Тайна Тамплиеров - Серж Арденн

Филипп обессилив, опустился в кресло, подперев голову ладонью. Оливарес, имевший богатый, многолетний опыт в решении государственных вопросов и знавший толк в придворных тонкостях и уловах, подал графу знак, призывавший к молчаливому ожиданию. Два неподвижных, черных силуэта, безмолвно созерцали покой монарха. Наконец король поднял голову, как будто очнувшись ото сна. Он огляделся, и, откинувшись на высокую спинку, хрипловатым, металлическим голосом произнес:

– Оливарес?

– Я здесь, Ваше Величество.

Поспешил ответить министр.

– Говорите.

Дождавшись своего часа, бесшумной поступью, герцог приблизился к королю.

– Ваше Величество, граф Эррера, только сегодня прибывший из Франции, выполнил возложенную на него миссию, и привёз чрезвычайно важные вести.

Филипп зевнул, томясь тягостным повествованием. Он, прикрыв глаза, едва заметно кивнул, давая понять, что намерен слушать далее.

– Вследствие переговоров с представителями высшего дворянства, недовольного правлением Людовика, а в большей степени политикой дерзкого Ришелье, складывается впечатление, что наступил благоприятный момент…

Король поморщился.

– Извольте выражаться яснее, герцог.

Склонившись в поклоне, переполненном покорности и почтения, Оливарес продолжил.

– Ваше Величество, из множественных депеш, присланных верными нам людьми, разосланными по всем уголкам французского королевства, можно составить вполне достоверную картину событий происходящих во владениях Людовика Бурбона. Те же сведения мы получаем и от маркиза Мирабеля, нашего посла в Париже. Франция стоит на пороге грандиозного раскола, раздирающего королевство изнутри. Так называемая «Испанская партия», включающая в себя, за небольшим исключением всё крупное дворянство, и возглавляемая вашей сестрой королевой Анной и матерью Людовика -Марией Медичи, не испытывающих друг к другу симпатий, но всё же противостоящих враждебной нам клике первого министра Ришелье, может сыграть решающую роль в этом расколе. Кардинал тешит себя иллюзией объединить королевство, установив абсолютную монархию, сделав, тем самым, Францию передовым государством в Старом Свете, но…

Филипп, с возрастающим интересом, внимал словам фаворита. Он вдруг оживился, демонстрируя интерес сопровождаемый раздражением, что было присуще молодому королю, когда речь заходила о вещах, хоть сколько-нибудь волнующих монарха.

– А, что же король?!

Нервно, как будто с претензией, вклинился он, подняв вопрошающий взгляд на герцога.

– На чьей стороне сам Людовик?!

Лицо фаворита, как и графа Эрреры, расплылось в ехидной улыбке.

– Если бы Людовик Тринадцатый мог, хотя бы самому себе, признаться на чьей он стороне, смею заверить, Франция давно бы уже блистала в лучах своего величия.

– Оливарес, мне не нравиться тон, в котором вы позволяете себе, отзываться о монархе!

Филипп, как обычно, из всего сказанного выделил для себя вещи наименее важные, но сумевшие вызвать либо его бурное возмущение, либо восторг, что было гораздо реже. Лица вельмож сделались серьезнее прежнего. Они как послушные марионетки, управляемые одной всесильной рукой, согнулись в поклоне, подчинившись воле короля.

– Значит, вы полагаете, пора унять несправедливые и непомерные претензии Франции?

– Ваше Величество, я усматриваю, в данной ситуации, наиболее благоприятный момент, впрочем, не исчерпывающийся изложенными обстоятельствами.

Филипп вновь потерял интерес к разговору, всецело пропитанному лишь политикой. Он уставился в пустоту, позволив, тем самым, изложить свои уверения герцогу. Во что бы то ни стало, Оливарес решил дожать короля, добиваясь полной свободы действий в данном вопросе.

– Было бы несправедливо не упомянуть о ещё одной причине, заставляющей нас предпринять решительные действия против Франции.

Утомленный Филипп сделал ещё одну мучительную попытку вернуть внимание Оливаресу, направляющего мысли юного Габсбурга в ненавистное для короля русло.

– Гугеноты, Ваше Величество. Еретики, подобные которым с праведного тела Испании, благодаря мудрости и справедливости Вашего Католического Величества, выжжены каленым железом, всё больше докучают французской короне. Они собирают серьезные силы в юго-западных провинциях королевства, требуя от Парижа суверенитета. Ришелье никогда не пойдет на это, тем самым провоцируя войну со сторонниками реформаторской церкви. И смею заметить не только французскими протестантами. Вполне возможно вмешательство Англии. Таким образом, если вы разрешите…

Филипп поднялся, не в силах более сносить сей вздор, вследствие чего Оливарес замолчал на полуслове. Он величественно оглянулся на подданных, как будто для того, что бы удостовериться в почтительности, которую они демонстрируют своими поклонами, пригладил оттопыренным мизинцем свои рыжеватые усики и, направившись к выходу, неохотно произнес:

– Я всецело полагаюсь на вас, Оливарес.

