Возвращение в Сокольники - Фридрих Незнанский

Костя уже смотрел, куда пристроить свой портфель, видимо желая присесть, но тут в кабинет вихрем ворвался Максим и, не заметив Меркулова, который стоял сбоку, выпалил на одном дыхании:

– Есть, Александр Борисыч! Здесь они! Полный порядок! Дохлый осел в кармане!… Ой… – Он увидел глаза Турецкого, обернулся и обомлел. – Извините…

– А чего извиняться? – с иронией заметил Меркулов. – Лучше просто и не бывает. Вы ведь практикант у Александра Борисовича, я не ошибаюсь?

– Никак нет… – почему-то даже вытянулся Максим. – Так точно.

– Так да или нет? – настойчиво допытывался Меркулов, вгоняя практиканта в полный уже «абзац».

– Практик…

– Это хорошо, – солидно подтвердил Костя и покрепче прижал портфель. – Это, я скажу вам, правильно. Вас ведь зовут Максимом Петлицыным? Я не ошибся?

– Никак…

И тут Меркулов совершил невероятное. Он поставил свой портфель прямо на бумаги, что лежали на столе у Турецкого, крепко пожал руку Петлицыну и торжественно произнес:

– Ты далеко пойдешь, Максим Петлицын. Помяни мое слово! – И уже Турецкому добавил: – А для тебя, Александр Борисович, задание я оставил у себя в приемной, у секретарши, ее Светой зовут. Это то, о чем мы говорили по поводу архива. Я думал, что ты уже ушел, потому не захватил.

Меркулов забрал свой портфель, кивнул Турецкому и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Сказать, что Максим был убит, значит просто ничего не сказать. Подняв на Турецкого умоляющий взгляд и растерянно вытирая мокрое от пота лицо ладонью, он спросил:

– Я опять не то сделал? Ой как плохо! Надо же, чтоб сразу так не повезло…

– Ну почему? – изобразил удивление Турецкий, хотя его распирало от хохота. – Я думаю, как раз обратное. Ты ведь слышал, что он сказал?

– Далеко пойду?… – робко выдавил Максим.

– Вот именно. И постарайся запомнить этот день. Он для тебя может стать решающим в твоей дальнейшей жизни. Константин Дмитриевич у нас оракул. Ты наверняка знаешь, что такое оракул?

– Ну… пророк?

– Вот именно. Как он скажет, так обычно и бывает. Считай его своим крестным папой, Максим. Редко кому так везет в жизни. А что это ты ляпнул про дохлого осла?…

В одном из тихих переулков московского центра, на углу старинного особняка девятнадцатого века, висела переливающаяся яркими огнями вывеска:

ДОХЛЫЙ ОСЕЛ

Веселая музычка.

Клевые танцы для самых продвинутых.

А возле входа, прямо на тротуаре, лежал бронзовый труп осла. Весь вход был заклеен яркими плакатами, которые Турецкий, остановившись от изумления, прочитал вслух:

ТОЛЬКО СЕГОДНЯ –

ВЕЛИКАЯ ОСЛОМАНИЯ ВЕКА!

ДОХЛЫЙ ЖИЛ, ДОХЛЫЙ ЖИВ,

ДОХЛЫЙ БУДЕТ ЖИТЬ!

ОСЕЛ ОСЛУ ТОВАРИЩ НАВЕК!

УМРИ, ОСЕЛ, ТЫ ПАЛ ГЕРОЕМ!

КТО ОСЛИКА ИА ЗАБУДЕТ,

ТОТ НИКОГДА НЕ СТАНЕТ ДЭЗИ.

ОТДОХНИ НА ДОХЛОМ МЕСТЕ!

ДОХЛЫЙ ОСЛИК РОБКО ПРЯЧЕТ

ТЕЛО ЖИРНОЕ В УТЕСАХ.

Еще в Генеральной, на выходе, Турецкий заставил практиканта подробно объяснить ему, старику, что это за прикольный молодежный «Дохлый осел», как было указано в двух пропусках, которые притащил Максим.

– Ты мне по-русски можешь объяснить? – почти заорал Турецкий, когда тот снова стал говорить о каких-то флайерсах.

– Я ж и объясняю! Это пропуска в заведение. Куда надо идти сегодня.

– Ничего не понимаю. – Турецкий стал внимательно изучать две бумажки. – А что такое «Дохлый осел»?

– «Дохлый осел» – самый прикольный московский альтернативный клуб. Я с трудом достал два флайерса, – уже устало повторил Петлицын.

– Подожди, подожди… Прикольный, московский? И что я там буду делать? «Важняк» Турецкий в обществе каких-то «нариков»? Это чудовищно!

– Да нет там никаких «нариков», Александр Борисович! Я же объясняю: прикольный и альтернативный. Очень модный. Я только один раз и попал туда. Понравилось.

– Ну а кто там?

– Приличная публика.

– Знаю я вашу приличную публику!

– Да ничего вы не знаете! У нас полфакультета туда ходит. Между прочим, ваша смена.

– Какая еще смена? – раздраженно проговорил Турецкий. – Что ты тут мне баки забиваешь? Обидеть, что ли, хочешь?

– Александр Борисович!… – протянул Максим, будто бы извиняясь.

