Внук Петра Великого (СИ) - "shellina"

Глава 6

По дороге в Дрезден погода снова испортилась: началось все с легкой пурги, которая на третий день пути переросла в полноценный буран. У меня вообще начало складываться впечатление, что мы никогда не покинем Пруссию, плавно перешедшую в Саксонию. Что даже погода против того, чтобы герцог Гольштейн-Готторпский попал в Петербург. Одно радовало, сейчас меня не бросали одного в карете и постоянно интересовались, не нужно ли мне чего, остановиться, чтобы облегчиться, например. Со мной постоянно находился один или два сопровождающих. То есть, Румберг присутствовал рядом со мной практически всегда, а вот остальные периодически менялись.

Большую часть времени я старался говорить по-русски, пытаясь вытравить чудовищный акцент, который я даже сам слышал. Но это было сложно сделать, потому что рядом не было ни одного носителя языка. Зато Криббе в сложившейся ситуации вынужден был изучать русский, чтобы не ударить в грязь лицом перед тетей Лизой.

Пошептавшись, Криббе и Корф пришли к выводу, что из-за нехватки квалификации не смогут заменить мне наставников, которых я оставил в Берлине, забрав все до последней лошади. Мне вслед при отъезде неслись такие проклятья, что нисколько не образец воздержанности фон Криббе, едва не выпрыгнул на ходу из кареты, чтобы потребовать извинений от богохульников. Я его удержал на месте, популярно объяснив, что ждать, пока он натешится, никто не будет, и ему придется нас бегом догонять.

Но наша поездка затянулась, к тому же мы делали длительные перерывы из-за погоды, и попросту тратить время никому не хотелось. Да и скучно было, что уж там говорить, а мое обучение хоть чему-нибудь давало повод развеяться. В общем, они нашли, как им показалось, достойный выход из сложившегося положения. Так, например, Криббе прекрасно знал историю, в основном войн и развития боевых искусств, вот их-то он мне и вдалбливал, параллельно заставляя выполнять упражнения для развития суставов кистей – это все можно было делать и в карете так как простора они не требовали. Польза от подобных упражнений была очень большая – из-за физической нагрузки я больше не мерз так сильно, как в самый первый день своего пребывания здесь. Плюс ко всему уже через пять дней беспрерывных упражнений с мячиками, а то и без них, я заметил, что боль, которая, казалось поселилась в каждой мышце рук, ушла, а сами запястья немного уплотнились. Так что двигался я явно в нужном направлении, да и Криббе в этом плане не доверять мне не было резона. История меня увлекла, тем более, что рассказывал Гюнтер интересно, в некоторых моментах весьма эмоционально. Ему нравились итальянцы. Точнее итальянская фехтовальная школа, в частности Неаполитанская. Но Криббе вместе с тем признавал, что эта эпоха уходит, уступая пальму первенства французам, которых он полностью поддерживал в желании внедрить науку фехтования не только для обучения военных, но и вообще все студентов, которые хотят обучаться в университетах. Несмотря на свой разбойный вид и явно непростое бурное прошлое, Криббе считал, что, учась обращаться с рапирой или шпагой, мужчина тренирует в себе уверенность, настойчивость и много других очень хороших и полезных качеств.

Борон Корф придерживался несколько иных взглядов на жизнь. Плотный и рыхловатый, он не очень хорошо обращался с оружием, и не считал нужным углублять свои навыки. Зато, он был превосходным практически профессиональным сплетником. И я наши продолжающиеся беседы воспринимал как своего рода обучение. Главной задачей было вычленить крупицы истины из потока льющейся на меня речи, в котором факты густо перемешивались со слухами. Мне наконец-то удалось понять, что он был женат на племяннице матери Елизаветы, и таким образом приходился императрице дальним родственником, потому что сразу я не сообразил какова их степень родства.

