Энн в бухте Четырех Ветров - Люси Монтгомери

Ну так вот, первое страшное событие в жизни Лесли случилось, когда ей было двенадцать лет. Девочка души не чаяла в Кеннете, своем младшем брате. Он был на четыре года ее моложе — такой славный паренек. Так вот, он погиб: упал с воза сена, и его переехало колесом. Тут из бедняжки и дух вон. И это прямо на глазах у Лесли! Она в это время была на чердаке и смотрела в окошко. Как она закричала! Их работник говорил, что такого вопля он в жизни не слышал и что он будет звучать у него в ушах, пока не раздастся трубный глас. Но больше Лесли не кричала и не плакала по брату. Она выскочила наружу и схватила на руки еще теплое окровавленное тельце. Представляете, Энн, пришлось вырывать его у нее силой! Уэсты послали за мной, но мне об этом и сейчас невыносимо говорить.

Мисс Корнелия вытерла слезы, покатившиеся из ее добрых карих глаз, и некоторое время шила молча.

— Ну вот, — вернулась она к своему повествованию, — похоронили они маленького Кеннета, и через некоторое время Лесли опять стала ходить в школу. Но никогда не поминала брата — с того дня я ни разу не слышала, чтобы она произнесла его имя. Надо полагать, что рана у нее в душе до сих пор ноет, но все-таки она была ребенком, а у детей, слава Богу, память короткая. Некоторое время спустя Лесли опять стала смеяться — и какой же у нее был прелестный смех! Сейчас его не часто услышишь.

— Вчера она в какой-то момент засмеялась, — сказала Энн. — Действительно, смех у нее очаровательный.

— После смерти Кеннета Фрэнк Уэст стал быстро сдавать. У него и так-то было слабое здоровье, а смерть сына его просто подкосила. Он впал в меланхолию, совсем перестал работать. И вот, когда Лесли было четырнадцать лет, он повесился — прямо посреди гостиной, на крюке от лампы. Одно слово — мужчина! Да еще в годовщину их с Розой свадьбы. Хорошенький выбрал денек, правда? И, конечно, надо было так случиться, чтобы первой его нашла Лесли. Она вошла утром в гостиную с букетом цветов, напевая песенку, — и увидела повесившегося отца с лицом, черным как уголь. Ну что может быть ужаснее?

— Бедняжка! — воскликнула Энн. — Какой кошмар!

— На похоронах отца Лесли не плакала — как не плакала и на похоронах брата. Роза вопила и рыдала за двоих, а Лесли все старалась ее успокоить. Как же я возмущалась поведением Розы, а Лесли все обнимала ее и утешала. Она очень любила мать. Такой уж у нее характер — родной человек в ее глазах всегда безгрешен. Ну так вот, похоронили они Фрэнка рядом с Кеннетом, и Роза поставила ему огромный памятник. Не скажу, чтобы он его заслужил. И уж, во всяком случае, такой памятник был ей не по карману. Ферма Уэстов была заложена-перезаложена. Но вскоре после этого умерла бабушка Лесли и оставила девушке немного деньжат — как раз хватало на то, чтобы заплатить за год обучения в Куинс-колледже. Лесли решила выучиться на учительницу, а потом накопить денег и поступить в Редмондский университет. Отец ее об этом мечтал: он хотел, чтобы хоть дочери удалось то, что не удалось ему. У Лесли были отличные способности. Поступила она в Куинс-кол-ледж, прошла за год двухлетний курс, и когда вернулась в Глен, ей предложили место учительницы в нашей школе. Как она была счастлива, как полна жизни и надежд! Когда я вспоминаю тогдашнюю Лесли и сравниваю ее с тем, во что она превратилась, то могу сказать только одно: черт бы побрал мужчин!

Мисс Корнелия с такой яростью оборвала нитку, словно, как римский император Нерон, хотела одним ударом отрубить голову всему мужскому населению Земли.

— И тут в ее жизни появился Дик Мор. Его отец, Абнер Мор, держал магазинчик в Глене, но Дик унаследовал от матери страсть к мореходству: летом он плавал, а зимой помогал отцу в магазине. Красивый был, рослый парень, но совести ни на грош. Что ему ни приспичит — вынь да положь, а когда добьется своего, оно ему уже и не нужно. Одно слово — мужчина. Нет, если светило солнышко, он на погоду не жаловался, и когда все было по нем, казался даже приятным малым. Но много пил, и рассказывали про него, что он очень нехорошо обошелся с девушкой из рыбацкой деревни. Короче, Лесли он в подметки не годился. Да еще к тому же был методист! Но влюбился в нее по-страшному — во-первых, потому что она такая была красотка, а во-вторых, потому что она его в упор не видела. И поклялся, что заполучит ее в жены — и заполучил!

— Как же это ему удалось?

— Через подлость! Я этого Розе Уэст никогда не прощу. Видите ли, милая, закладная на ферму Уэстов была в руках Абнера Мора, и они уже несколько лет не платили процентов. Так вот, Дик отправился к миссис Уэст и сказал ей, что, если Лесли не выйдет за него замуж, он уговорит отца отнять у них ферму. Чего только Роза не выделывала, чтобы уговорить Лесли! Укоряла, рыдала, падала в обморок: у нее, дескать, сердце разорвется, если ее выгонят из дома, куда она пришла молодой женой. Конечно, лишиться дома — это ужасно, тут ее понять можно, но чтобы из-за этого принести в жертву родное дитя! Такая уж была эгоистка! И Лесли сдалась. Она так любила мать, что на все ради нее была готова. И вышла замуж за Дика Мора. Мы тогда понять не могли, как это получилось, но я чувствовала, что что-то тут не так. Раньше-то она его отшивала — и с чего бы это ей вдруг изменить к нему отношение? Такой человек, как Дик Мор, просто не мог ей понравиться, будь он сто раз красавец и ухажер записной. И только много позже я узнала, что это мать ее принудила согласиться. Никакой настоящей свадьбы, конечно, не было, но Роза попросила меня прийти к ним в дом, когда священник будет венчать молодых. Ну, я и пришла — и очень об этом жалела. Я видела Лесли на похоронах брата и на похоронах отца — а теперь, казалось, что ее самое хоронят. А Роза все улыбалась — и это, называется, мать!

