Чужая истина. Книга вторая - Джером Моррис

мелкой пташки.

Тяжёлые волокуши взрывали дёрн, продираясь через сырую низину. Грузные волы послушно тянули вперёд, за бровку взрыхлённой глинистой почвы и дальше, до новой лесопилки. Нейт остановил животных, окликнул помощника. Вместе они сняли цепь с привезённых брёвен, сложили их к остальным, ворочая длинными, в рост человека, деревянными рычагами. Столько древесины… И не какого-то сорного валежника, лучшие пробковые дубы рубили, корчевали, распускали на доски, врывали в землю. Нейта мучили противоречия. С одной стороны — уничтожать такое добро было чистым варварством, он знал цену пробке и всё пытался высчитать, сколько ещё её можно было бы срезать с таких стволов за последующие годы. С другой — неизменно растущие укрепления внушали трепет. Бригады рабочих копошились впереди, как пчёлы в улье, гудя разноголосицей деловитой перебранки, визжа и постукивая инструментом.

— Над этой грязищей кинем мостки, через три дня тут можно будет маршировать, не запачкав сандалий, — Нейт похлопал ладонью по тёсаным столбам, опорам для будущего настила. — И поднимать материалы на ближайшие высоты будем, не огибая оврага, вдвое быстрее.

— Так грязищу мы и развели, — негромко протянул Иоргас, говоря медленно, словно жуя жвачку, похожий на тяглового вола ещё и этим. — Не мы с тобой. А все мы. — Он указал округлой, тяжёлой рукой на лесопилку и дальше, на покрытые людьми холмы.

— Нашёл о чём думать. Травку жалеешь? — Нейт рыкнул на куда более крупного, плечистого помощника, напоминая ещё и самому себе, кто тут главный. И старательно отмахиваясь от мыслей о драгоценной дубраве, расточительно вгоняемой в грязь.

У его семьи были фруктовые сады, оливковая роща и даже виноградники, пусть и не такие плодовитые, как на вулканической почве Сарда. Нейт знал, что деньги таки растут на деревьях, но, чтобы их собрать, бережливости необходимо не меньше, чем труда. Здесь бережливостью и не пахло. Пахло свежей щепой, рабочим потом и промасленным железом. И за всем этим, как-то неуловимо, но очевидно, ещё и удалью, отвагой, славой…

Карсов вал, система старых укреплений, перечеркнувшая от моря до моря узкий перешеек, отделяющий Карский полуостров от материка и бирнийских земель, будто очнулся от многолетней дрёмы. Как после долгой зимы проклёвываются первые побеги, так и окрестные холмы всё заметнее светлели рубленой древесиной. Лучшим пробковым дубом, росшим здесь долгие десятилетия. Рвы углублялись и ощетинивались кольями, земляные валы росли, укрепляясь мощными сваями, дозорные башни тянулись ввысь. Старый каменный форт щерился новыми зубцами стены, будто крепкий старик, исхитрившийся отрастить новые зубы.

Нейт предвкушал нечто особенное. Скорое начало настоящей жизни, полной свершений и смысла. Его не так давно приняли в состав самого привилегированного подразделения армии карсов — «Железные рёбра». И, как истинный неофит, он жаждал скорее показать себя в деле. Тяжёлые фаланги́ты, закованные в лучшие латы местного производства и вооружённые традиционными алебардами — экипировкой они превосходили большинство рыцарей из соседней Бирны. И при случае высмеивали последних, глумясь над славой так называемых железных львов и зовя их тряпичными псами Редакара. Однако, пусть даже не всякий из осмеянных лайонелитов мог позволить себе сразу кольчугу, меч и боевого коня, растущую силу свободного Редакара чувствовали и здесь. Да и весь Уилфолк, возможно — сильнейшее графство раздробленной Бирны, тоже так или иначе выступал на стороне торговой Лиги.

— Господин, быкам бы напиться, — робко промычал Иоргас, вырывая юношу из задумчивости. — И мне бы не помешало. Горло смочить.

— А? Я те дам пьянство! Третьим запрягу, до утра таскать будешь! И не господин я, не с дворян. Поворачивай упряжку!

— Не господин? — Тяжёлые, мясистые черты лица составили пару глубоких складок. — Так почто ж ты, индюшонок злобный, на меня всё утро орёшь? Аж заплевал…

— Что-о-о? — Нейт только обернулся, полный удивления и негодования, как увесистая шершавая ладонь шлёпнула ему по уху. От звучной оплеухи он на секунду потерялся, неловко бухнулся на задницу, прямо в разбитый до грязи дёрн. Тряхнул головой, очумело озираясь и придерживая рукой ушибленное ухо. Сфокусировал взгляд на здоровяке. Потянул из-за пояса плотницкий нож.

— Ты чегой-то удумал? — Иоргас тоже выглядел удивлённым. Он отошёл на шаг назад, неуверенно поднимая деревянный шест, которым ворочали брёвна. — Обиделся? Так я ж тоже обидеться мог, ты меня трижды дурнем назвал. И один раз толстой жопой. А ведь не господин.

— У-ух… Дикари… — прошипел Нейт, поднимаясь на ноги и оценивающе поглядывая на здоровый дрын в здоровенных руках. — Ты откуда к нам такой прибился? Ранимый… — он демонстративно спрятал нож, как бы предлагая перемирие, но держась чуть надменно, подчеркнуто развязно. Чтобы даже сторонний наблюдатель не мог заподозрить его в трусости. — Про Железные рёбра слыхал? Про субординацию?

— Про рёбра — да. — Выразительные коровьи глаза смущённо потупились. — Второго не понял. Сложных слов не знаю. Я правда нездешний.

Волы, неторопливые до крайности, тянули пустые волокуши не быстрее, чем гружёные. Иоргас шёл следом, кивая и осторожно поглядывая по сторонам. Нейт учил, просвещал, рассказывал, попутно похлёстывая воловьи бока хворостиной, без видимого, впрочем, эффекта.

— И-му-щес-твенный ценз, понимаешь? Не «кровное благородство», — фыркнул он с презрительной насмешкой, — а реальные заслуги и качества конкретных людей, способных либо не способных обеспечить себя должной экипировкой. Смекаешь? Там, — карс неопределённо взмахнул рукой, — важнее, кем были твои предки, деды, прадеды. А у нас каждый сам делает свою жизнь. Коли с головой всё как надо, коли трудиться не боишься — всегда себе заработаешь. Да не только на одеться-обуться, а ещё и на латы, оружие. А вместе с ними и уважение. Заработаешь. Смекаешь?

— Да, — робко лгал здоровяк, напряжённо посапывая. В его большой голове пока не помещалось столько противоречий. — Латников видел. Красивые. У тебя тоже такие? Сам укупил, тут плотничая?

— Да! В смысле — нет, — Нейт закатил глаза, живо жестикулируя, — давай снова и по порядку. Я из Железных рёбер. А значит — лучшие латы и всё чин по чину, ещё увидишь. Но купил, конечно, не сам. На них годы в одиночку работать, так скопишь — да уж седой и полулысый, помирать пора. С одного фаи́ма…. А, ну да. Фаим — это как бы клан, община или… не знаю. Три-пять семей, тридцать-сорок человек, работают обычно вместе, сообща одним делом заняты. У моего фаима сады, говорил вроде, хорошие яблоки, орех, оливки. Виноград даже. Неплохой. Так вот с фаима и