Мой друг Мегрэ - Жорж Сименон

Женился он на местной девушке, которая, вероятно, была красива, но очень быстро стала толстухой. У нее был крикливый голос и усики на верхней губе.

Зубной врач был счастлив. По крайней мере, уверял, что счастлив. Он говорил убежденно:

— Вот увидите! Стоит вам здесь немного пожить, вас заберет, как других, и вы отсюда никуда уже не уедете.

Мегрэ знал, что такое случалось с белыми на некоторых островах Тихого океана. Попадая туда, они теряли интерес ко всему и уподоблялись туземцам. Однако он не мог подумать, что подобные вещи возможны в трех милях от французского берега.

Когда дантиста о ком-нибудь спрашивали, он всегда давал оценку человеку сообразно степени его ассимиляции на острове. Он называл это иначе. Придумал новую болезнь — поркеролит.

А доктор? Ведь там был доктор. Мегрэ его еще не видел, но слышал о нем от Леша. По мнению дантиста, доктор был поркерольцем до мозга костей.

— Полагаю, что вы с доктором друзья?

— Что вы! Да мы никогда и не видимся. Только издали раскланиваемся.

Доктор приехал на Поркероль с определенными намерениями. Он был болен и собирался здесь полечиться. Это был старый холостяк. Жил он очень уединенно в маленьком домике с окнами в сад. Сад утопал в цветах. Хозяйством он занимался сам, и дома у него была страшная грязь. Из-за своей болезни доктор даже в случае необходимости не выходил по вечерам из дома, а зимой, когда наступали морозы, что в этих местах бывает крайне редко, не показывался иногда целыми неделями.

— Вот увидите! Увидите! — настаивал зубной врач с саркастической улыбкой. — Впрочем, у вас, вероятно, уже сложилось впечатление о нашем образе жизни. Подумайте только, ведь так каждый вечер!

В самом деле обстановка была совсем не такая, какая бывает в кафе, не походила она и на атмосферу салона. Безалаберность, царившая здесь, напоминала скорее вечеринку в ателье художника.

Все хорошо знали друг друга, и никто ни перед кем не выкаблучивался. Майор, воспитанник привилегированного английского колледжа, котировался здесь не выше, чем бродяга Марселен или какой-нибудь Шарло.

Время от времени кто-нибудь пересаживался за другой столик, менял партнера.

Сначала г-н Эмиль и Жинетта молча сидели за столиком у стойки, как давно женатые люди. Эмиль, как обычно, заказал чай, Жинетта — крюшонную рюмочку зеленоватого ликера.

Иногда они вполголоса перебрасывались несколькими словами. Ничего не было слышно, только видно, как шевелились губы. Потом Жинетта со вздохом поднялась и пошла за шашками. Они лежали в шкафчике, на котором стоял проигрыватель.

Начали играть. Можно было подумать, что так продолжалось изо дня в день, из года в год, что люди могли так и состариться, сидя все на том же месте, и даже движения их рук никогда не менялись.

Нет сомнения, приди сюда Мегрэ через пять лет, он застал бы дантиста за той же рюмкой анисовки, с той же свирепой и самодовольной улыбкой, а Шарло так же автоматически управлял бы своим «журавлем». И не было никаких оснований предполагать, что это может когда-нибудь измениться.

Жених с невестой передвигали шашки по доске, с удивительной серьезностью всматриваясь в них перед каждым ходом. А майор между тем пил шампанское стакан за стаканом и рассказывал анекдоты м-ру Пайку.

Никто никуда не спешил. Никто, казалось, не думал о завтрашнем дне. Когда не нужно было обслуживать клиентов, Жожо, облокотившись о стойку и подперев ладонью подбородок, задумчиво глядела на посетителей.

Мегрэ много раз ловил на себе ее взгляд, но как только он оборачивался, она начинала смотреть в другую сторону.

Поль, хозяин, как всегда в одежде повара, ходил от столика к столику и угощал каждого по очереди. Должно быть, это ему влетало в кругленькую сумму, но в конечном счете, видимо, оправдывалось.

Что касается его жены, маленькой бесцветной блондинки с жесткими чертами лица, которую почти никто не замечал, она устраивалась в одиночестве за столиком и подсчитывала дневную выручку.

— И вот так каждый вечер, — сказал Леша.

— А где ж жители острова? — спросил Мегрэ. — Я имею в виду рыбаков.

— После ужина их здесь никогда не увидишь. Они выходят в море до света и рано ложатся спать. В любом случае они бы вечером в «Ковчег» не явились. Это своего рода негласное соглашение. Днем и по утрам здесь бывает разный народ, но по вечерам жители острова, настоящие аборигены, ходят в другие кафе.

— Что они там делают?

— Ничего. Однажды я нарочно зашел посмотреть. Иногда слушают радио. Молча, ни на кого не глядя, выпивают рюмочку.

— А здесь всегда так тихо?

