Помело для лысой красавицы - Маша Стрельцова

— Ты ее знаешь? — спросил в лифте Саня.

— Нет, — пожала я плечами.

— Но она-то тебя знает.

— Слушай, ты чего пристал? — скучным голосом осведомилась я.

— Да не, я ничего, — смутился он.

Дверки лифта распахнулись и мы вышли к моей квартирке.

Сосед сбоку, паразит, включил запись русских народных песен на полную катушку и теперь по всей площадке разносился «Ой мороз—мороз». Весело.

— Черт, у тебя кто родители? — не выдержал он, осматриваясь вокруг.

— Мать учительница, а папенька алкоголик безработный, — усмехнулась я.

— А ты?

— А я тоже безработная! — широко улыбнулась я и открыла дверь.

«… ууу меняааа жена-ааа!» — долбануло мне прямо в ухо.

— Проходи, — бросила я Вишневскому, кидаясь на кухню.

«…ой да ревни-и-вая-ааа!» — самозабвенно горланил папик напару с каким — то дедом.

— Папенька, — железным тоном молвила я.

Папенька захлопнул рот, толкнул в бок деда и они оба преданно на меня уставились.

— Маняша! — пьяно прослезился дед, — выросла-то как.

— А вы кто? — удивилась я. Дальний родственник, который меня в детстве на коленках нянчил? Да вроде уже все появились за дотациями, узнав что я зарабатываю хорошо.

— Дык Федотыч энто, бабкин дед!

— Федотыч, значит? — задумчиво протянула я. Так-то логично — если у него есть жена, именуемая в силу возраста бабкой, значит он ей приходится дедом.

— Ну вот видишь! Вспомнила! — пьяно икнул дед. — А я вчерась бабке — то своей звоню в город, а она мне и велит, мол, вези кота Манькиного, приехала она.

Вот тут — то я и поняла чт о за фикус передо мной. Баксюшу, котеночка своего полугодовалого, я перед отъездом свезла к бабе Грапе в деревню, ее муж согласился за ним присмотреть. Мы решили, что свежий деревенский воздух моему котеночку пойдет на пользу.

— Ага. И где Бакс? — вопросила я. Краем глаза я следила как папенька с мастерством опытного фокусника прячет за спину огромную бутыль, наполовину залитую мутной жидкостью.

— Тама, — махнул вбок дед. — Куда? — тут же возопил он, увидев папенькины маневры.

Папенька незамедлительно пнул его под столом и воровато указал глазами на меня.

— Не любит доча у меня когда пьют, — зашептал он. — Злая становится, запросто нас на мороз босиком из дома выкинет.

— Э? — опешил дед, присмирел, и с обидой посмотрел на меня. — Да я ненадолго, сегодня уж поздно обратно, до завтра потерпишь меня, Мань, или как?

— Потерплю, но пить точно не дам, — отрезала я. — Дай-ка, папенька, бутыль!

Папенька беспрекословно, но видно что с большими душевными муками вытянул из-за спины самогонку. Замерев, мужики с тоской глядели как я выливаю драгоценную влагу в раковину. Самогонка звонко булькала, распространяя смрад, и видно было, что каждый бульк прожигал огромную рану в нежной душе этих алконавтов.

— Какая самогоночка, — не отрывая взгляда от бутыли, с мукой в голосе шептал Федотыч. — Сам гнал, как слеза чистая да сладкая…

Я сунула бутылку в мусоропровод, и деловито спросила:

— Так где говоришь, Бакс-то?

— Да вон он в мешке, — горестно махнул рукой дед.

Я посмотрела — у холодильника и вправду лежал мешок. Только вот видно было что он абсолютно пустой. Я подошла, зачем — то развязала узел на нем и встряхнула. Ан нет, какой — то комочек выпал на пол, возмущенно заквохтал и взлетел на подоконник.

— Это что? — нахмурилась я.

Дед нахмурился, залез в жилетку, достал очки. Нацепив их на нос, он определил :

— Тю! Так Жорка это, попугай! А я то его неделю ищу, думал, кот его сердешного сожрал.

— Так, хорошо, это — Жорка, — согласилась я. — Ну а Бакс-то где???

— А леший его знает, — пожал плечами дед. — Тут где-то бегал.

Я брякнулась на четвереньки, просканировала понизу пол — кота не было!!!

— Баксюша! — позвала я. — Кыс — кыс!

И тут со стороны прихожей раздался горестный, полный неизбывной боли кошачий голос.

— Вон он твой кот, — меланхолично заметил дед, чистя селедочку на газетке.

Я как была на четвереньках рысцой двинулась в прихожую.

— Кыс-кыс, — позвала я, осматриваясь.

— Где-то рядом мяукало, — раздался вдруг голос.

Я подняла глаза и обомлела. Вишневский! А я про него совсем позабыла! Он же как ни в чем не бывало, сидел на стульчике, тихонько дожидаясь пока и до него дойдет очередь.

— Ой, извини, — вскочила я на ноги и слегка покраснела. Надо ж было так оконфузиться!

