Улыбка золотого бога - Екатерина Лесина

– А причину не вспомните? – попросил Яков Павлович.

– Отчего же, вспомню.

Сложно забыть Нику, которая появилась в квартире напротив в тот же день, когда из нее выехала Алла. Мать тогда еще обмолвилась, что Гарик – ненадежный тип, и бабушка была права. А бабушка, которая всю жизнь доказывала маме свою правоту, не услышала. К тому времени ее уже не было в живых. И хорошо: Нику она точно не одобрила бы.

– И как вы отнеслись к новой… гм… соседке? – Он так откровенно запнулся, что мне стало смешно. Щадит мои чувства? Спасибо. Что до вопроса, то к Нике сложно относиться однозначно.

Она была яркая, веселая и живая. Или вульгарная, развязная и нахрапистая, как сказала мама, не в глаза, естественно, и не в моем присутствии, но я услышала.

Брак с Никой продлился года два, наверное, за это время она стала еще ярче и красивей, чему в немалой степени способствовали Гариковы успехи в бизнесе. Первый «Мерседес», первая Никина норковая шуба, первая поездка во Францию, потом в Италию… она быстро привыкла к тому, что может все, чего хочет. А хотелось ей многого.

Нет, я не сплетничаю. Я не следила за Никой, я просто была в курсе дела, потому что помогала папе, а папа был Гариковым партнером по бизнесу, и Гарик, нимало не стесняясь моего присутствия, часто рассказывал о Никиных выходках. Со смехом рассказывал, с любовью. Я же ее ненавидела.

– Но с Никой он тоже развелся? Верно? – Яков Павлович удачно выбрал момент, снова отвлек меня от воспоминаний, возвращаться к которым не хотелось. И я, благодарная, ответила:

– Да, развелся. Некрасивая история.

И впрямь. Одно дело  – случайный гость в кабинете, совсем другое – в постели. Никин любовник (я выглянула на скандал, не сдержала любопытства) был молод, ладно сложен, смуглокож и улыбчив. А еще достаточно силен, чтобы подбить Гарику глаз. И вечером пьяный вдрабадан Гарик сидел у нас дома на полу, прижимал к заплывшему глазу серебряную ложку и грозился оставить неверную без крыши над головой. Папа, мама и я вежливо молчали. То есть они – вежливо, а я с надеждой, которая рассеялась тем же вечером, когда мама жестко сказала:

– И не думай даже, он тебя не стоит.

Маме не о чем было беспокоиться: Гарик привел в дом Топу, тихую, скромную, незаметную, вздрагивающую при громких звуках и резких движениях, стремящуюся быть полезной. Топа маме понравилась, да и я, в который раз утопив надежды в слезах, признала, что девушка симпатичная.

Брак с Топой длился года три, на втором – помню отчетливо и болезненно – погибли мои родители. Авиакатастрофа и похороны, временный ступор и ощущение беспомощности. Гарикова нежная забота. Топино участие. Требующий постоянного внимания бизнес. Как оказалось, я знала если не все, то многое, спасибо папе, что когда-то разрешил помогать. Спасибо Гарику, что не воспользовался ситуацией и моей временной растерянностью.

Зато теперь он проводил со мной очень много времени, даже больше, чем с Топой.

– Погодите, – прервал Яков Павлович и замахал руками, разгоняя дым. – Вы хотите сказать, что стали партнерами по бизнесу? Что у вас имелась доля в фирме?

– Не доля, а своя фирма. Папа когда-то основал ее, с Гариком он тесно сотрудничал, потом и я, разумеется.

– И как, успешное сотрудничество?

– Вполне. И… – мгновение раздумья, говорить или нет, еще вчера не сказала бы, постеснялась, а сегодня – скажу. Пусть одним мотивом будет меньше. – И поверьте, мне вполне хватает на жизнь. Даже более чем. Я состоятельная дама, просто… не люблю распространяться об этом.

Лизхен

Ну сколько можно говорить? Ненавижу бессмысленное ожидание, когда только и остается, что сидеть и пялиться в потолок. Ника придремала, сползла в кресле. До чего же она отвратительна во сне: приоткрытый рот, размазанная помада, поплывший подбородок, начавшие отвисать щеки, опухшие веки. И храпит. Храпящая женщина – чудовище. Надеюсь, я во сне выгляжу лучше, но все равно, права мама – супруги должны спать отдельно. Даже в сексе есть хоть какая-то эстетика, а во сне человек ужасен.

Лучше думать о другом. Интересно, как Витенька? Приехал, значит, с Дусей познакомился, и, если она привезла его в дом, знакомство прошло успешно. Конечно, иначе и быть не может, у Витеньки всегда все получается, потому что он – красивый.

И я. Нам судьба вместе быть, а Дуся… Дуся… ну кому нужны такие?

Ника, всхрапнув, открыла глаза, мутные и пьяные, потерла ладонью, размазывая тушь, и, зевнув, поинтересовалась:

– Что, еще трындят?