1 лига – мера длины = 5572 метрам

2 в Эскориале насчитывается 300 келий

ГЛАВА 10 (39) «Замок Сен-Жермен или королевский конфитюр»

ФРАЦИЯ. ПАРИЖ. ДВОРЕЦ «ПАЛЕ-КАРДИНАЛЬ».

Ранним утром, на просторном дворе кардинальского дворца, стоял экипаж запряженный четверкой превосходных вороных жеребцов, под алыми попонами с золотыми кистями. Карета была готова к отправлению, во всем великолепии сверкая в лучах едва взошедшего солнца. Холеные скакуны звенели дорогой сбруей, под строгим взглядом возницы, возвышавшегося на козлах экипажа, на лакированных дверцах которого гордо красовался кардинальский герб, увенчанный герцогской короной. Двенадцать лучших солдат гвардии Его Высокопреосвященства, в алых плащах с золотыми крестами, выстроились в шеренгу, сдерживая ретивых рысаков, под предводительством лейтенанта конных гвардейцев, господина де Шанфлери.

По истечении четверти часа, с момента подачи экипажа, во дворе появился Ришелье, неспешно направлявшийся к карете в сопровождении капитана кардинальских гвардейцев, господина де Кавуа; секретарей Мани и Вернье, которые что-то записывали за министром, на ходу, и мрачного, замыкавшего процессию, камердинера де Бурне. Кардинал, шествовал неторопливо и величественно, печать глубокого раздумья водрузилась на его лице, он сосредоточенно глядел в небо, над крышей галереи, как будто считывал с белоснежных верениц облаков, что-то важное, в наставлениях для секретарей. Вдруг утреннюю тишь, нарушил гулкий стук копыт. Черный всадник, ворвавшись в арку, пересек двор, спешно спрыгнув с лошади прямо перед министром.

– Ваше Преосвященство, я только что прибыл из Ла-Рошели. Скверные новости, монсеньор.

Кардинал окинул взглядом покрытые пылью камзол, плащ и ботфорты дворянина, взглянув в измученное, серое лицо прибывшего, спокойно произнес:

– Невзирая ни на что, я рад вас видеть Рошфор. Мне предстоит сейчас же, безотлагательно отправиться в Сен-Жермен-ан-Ле, где Его Величество находится с частью двора. Канцлер Сегье, сообщил, что Людовик пребывает в том расположении духа, которого я так давно с нетерпением жду. Это тот редкий случай, когда сговорчивость Его августейшего Величества может оправдать мои надежды, и позволит действовать согласно моим же планам. Следует непременно этим воспользоваться. Вы будете меня сопровождать, всё расскажите по дороге.

Карета кардинала, в окружении тринадцати гвардейцев, проследовав по набережным, вдоль сверкающей бирюзой, спокойной Сены, выехала из города через ворота Конферанс. Выбравшись из паутины узких улочек парижской провинции, возница щелкнул кнутом, и кавалькада пустилась в резвый галоп, по дороге на Сен-Клу, ворвавшись под сень Булонского леса.

Городок Сен-Жермен-ан-Ле, куда направлялся кардинал, находится примерно в пяти лье к западу от Парижа, и упирается с севера в Сен-Жерменский лес, в честь которого получил своё название. Со средних веков он известен как местонахождение загородной резиденции королей Франции. Там на холме, возвышаясь над Сеной, стоит в лучах многовекового величия красавец замок Сен-Жермен куда и направлялся первый министр королевства для встречи со своим монархом.

****

Здесь, раз уж повествование вынуждает нас заглянуть в кулуары дворцовой жизни, было бы весьма уместно сказать несколько слов об устройстве Королевского Двора Франции.

Итак, период правления последних королей из династии Валуа знаменовал собой расцвет и бурный рост Королевского Двора. Французский Двор, по пышности церемониала, многочисленности представленного в нем дворянства стал достойно соперничать с Испанским и Английским Дворами. Однако, с воцарением Бурбонов, постепенно изменился и облик дворянства, породив новый, разительно контрастирующий с прежним Королевский Двор. Хотя по отношению к высшей придворной аристократии, политика Генриха Четвертого была в определенной степени продолжением курса Генриха Третьего, который, окружая знать наибольшим придворным почетом и наделяя её высшими должностями в дворцовой иерархии, в то же время стремился рассредоточить властные полномочия особо влиятельных должностных лиц, прежде всего Главного распорядителя Двора. Генрих Четвертый не только не стал восстанавливать урезанные последним Валуа обязанности Главного распорядителя, но ещё и передал их в верные, как ему казалось, руки. Он назначил на этот самый почетный придворный пост своего кузена Шарля де Бурбона, графа де Суассона, который ко всему, ещё должен был делить полномочия, на определенных церемониях, с Обер-церемонимейстером.