— Да ничего, ничего, — вежливо сказал, оглянулся вокруг и снова спросил:

— Слушай, а ты где все-таки работаешь?

— А к ней знаешь какие клиенты ездют? — хвастливо ответил ему папенька, невесть как появившийся в дверях. — Все на джипах да на мерсах, а уж сколько денег оставляют за раз — я один раз посмотрел, чуть кондрашка не хватила! Во у меня какая доча!

Вишневский внимательно посмотрел на меня. Я явно не тянула на кучу денег.

— Папенька! — ледяным тоном сказала я.

— Молчу-молчу! — суетливо ответил он, снова исчезая в кухне.

— Мяяяу! — снова раздался вопль.

— Вроде тут, — сказал Вишневский и сунул руку под свой стул. Через секунду Бакс был извлечен.

— Мама, — пораженно сказала я.

— Ничего себе, — в тон сказал Саня.

— Мяяяу!!! — надрывно сказал Бакс.

Было от чего опешить. Во-первых, мой котеночек вымахал в здоровенного котяру, совершенно мне незнакомого. Во-вторых этот котяра был неведомо какими путями засунут в маленькую птичью клетку с единственным отверстием — дверкой пять на пять сантиметров. Я так понимаю, это было законное жилище Жорика. Бедный кот был свернут каралькой, и видно было что проволочные дужки здорово врезаются в его жирное тельце.

Саня внимательно осмотрел клетку, подергал прутики и спросил, кивнув головой в сторону кухни:

— Давно пьют?

— Да черт его знает, — с досадой ответила я. — Я утром уезжала, был только папенька и трезвый.

— Ладно, — вздохнул он. — Неси инструменты, резать будем клетку.

— Да как тут резать-то? — возмутилась я. — Ты погляди, тут между прутиком и Баксом ничего просунуть нельзя. Как-то же его сюда запихали, значит можно и вытащить.

— Видишь ли, когда я учился, один парень из нашей общаги вернулся с пьянки в туфельках на шпильках тридцать восьмого размера, — сказал Саша.

— Ну и что? — пожала я плечами, — перепутал, бывает.

— Дело в том что у него была лапа сорок шестого размера, — пояснил он. — Вот тогда я и понял — что пьяный учудит — трезвому вовек не повторить. Неси инструменты, я аккуратно.

Чертыхаясь, я сходила в Каморку и притащила ящик с инструментами. Вишневский, порывшись, достал устрашающего вида кусачки и тут я не выдержала.

— Ты тут в общем сам, ладно? А я пойду пока, — вякнула я, удирая в кухню. Вида жестокой баксовой казни мне было не перенести. Потом если что закопаю тельце под кустиком.

В кухне при моем появлении мужики дружно сдвинули ряды, заслоняя что-то на столе, и молча глядя при этом на меня как на врага народа.

— Извините, — бормотнула я и пошла наверх.

В гостиной я схватилась за телефон и набрала номер Сереги. Трубку взяла баба Грапа.

— Привет, бабуль, это Маша.

— Дома что ль уже? — обрадовалась она. — А как там мой ирод-то? Пьют поди?

— Пьют, бабуленька, — сокрушенно ответила я.

— Ты держися, я сейчас приду да разгоню энтот колхоз! — обнадежила она.

Я положила трубку и поспешила вниз, открывать дверь.

— О, как здорово что ты все же вернулась, — обрадовался Вишневский. — Подержи-ка тут!

— Ага, только дверь открою, — пообещала я.

Бабуленька явилась на голову алконавтов как тайфун.

Я в это время закрыв глаза держала клетку, обхватив двумя руками, дабы распсиховавшийся Бакс не мешал вести спасательные работы. Под ухо оглушающее мявкал кот, противно скрежетал металлом об металл Вишневский и в этом бедламе пронзительные бабулькины вопли органично вписывались и были весьма к месту. Мужики сначала вроде как попытались оправдаться, однако вскоре примолкли. То ли и впрямь осознали вину, то ли поняли что бабка их горластей.

Наоравшись, бабулька выперла мужиков в прихожую и сообщила мне:

— Заберу я их, девонька, к себе, неча тебе кровь пить. Ужо я им!

Я, абсолютно замордованная, механически кивнула, дед цапнул с полочки Жорика и они отчалили.

А еще через пару минут крепость пала. Вишневский отогнул несколько перекушенных прутьев и мы вытащили наконец бедного Бакса на свободу.

Пока Бакс разминал свое жирненькое затекшее тельце, я посчитала что раз с этой проблемой покончено, надо переходить к следующей. И недолго думая легонько чмокнула Вишневского в губы.

— Это что было? — засмущался улыбаясь он. Ну блин, прямо красная девица, невинная выпускница Смольного!

— А за спасение Бакса! — аргументировала я свои действия и чмокнула еще раз — на этот раз поосновательней.

На этот раз он не растерялся и поцелуй несколько затянулся. Кот терся об ноги, где-то тихо играло радио, а я выверяла каждое движение, обнимая и целуя Вишневского. Я думаю, Станиславский бы мной гордился.