В целом я пришел к выводу, что при русском дворе сейчас все заняты перераспределением занимаемых мест и позиций. Шли последние устранения бироновщины и затирание любых упоминаний о несчастном малолетнем императоре Иване и его дуре-мамаше, которая умудрилась все профукать за столь короткий срок своего правления. Также по некоторым оговоркам я понял, что идет постепенное разделение на три, как бы так выразиться, большие фракции: Бестужев-Рюмин, Лесток и, как ни странно довольно миролюбивый граф Воронцов, за которого Елизавета в скором времени планировала выдать еще одну свою родственницу, которая являлась также родственницей барона Корфа. При этом делились они на лагеря в зависимости от того, на сближение с какой европейской страной были больше ориентированы их лидеры. Чьего лагеря придерживался всесильный Разумовский пока было неясно. Он вообще, судя по описаниям Корфа, был довольно мутным типом. Ладно, дай бог, мы когда-нибудь приедем уже в Петербург, и я попытаюсь на месте разобраться что там к чему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А вообще это зимнее путешествие немного выбивало из колеи. Нет, я понимаю, что Елизавета торопится привезти внука Петра Великого – это у меня такой будет официальный титул, если Корф ничего не напутал, чтобы таким образом укрепить свое положение, предъявив племянника в качестве наследника престола, но у меня складывается ощущение, что, мы чаще где-то стоим, нежели едем. Да еще и эти отголоски войны за австрийское наследство заставляли нас петлять, вместо того, чтобы ехать прямо.

Мы прибыли на какой-то постоялый двор, когда из-за разыгравшейся метели уже практически не было видно дороги. Более того, последнюю милю мы больше шли пешком, чем ехали, постоянно выталкивая из снега кареты. Даже меня не минула сия участь, да я, собственно, и не старался увильнуть. Надо, значит, надо, и нечего ныть сидеть.

К счастью, кучер знал дорогу, да и постоянно выезжающие вперед Крамер и Бастиан, ехавшие верхом, не дали нам сбиться с пути. Тем более, что вот такие вот эксцессы вызывали у меня ощущения, близкие к панике, видимо, воспоминания о другой метели, которая настигла меня в тайге, было все еще живо. Главное, не поддаваться панике, твердил я, постоянно напоминая себе, что я уже не один, так что волноваться сильно не стоит. Постоялый двор предстал перед нами неожиданно. Вот мы вытаскиваем карету из очередного сугроба, затем следующую, а когда вытираем лицо от залепившего его снега, то видим перед собой темную массу строений, выступающих сквозь пелену бурана.

Предоставив Румбергу, Крамеру и Бастиану вместе с кучерами загонять кареты во двор и обихаживать лошадей, мы втроем: я, Криббе и Корф поспешили войти внутрь теплого помещения. Я уже даже на запахи не обращал внимания, мне главное было согреться.

В зале горел огромный очаг, в котором запекалась целая свиная туша. Я сел поближе к огню и протянул в его направлении закоченевшие руки. Кожане перчатки, которые я снял, ни черта не грели. Зачем их вообще делают, вместе с этими дебильными треуголками, которые даже уши полностью не прикрывала. Да еще и живот прихватило так, что я даже согнулся, пытаясь успокоить волнение верхней чакры. Ко мне подошел Румберг, глядя вопросительно на мое согнутое тело. Ну не буду же я ему объяснять, что это произошло потому, что я, скорее всего, сильно напрягся, выталкивая все-таки не легкую карету.

– Где здесь отхожее место? – переждав, когда пройдет спазм, я выпрямился, требовательно глядя на слугу.

– Пойдемте, ваше высочество, я покажу, – и он двинулся к выходу из здания. Ну, я так, собственно, и думал.

Выгребная яма располагалась позади таверны, и выполняла роль не только общественного туалета, но и мусорки, куда сваливали все подряд, включая требуху, остающуюся после разделки мяса и рыбы. Запах стоял такой, что меня вырвало. И это, несмотря на то, что на улице была зима. Что здесь творится летом, я себе даже представить не могу. Поклявшись себе, что это был первый и последний раз, когда я решил сходить вот так вот до ветру, и что всегда по дороге буду пользоваться исключительно горшком, я все-таки сделал все свои дела, а потом долго мыл руки в снегу, наплевав на то, что он холодный. Чтобы хоть немного избавиться от кислого привкуса во рту, выбрал снег почище и сунул его в рот, пополоскал и выплюнул, подозревая, что вот к этому я никогда не привыкну. Немного постояв, приходя в себя, побрел обратно к входу в таверну, где меня ждал Румберг.