«Если», 1999 № 10 - Гарри Тартлдав

Синица неодобрительно сморщилась она часто так делала. Задумчиво просвистела несколько нот — еще одна ее привычка — затем поднялась.

— Я пойду с вами.

— Замечательно. — В голосе Коня слышалась благодарность.

Конь двинулся в путь ровным длинным шагом, а Синица на удивление стремительно умчалась вперед.

Кисловатый запах все сильнее ощущался в холодном воздухе.

Синица замерла над невысоким холмом неподалеку от них. Конь замедлил шаг и остановился. Тихонько произнес:

— Это здесь.

Девочка всмотрелась. В странном предрассветном сумраке и легком тумане трудно было хоть что-нибудь рассмотреть, и еще оказалось, что левый глаз от напряжения совсем перестал видеть.

— Что это? — прошептала она.

— Это их загон. Там, за стеной — видишь?

Казалось, по заросшей полынью долине была проведена линия, прямая прерывистая линия, а за ней — что за ней? Туман? В нем что-то двигалось.

— Это стадо! — вскрикнула девочка.

Конь стоял молча, напрягшись всем телом. Синица возвращалась к ним.

— Ранчо, — сказала девочка. — Это изгородь. За ней — герифордские коровы.

Слова отдавали железом, солоноватым вкусом во рту. То, что она назвала, закачалось перед ней и расплылось, не оставив ничего, — дыру в мире, словно прожженную сигаретой. Она приказала Коню:

— Подойди поближе. Я хочу посмотреть.

И Конь, напряженный, но послушный, двинулся вперед, словно был обязан выполнять ее приказы.

— Там никого нет, — тихим, сухим голосом сказала Синица. — Но там едет одна из этих быстрых штуковин, похожих на черепаху.

Конь кивнул, однако пошел дальше.

Держась за его широкие плечи, девочка пристально смотрела в пустоту, и слова Синицы будто вернули ей зрение: она увидела бредущих коров, некоторые смотрели на пришельцев круглыми, подернутыми синевой глазами… заборы… за холмом труба на крыше дома, высокий амбар… и вдруг издали что-то стало быстро, слишком быстро, с чудовищной скоростью приближаться к ним.

— Беги! — крикнула она Коню. — Убегай! Беги!

Словно освободившись от пут, он повернулся и побежал со всех ног — прочь от рассвета, от пышущей жаром машины, от кислого запаха железа, от смерти. И Синица летела впереди, будто частичка пепла в утреннем воздухе.

4.

— С Конем? — сказала Койотиха. — С этим обалдуем?

Когда девочка вернулась в «Подожди минутку», Койотиха оказалась дома, но, судя по всему, не беспокоилась из-за того, что Малышка исчезла, а возможно, и не заметила ее отсутствия. Она была в премерзком настроении и, когда девочка попыталась рассказать, где побывала, приняла объяснения в штыки.

— Если снова соберешься делать глупости, позови меня, я, во всяком случае, знаю в глупостях толк, — мрачно сказала Койотиха и, сутулясь, вышла за дверь. Девочка видела, как она нагнулась, выковырнула палкой старый побелевший помет и стала повторять ему какой-то вопрос, надеясь получить ответ. Помет упрямо молчал. Позже, в тот же день, девочка увидела двух койотов-самцов, молодого и постарше, покрытого шрамами. Они слонялись около родника, поглядывая на хижину Койотихи. Девочка решила переночевать где-нибудь еще.

Идти спать в битком набитый дом Бурундучихи не хотелось. Ночь обещала быть теплой и лунной. Может, лечь спать под открытым небом? Если б только знать, что никто вроде Гремучки не окажется рядом… Она в нерешительности остановилась. Тут ее окликнул бесстрастный голос:

— Привет, Малышка.

— Привет, Синица.

Аккуратная женщина в черном беретике стояла на пороге и вытряхивала половик. Она содержала дом в порядке, дом был такой же чистенький и аккуратный, как она сама. Пройдя с ней по пустыне, девочка поняла, почему все относятся к Синице с уважением, хотя не могла бы объяснить этого словами.

— Куда собралась?

— Думаю, не переночевать ли мне сегодня на воздухе.

— Это вредно, — сказала Синица. — И для чего тогда гнезда?

— Мама занята.

— Чик! — тренькнула Синица и сердито, с удвоенной энергией стала трясти половик. — Может, пойдешь к своему маленькому приятелю? Во всяком случае, это достойные люди.

— К Ящеренку? У него такие боязливые родители…

— Ладно. Тогда поешь.

Девочка помогла ей готовить обед. Теперь она уже знала, почему в горшке с кашей оказываются камни. И сказала:

— Синица, я все еще не понимаю, можно, я тебя спрошу? Вот мама говорит, что все зависит от того, кто смотрит, но я хочу сказать: если вы носите одежду и все другое у вас, как у людей, почему вы готовите вот так, в корзинах, и почему здесь нет чего-нибудь… ну, похожего на то, что есть у них… там, где мы были с тобой и с Конем нынче утром?

— Не знаю, — ответила Синица. Дома ее голос звучал ласково и приятно. — Я думаю, мы делаем некоторые вещи так, как делали всегда. То есть когда твой народ и мой народ жили вместе. И вместе с другими. Со скалами, растениями и всеми остальными. — Она взглянула на корзину, сплетенную из ивовой коры и корней папоротника и обмазанную смолой, на камни, черневшие в огне очага. — Видишь, все связано друг с другом…

— Но у вас есть огонь…

— Ах, — нетерпеливо перебила Синица. — Уж эти люди! Думаешь, вы и Солнце выдумали?

Она взяла деревянные щипцы и бросила раскаленные камни в корзину с водой. Раздалось ужасное шипение, вода забурлила, пошел пар. Девочка всыпала в воду и размешала дробленое зерно.

Синица принесла корзинку чудесной ежевики. Они уселись на свежевыбитый половик и принялись есть. Теперь девочка куда ловчее управлялась с кашей при помощи двух пальцев.

— Возможно, я не создала мир, — заметила Синица, — но уж готовлю я лучше, чем Койотиха.

Девочка, не отрываясь от еды, кивнула.

— Не знаю, почему я заставила Коня идти туда, — сказала она, насытившись. — Испугалась не меньше его, когда увидела это. А теперь снова чувствую, что должна туда вернуться. Но ведь я хочу оставаться здесь. Со своей… с Койотихой. Не могу понять…

— Когда мы жили вместе, был единый город, — неторопливо ответила Синица домашним, нежным голосом. — А теперь есть другие, новый народ, они живут отдельно. У них такие большие города. Они давят на наш город, наваливаются, теснят, всасывают, пожирают, проедают в нем дыры… Может, когда-нибудь снова будет только один город — их город. Без нас. Я знала Бизона. Он жил за горами. И Антилопу, она тоже там жила. И Гризли, и Волка, они жили к западу отсюда. Все ушли. Ушли навсегда. А лосось, которым тебя кормит Койотиха? Это не рыба, а мечта, это настоящая еда, но сколько лосося осталось в речках? В речках, которые по весне были красными от лосося? Кто теперь танцует, когда Первый Лосось предлагает себя? Кто танцует у реки? Тебе надо расспросить Койотиху. Она знает об этом куда больше меня. Но Койотиха все забывает… Она неисправима, она ничем не лучше Ворона, ей надо писать у каждого столба, и хозяйка она ужасная… — голос Синицы стал резче. Она тренькнула и замолчала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});