— Как когда. Подождите. Шум может возникнуть внезапно, с минуты на минуту. Достаточно пустяка, случайно брошенной фразы, угощения, поставленного одним или другим, чтобы все собрались вместе и начался галдеж.

Но этого не произошло. Вероятно, из-за присутствия Мегрэ.

Окно было открыто, но ему все равно было жарко.

Он, как маньяк, продолжал прислушиваться к малейшему шуму в доме. Жинетте по-прежнему не спалось.

Иногда в комнате над ним слышались шаги. Что касается м-ра Пайка, то он уже, должно быть, в четвертый раз выходил в коридор. Видно, Мегрэ спал урывками и не очень крепко, так что мысли его не исчезали, а только расплывались и путались.

М-р Пайк сыграл с ним дурную шутку, когда во время прогулки по молу говорил о голландце. Теперь комиссар мог думать о де Грефе, только находясь под впечатлением сказанного о нем Пайком.

Однако портрет молодого человека, нарисованный Пайком, его не удовлетворял. Де Греф тоже был здесь, в «Ковчеге», вместе с Анной. Девушке, вероятно, очень хотелось спать, голова ее все сильнее склонялась на плечо спутника.

Де Греф с ней почти не разговаривал. Он, должно быть, редко это делал. Он был хозяин, и ей надлежало только следовать за ним, ожидая его приказаний.

Де Греф смотрел по сторонам. Очень худым лицом он напоминал дикого зверя.

Другие здесь тоже, конечно, были не ягнята, но де Греф бесспорно был хищником. Он втягивал носом воздух, как хищник (это было похоже на тик), слушая все, что говорилось, и дергал носом. Такова была его единственная заметная реакция.

Майор мог бы сойти в джунглях за толстокожее животное — слона или скорее бегемота. А г-н Эмиль?

Пожалуй, за проворного зверька с острыми зубками.

Смешно! Что подумал бы м-р Пайк, если бы прочел мысли Мегрэ? Правда, у комиссара было смягчающее обстоятельство. Он много выпил и пришел в дремотное состояние. Знай он, что не сможет по-настоящему уснуть, он выпил бы еще несколько стаканов, чтобы погрузиться в глубокий сон без сновидений.

В общем, Леша славный малый. Такой славный, что Мегрэ не прочь взять его в свой отдел. Только еще немного молод, слишком горяч. Легко возбуждается, как гончий пес, который готов бежать в любую сторону.

Леша уже бывал на юге Франции, так как состоял в опербригаде Драгиньяна, но на Поркероле ему приходилось бывать только раз или два. Теперь он прожил здесь всего три дня и уже успел хорошо изучить остров.

— Люди с «Северной звезды» приходят сюда не каждый вечер? — поинтересовался у него Мегрэ.

— Почти каждый. Иногда попозднее. Они имеют привычку, когда море спокойно, совершать прогулки на шлюпке при лунном свете.

— Отношения между миссис Уилкокс и майором дружеские?

— Напротив. Они старательно избегают разговаривать друг с другом, и каждый из них смотрит на другого так, словно тот прозрачный.

В конечном счете, это было понятно. Они принадлежали к одной и той же среде, а теперь оба якшались Бог знает с кем.

Майор, должно быть, испытывал смущение, когда напивался на глазах у м-с Уилкокс, потому что на их родине джентльмены имеют обыкновение делать это у себя дома, вдали от любопытных глаз.

Что касается англичанки, то в глазах бывшего офицера индийской армии Морикур был птицей не высокого полета.

Они приехали к одиннадцати часам. Как почти всегда бывает, м-с Уилкокс оказалась совсем не такой, какой ее представлял себе комиссар.

Он ожидал увидеть настоящую леди, а она была расплывшейся, увядающей женщиной, с рыжими крашеными волосами и надтреснутым голосом, похожим на голос майора Беллэма, только более звонким. Наряд ее составляло полотняное платье, зато на шее — колье из трех ниток, должно быть, настоящего жемчуга, а на пальце — кольцо с большим бриллиантом.

Войдя в «Ковчег», м-с Уилкокс сразу же стала искать глазами Мегрэ. Должно быть, Филипп рассказывал ей о комиссаре. Усевшись, она не переставала его разглядывать и перешептываться на его счет со спутником.

Что она могла о нем говорить? Может быть, со своей стороны, она представляла себе его этаким молодым первым любовником? Или решила, что он выглядит не слишком умным?

Эта пара пила виски, добавляя совсем немного содовой. Филиппу приходилось все время ублажать свою хозяйку, поэтому внимательный взгляд Мегрэ приводил его в бешенство. Видимо, молодой человек не любил, когда на него смотрят во время исполнения им служебных обязанностей. Но английская дама, казалось, делала это нарочно. Вместо того чтобы позвать Жожо или Поля, она послала своего чичисбея[8] сменить стакан, который показался ей не совсем чистым, затем отправила к стойке взять сигарет. А потом, в третий раз, еще Бог знает зачем, отослала на улицу.