Лесли и Дик стали жить вместе с Розой — она, видишь ли, не могла расстаться с дорогой доченькой! — и прожили там зиму. А весной Роза заболела воспалением легких и умерла. Что бы ей на год раньше преставиться! Лесли тяжело переживала смерть матери. И почему это недостойные люди пользуются любовью, а благородных никто не любит? Дику к тому времени семейная жизнь уже наскучила: одно слово — мужчина! И он отправился в Новую Шотландию навестить родственников, оттуда был родом его отец. Потом Дик написал Лесли, что его кузен Джордж отправляется в плавание в Гавану и что он собирается с ним. Судно называлось «Четыре сестры», и вернуться они должны были через девять-десять недель.

Лесли, наверно, этому обрадовалась, но слов таких от нее никто не слышал. Она как вышла замуж, так и стала такой, как сейчас: холодной, заносчивой и замкнутой. Одна я ей этого не позволяю. Пристала к ней и не отпускаю.

— Она мне сказала, что вы ее лучший друг на целом свете, — призналась Энн.

— Правда? — с восторгом переспросила мисс Корнелия. — Как вы меня порадовали! А то мне иногда казалось, что она мною тяготится. По крайней мере, Лесли ни разу не показала, что рада моему обществу. Видно, она-таки оттаяла в разговоре с вами, а то сроду бы такого не сказала. Бедная девочка! Каждый раз, когда я вижу Дика Мора, мне хочется всадить нож в его бессовестное сердце.

Мисс Корнелия опять вытерла глаза и, облегчив душу сим кровожадным высказыванием, продолжила свой рассказ:

— Осталась, значит, Лесли одна. Перед отъездом Дик засеял поля, и урожай собрал старый Абнер. Прошло лето, а «Четыре сестры» все не возвращался. Родственники Моров из Новой Шотландии навели справки и узнали, что судно достигло Гаваны, разгрузилось там и отправилось домой. Но оно не вернулось, и больше о корабле не слышали. О Дике Море постепенно стали говорить как о покойнике. Все были уверены, что его нет в живых, хотя точно никто не знал. Бывало, что моряки, которых считали погибшими, возвращались и через несколько лет. Сама Лесли не смела верить, что он погиб, и была, к сожалению, права. На следующее лето капитан Джим оказался в Гаване — он тогда еще продолжал плавать — и решил поискать Дика. Капитан Джим всегда любил совать нос в чужие дела: одно слово — мужчина! Он обошел все кабаки и ночлежки, где бывали моряки, расспрашивая про команду «Четырех сестер». По-моему, лучше бы он оставил все как есть. Ну так вот, в одной таверне на окраине города он увидел человека, в котором сразу признал Дика Мора, хотя тот зарос густой бородой. Вернее, то, что от него осталось…

— Что же с ним случилось?

— Никто толком ничего не знал. Хозяева таверны сказали, что нашли его у себя на пороге еле живого — у него была не голова, а кровавое месиво. Они решили, что его избили в драке, и так оно, наверно, и было. Они взяли беднягу в дом, считая, что он вот-вот помрет, но он выжил. Только умом стал вроде как ребенок. Совсем ничего не помнил и не соображал. Хозяева пробовали дознаться, откуда он, но ничего у них не вышло. Он даже не помнил, как его зовут. Знал всего несколько простых слов, и все. При нем нашли письмо, которое начиналось словами «Дорогой Дик» и было подписано «Лесли», но конверта не было и адреса тоже. Ну, они и оставили его у себя. Он мог выполнять простую работу по дому и пользу вроде как приносил. Там капитан Джим его и нашел, и привез домой. Я на него за это ужас как сердилась, а с другой стороны, что же ему оставалось делать? Он думал, что когда Дик попадет домой и увидит знакомые лица, к нему, может быть, вернется память. Но ничего такого не произошло. С тех пор он так и живет у Лесли. Ведет себя, как ребенок, иногда капризничает, но обычно слушается ее и никому не причиняет вреда. Иногда убегает из дому — так что за ним нужен глаз да глаз. И вот такое бремя Лесли одна-одинешенька несет уже одиннадцать лет. Старый Абнер умер вскоре после того, как капитан Джим привез Дика домой, и оказалось, что у него нет ничего, кроме долгов. Когда Лесли с ними расплатилась, у нее с Диком осталась только старая ферма Уэстов. Лесли сдает землю в аренду Джону Уорду, и кроме этого, у нее нет никаких средств. Иногда летом она берет квартирантов. Но большинство отдыхающих предпочитают жить на другом берегу гавани — там сдаются дачи и можно снять номер в гостинице. Кроме того, дом Лесли стоит далеко от пляжа. А ей к тому же надо ухаживать за Диком. Так что за все эти одиннадцать лет она ни разу не уезжала из дому. Привязана к этому слабоумному на всю жизнь. Представляете, Энн, каково ей живется? Такая была красавица и умница, а какая гордая! И вот ее будто похоронили заживо.