленькому Дэниелу по меньшей мере десять раз на дню.

— …все равно что пенни заработанное, — тихо повторял он заученную истину. Пожалуй, это было единственное, что они говорили друг другу. Других проявлений родственных чувств не случалось.

Кэтлин ничего не выбрасывала, берегла даже бечевку, которой перевязывали свертки в магазине, и обмылки. Она была не замужем и работала на табачной фабрике. Она не привыкла заботиться о детях и нечасто разговаривала с Дэниелом, разве что причитала, как нелегко ей приходится с Терезиным отпрыском, когда Дэниел просил велосипед или кулек ирисок. Кэтлин не тратила с трудом заработанные деньги на свежие цветы для собственной гостиной или черепаховые гребни для своих густых темных волос. Ее нимало не трогали ни пирожные на прилавке, ни сочная ветчина. И племяннику своему, непутевому, она игрушек не покупала. Из-за такой вот расточительности, приговаривала она, бедняжка Тереза плохо кончила.

Дэниел исхудал и замкнулся в себе, все детство его преследовал запах одежды из благотворительных магазинов для бедных и мучительный позор нищеты. Он часто думал о матери и молился, о том, чтобы в один прекрасный день она пришла, веселая и красивая, на их Магнолия-стрит и забрала его домой, покупала бы ему всякие вкусности и баловала бы его. Но его мольбы остались неуслышанными.

Когда Дэниел подрос, тетушка пристроила его учиться ресторанному делу. Он долгими часами горбатился в разных забегаловках по всему городу и рано усвоил, что единственный верный способ добиться успеха — усердно и много трудиться.

К двадцати четырем годам он стал шеф-поваром в одной из лучших гостиниц в городе и пользовался всеобщим уважением. К тому времени, когда его тетка неожиданно умерла, завещав дом и скромное состояние католической церкви, в сердце Дэниела уже не осталось места для радости и сострадания. Он похоронил тетю просто, не тратясь на цветы и надгробие. Она была бы довольна.

Он переехал в съемную квартиру и с головой погрузился в работу. Его рвение принесло ему повышение по службе и небольшую прибавку к жалованью. Но сколько ни работал он сверхурочно, как ни откладывал, а деньги на счете все равно прибывали медленно. Он решил экономить. Поменял свою крошечную квартирку на Эглантайн-авеню на неотапливаемую комнату в студенческом квартале. Святая земля, как называли эту часть города, была мало похожа на милую Эглантайн-авеню. Студентам было плевать, чистые ли у них занавески на окнах и ухожен ли палисадник. Он скучал по двухэтажным домикам, каштановым деревьям и эркерам на Эглантайн-авеню, но постоянно отрезвлял сам себя напоминаниями о том, что все это не так важно по сравнению с финансовой стабильностью. Он повсюду ходил пешком, даже утром зимой, когда особенно холодно, в автобус не садился. В редкие выходные дни читал книги из библиотеки или гулял по Ботаническому саду, сам заходил погреться в оранжерею с тропическими растениями. Он бросил курить, покупать газеты, ужинать в пабе — отказывал себе во всем, кроме самого необходимого. Каждую пятницу он спешил в банк положить на счет заработанные деньги, а чековую книжку хранил дома под половицей. На женщин он не заглядывался. Непредсказуемые создания — обходятся дорого и в один прекрасный день бесследно исчезают.

Однажды, разыскивая на гостиничном складе перец горошком, он наткнулся на ящик с разными принадлежностями для косметического кабинета. Тщательно упакованные, в деревянном ящике лежали и благоухали косметические средства превосходного качества. Секунду помедлив, он залез в ящик и взял кусок мыла и шампунь.

В тот же вечер он вынес их из гостиницы: когда он прощался с портье, сердце бешено колотилось. Подумаешь, всего лишь мелочи для личного пользования, уговаривал он сам себя. Небольшой навар. Компенсация за маленькое жалованье и долгий рабочий день — тяжкий удел всех гостиничных служащих. Он чувствовал небывалый подъем, ощущение собственной силы, столь редкое в его однообразном, сером существовании.

Неделю за неделей Дэниел выискивал новые возможности поживиться за счет гостиничного имущества. Тут шкаф оставили незапертым, тут вновь прибывший товар вовремя не пересчитали. Из шкафчика уборщицы он прихватил несколько рулонов бумажных полотенец и банку крема для обуви. Из буфета для персонала беззастенчиво таскал чайные пакетики, индивидуальные упаковки шоколадного печенья и плоские квадратные ломтики сыра чеддер в целлофановой пленке. Стоило бармену отвернуться, как вместе с льняной салфеткой исчезали куриные крылышки и бутылки с апельсиновой шипучкой. В номерах он поживился дорогим махровым полотенцем, комплектом простыней и чайником.