– То-то же! Смотри мне! – в шутку погрозил пальцем Турецкий. – Смена! Ты меня со счетов не списывай.

– Ну так что, идем?

– Не знаю, Петлицын… Очень уж это неожиданное предложение.

– Что же в нем неожиданного?

– Клуб какой-то. Вечер.

– Да главное – там все будет! – сообщил Максим.

– Что – все?

– Ну девушки и тому подобное.

– Нет! – вдруг резко сказал Турецкий. – Нет, и не уговаривай! Не поеду. Ну что я там делать буду? Срамота сплошная…

– Как – что? Отлично расслабимся…

– Я не могу. У меня дела… И потом… Не то настроение. Жена вот ушла еще…

Турецкий встал, подошел к зеркалу, запнулся и вдруг громко захохотал. От неожиданности Петлицын даже рот разинул.

– Что это с вами, Александр Борисович?

Турецкий повалился на стул и захохотал еще сильнее.

– Так, ничего… Клуб, говоришь?! – хохотал Турецкий.

– Ага!… А что смешного?

– Ночной, говоришь?!.

– Ну так!

– И прикольный?

– Стопудово!

– Ну тогда погнали, будущий «важняк» Петлицын!…

И вот теперь, читая эту муть про дохлого осла, Турецкий сформулировал наконец свой главный вопрос к Максиму:

– Что это за бред?

– Альтернатива, – коротко и загадочно пояснил Петлицын.

– Альтернатива чему?

– Всему, – сказал Петлицын и подмигнул. – Не знаю, Александр Борисович. Ну, ей-богу! Просто альтернатива. Шутка такая. Прикол.

– Не нравится мне все это, – сказал Турецкий. – Ох не нравится. У тебя, Петлицын, по-моему, какая-то особая тяга к авантюрам… Сюда, что ли?

– Сюда.

Петлицын протянул рослому охраннику два флайерса, тот недоверчиво посмотрел на них, но ничего не сказал и пропустил.

Они спустились по широкой винтообразной лестнице в подвал. Здесь, возле длинной стойки бара, собрались исключительно представительницы женского пола.

– Слушай, куда ты меня привел? – шепнул Петлицыну на ухо Турецкий.

– Все нормально, Александр Борисович!

– Это что же – лесби?

– Не беспокойтесь, с этим здесь все нормально.

– Какие молоденькие! – удивился Турецкий. – Да тут, поди, школьницы?! Ни фига себе публичка! Знаешь, что положено за совращение малолетних?

Они сели в баре, в углу, заказали себе по бокалу вина и сидели, ожидая начала представления.

– А что, так трудно достать сюда этот твой… флайерс? – спросил Турецкий.

– Бесплатно – трудно. А вообще-то он бешеных денег стоит.

– Ну сколько, например? Чего молчишь, стюдент?

– Считаю.

– Интересно, что такое бешеные деньги для нынешнего стюдента?

– Долларов сто двадцать, – сосчитал Петлицын, видимо переводя рубли на доллары.

– Да ну? – не поверил Турецкий.

– Железно, Александр Борисович!

– И за что же, Петлицын, такие деньги?

– За особый флайерс.

– А у нас что, особый?

– Два особых! – воскликнул Петлицын. – Дело вот в чем. Сегодня вторник. Мужчин сюда до одиннадцати часов не пускают. Только по такому флайерсу.

– Это почему?

– А сейчас увидите, – сказал Максим.

И точно, через некоторое время Турецкий увидел все собственными глазами и понял, отчего они с Петлицыным, да еще, может, несколько каких-то подозрительных субъектов, были единственными представителями мужского пола. Они попали на самое интересное: время разогрева. Мужчин приглашали сюда, как уже пояснил Максим, только лишь начиная с одиннадцати, когда женщины уже «готовы».

– Готовы на что? – с ужасом спросил Турецкий, когда вдруг заиграла музыка и на сцену перед девушками вышел обнаженный негр.

– Готовы на все, – пояснил Петлицын.

– Что он будет делать?

– Кто? – спросил Петлицын. – Ниггер? Танцевать. Потом вытащит на сцену самую красивую девушку.

– И что? – ужаснулся Турецкий.

– Ну, по-разному… Понятно что, Александр Борисович. Это же все-таки представление. Игра своего рода. Альтернатива, так сказать.

– А остальные?

– А остальные будут ждать прихода мужчин, до одиннадцати.

– И все потом будут делать то же самое?

– Нет, не все, – сказал Петлицын, – но девочки будут уже очень горячими. Их можно брать и увозить с собой. Я ж говорю: «готовы».

– А та, которая с ним на сцене? Он что, сам ее выбирает?

– Думаю, нет, – сказал Петлицын. – Наверняка подсадная. Самому выбирать было бы слишком рискованно. Все-таки большинство, как и мы с вами, приходят сюда больше для прикола. Чтобы просто посмотреть.

– Хорошенький прикол! – хмыкнул Турецкий…

Все было в точности так, как и объяснил Максим. Вышел на сцену обнаженный негр, подергался в острых лучах лазерных установок, затем выхватил из толпы какую-то девушку и стал ее тискать, а разгоряченные девушки в зале уже откровенно жадно посматривали в сторону мужчин. Кое-кто из этих девиц начал сбрасывать с себя верхнюю часть туалета. Приближались одиннадцать часов.