– Разговаривают, – пояснила Алла. – Полагаю, нет смысла ждать дальше. Если что-то будет, он нам доложит. Вы как хотите, а я отдыхать.

– Правильно. И я, – Ника поднялась, покачнувшись на каблуках, оперлась о спинку кресла. – Перед обедом надо отдохнуть.

– А мне позвонить надо, – всполошилась Топа, шмыгнув к двери. И только Ильве осталась на месте, будто ожидание совершенно не тяготило ее. Почувствовав взгляд, повела плечом, улыбнулась грустно и пояснила:

– Не вижу разницы, где лежать, тут или в комнате. А ты иди, твой мальчик, наверное, совсем заскучал… таких мальчиков нельзя оставлять без присмотра, уведут.

Нарочно? Да, конечно, нарочно, здесь никто никогда ничего не делает просто так. Хитрая тварь! Положила глаз на Витеньку? Ну уж нет! Одно дело Дуся, она мне не конкурент, просто вынужденный эпизод на пути к счастью, и совсем другое – Ильве, самоуверенная Ильве… рыжая и яркая. Красивая.

Дуся

– Я точно могу сказать, когда возникла Ильве. Гарик перестал появляться дома и на работе, забыл обо всем и обо всех. Знала ли Топа? Вероятно, догадывалась, но к этому времени мы с ней почти перестали общаться.

Говорю, гляжу не на Якова Павловича, внимательно слушающего мои откровения, а на мраморный бюст – Гарикова французская добыча, крохотный магазинчик в пригороде Парижа, сувенирная лавка, где можно было найти тысячу и одну мелочь, и Гарик нашел. Прилетел тогда довольный, восторженный, пышущий здоровьем и впечатлениями и, водрузив на стол коробку, торжественно извлек из нее этот бюст. Сказал, что в кабинете найдется место для двоих великих.

Была ли еще Топа? Или уже началось время власти Ильве? Дом как раз достроили, отделочные работы завершили, а значит… да, Топа еще была, присутствовала при въезде императора в кабинет, молча сидела на кушеточке и гладила Тяпу.

– То есть с Татьяной он развелся из-за следующей супруги? – в очередной раз уточнил Яков Павлович.

– Да. С Ильве он на вечеринке познакомился, что-то шумное, корпоративное, теперь и не вспомнить. Поначалу это был обыкновенный подковерный роман…

А потом Ильве забеременела. И явилась сюда, в дом, чтобы сообщить об этом не столько ему, сколько супруге. Тогда Ильве считала Топочку соперницей, а та, услышав, только всхлипнула и крепче обняла Тяпу. Вот ведь, вспоминаю и понимаю, что ни разу не видела Топочкиных слез. Странно.

– Еще одна неприятная сцена, – понимающе кивает Яков Павлович и снова закуривает. Много курит, и сейчас, и вообще: вон, подушечки пальцев пожелтели от табака.

– Столько курить – вредно для здоровья, – зачем-то сказала я.

– Извините. – Он потушил сигарету и поспешно пояснил: – Я вообще не то чтобы много курю, но вот когда задумаюсь или заработаюсь, руки сами тянутся. Вы одергивайте, если что.

– Одерну, – пообещала я. – А сцена была и вправду некрасивая.

Ильве, медово-желтая, спокойная и уверенная в своей правоте, разъяренный Гарик, обвиняющий ее во лжи, Топочка, забившаяся в угол дивана, и истошно лающая Тяпочка, которая хоть как-то пыталась защитить сестру-близняшку.

Потом развод, Гариковы оправдания, пожалуй, Топочка единственная, перед кем ему было стыдно. Он обещал жилье и содержание, нашел ей работу, он чувствовал свою вину перед ней и потому на все встречи таскал меня. Стабилизирующий фактор, хотя что стабилизировать – непонятно, Топа отнеслась к происходящему с христианским смирением, даже не пыталась получить больше, чем он предлагал, хотя могла бы.

Ильве продержалась в доме недолго, в официальный брак они вступили уже после рождения Романа, когда проведенная экспертиза раз и навсегда развеяла Гариковы сомнения относительно отцовства. А развод случился спустя полгода, по инициативе Ильве, застукавшей Гарика с очередной пассией.

– Она такая гордая?

– Нет, скорее расчетливая. Ситуация была в ее пользу, она – молодая супруга с ребенком на руках, обманутая мужем, который разрушил хрупкое семейное счастье. – Я улыбнулась, вспоминая Гариково удивление и растерянность: до этого момента женщины его не бросали. – Этот развод дорого ему обошелся и хорошо обеспечил Ильве. И плюс ко всему Роман ведь с ней остался, а Гарик любит… любил сына.

Яков Павлович все понял правильно. Свободная и состоятельная Ильве, у которой имелась надежная страховка в виде сына.

– Этот развод многому его научил, года три он и не думал о женитьбе…