Умри завтра - Питер Джеймс

– Люк сидит в Интернете, кинул сообщение. Девять из десяти человек, которые в Соединенных Штатах ждут пересадки печени, умирают, так и не дождавшись. В Соединенном Королевстве каждый день умирают трое ожидающих. В Америке и Европе в очереди на трансплантацию стоят сто сорок тысяч.

В бешенстве Линн не заметила горящих тормозных огней шедшей впереди машины и ударила по тормозам что было силы, чтобы не врезаться ей в зад.

Пропади пропадом проклятый Интернет! Пропади пропадом придурок Люк! Неужели безмозглому обормоту больше нечего делать, как пугать мою дочь?

– Люк ошибается, – заявила она. – Я говорила с доктором Хантером. Это неправда. Просто некоторых тяжелобольных слишком поздно ставят на очередь. К тебе это совсем не относится.

Она изо всех сил старалась придумать, что еще сказать, не впадая в поучительный тон, но голова внезапно опустела. Консультант доктор Грэнджер обещал постараться добиться приоритета для Кейтлин. И столь же откровенно добавил, что ничего не может гарантировать. Да еще проблема с редкой группой крови.

Линн молча вела машину под равномерный писк кнопок мобильника и неравномерный писк поступающих сообщений.

– Хочешь, включу музыку, милая? – спросила она наконец.

– Только не тот отстой, что у тебя в машине, – ответила Кейтлин, впрочем добродушно.

– Может, поищешь что-нибудь по радио?

– Как скажешь. – Дочь дотянулась и включила радио. Зазвучала старая песенка «Сисор систерс» «Не хочу танцевать». – Как бы про меня. Нынче вечером танцев не будет.

Линн криво улыбнулась. В неожиданной вспышке уличных фонарей худенький перепуганный призрак на пассажирском сиденье тоскливо улыбнулся в ответ.

16

– Так-так-так, не трудно угадать, кто это тут у нас трупных мух обогнал, – проворчал Рой Грейс, проходя вместе с инспектором Лиззи Мантл мимо поста у трапа и с неудовольствием опознавая прибывшего репортера брайтонской газеты «Аргус».

В любое время дня и ночи Кевин Спинелла опережает прочих журналистов, особенно когда слышен душок подозрительной смерти. Или, возможно, душок самой смерти. Может быть, острый нос молодого человека чует смерть с той же четырехмильной дистанции, что и трупные мухи. Либо он нашел какой-то способ взлома новейшей закрытой полицейской радиосети.

Есть подозрение, что у него имеется осведомитель в полиции. Грейс решил с этим как-нибудь разобраться, но в данный момент его мысли заняты совсем другим. Надо как можно скорее попасть на проводы главного суперинтендента Джима Уилкинсона и выяснить, почему Клио так холодно предупредила о предстоящем нетелефонном разговоре.

Что же хочет сказать любимая женщина? Почему говорит, как чужая? Собирается бросить его? Нашла себе другого? Решила вернуться к прежнему бойфренду, чокнутому «заново рожденному»[8] адвокату?

Надо признать, что с ее бывшим мужем, «старым итонцем»,[9] Грейсу близко даже не сравняться. Клио родилась и выросла совсем в другой среде, принадлежит к другому классу. Интеллектуалка из богатой семьи, получившая образование в частной школе-интернате.

А суперинтендент Рой Грейс – необразованный коп из среднего класса и сын копа из среднего класса. Ни к чему другому никогда не стремился и никем другим быть не хотел. Любит свою работу, товарищей и коллег. Охотно признается, что если бы время повернулось вспять, то остался бы на своем месте.

Может, она догадалась об этом?

Несмотря на все старания хоть отчасти сравняться с Клио в знании философии, которую та изучает в Открытом университете, Рой давно безнадежно отстал. Может быть, она просто решила, что он для нее недостаточно умный?

– Какая приятная встреча, суперинтендент Грейс, инспектор Мантл…

Репортер сверкнул зубами в широкой улыбке и встал прямо у них на дороге. Секунду-другую они простояли так близко, что Грейс уловил аромат мятной жвачки.

– Что привело в гавань двух старших детективов в такой морозный вечер?

Журналист с проницательными глазами на худом лице, с модной короткой стрижкой, одет в бежевый прорезиненный макинтош с поднятым воротником поверх тонкого летнего костюма со старательно завязанным галстуком, обут в дешевые скрипучие черные туфли.

– Не совсем подходящий наряд для рыбалки, – ехидно заметила Лиззи Мантл.

– Я скорей собираюсь выуживать факты, – отпарировал репортер и вопросительно вздернул брови. – Или, может, высасывать с морского дна? – Он на секунду оглянулся на отъезжавший фургон из морга и снова обратился к детективам: – Можете прокомментировать?

– Не сейчас, – отрезал Грейс. – Возможно, после вскрытия, на завтрашнем брифинге, если буду его проводить.

Спинелла выхватил блокнот, развернул.

– Очередной «поплавок». Можно на вас сослаться?

– Извините, никаких комментариев.

– Захороненный в море покойник?

Грейс решительно направился к машине. Спинелла засеменил за ним, стараясь не отстать.

– Как-то странновато, правда, что к нему прицеплены шлакоблоки?

– Вы знаете номер моего мобильника. Позвоните завтра около полудня, – отмахнулся суперинтендент. – Может быть, к тому времени что-нибудь прояснится.

– Скажем, насчет разреза на теле?

Грейс замер на полушаге, с трудом взял себя в руки.

Откуда настырному сукину сыну об этом известно?

От кого-то из членов судовой команды? Спинелла непревзойденный мастер выкачивать информацию из незнакомых людей.

Репортер ухмыльнулся, с радостью видя недоумение огорошенного детектива.

– Ритуальное убийство? Обряд черной магии?

Грейс торопливо собирался с мыслями, не желая видеть в утренних газетах пугающие сенсационные заголовки. Впрочем, возможно, журналист прав. Очень странное дело с тем самым разрезом. Грэму Льюису он напомнил посмертное вскрытие.

– Хорошо. Вот какое условие. Если вы опубликуете лишь основные факты – драга вытащила неопознанный труп, – я завтра после вскрытия открою вам шлюзы. Годится?

– Откроете шлюзы, – одобрительно кивнул Спинелла. – Вполне уместное выражение, тем более в порту. Мне понравилось. Замечательно. Очень даже неплохо, суперинтендент!

17

Симона промокла и проголодалась. Часами бродит по темным улицам под проливным дождем. Плохое время года – в холод все сидят дома, почти нет туристов. Остается надеяться, что с приближением Рождества, когда толпы народу ринутся за покупками, добыча станет богаче.

Она трусцой пробежала мимо закрытого банка с темными окнами, гадая, зачем туда ходят богатые важные люди. Дальше в отеле швейцар предупредил строгим взглядом, что охраняет от нее богатых и важных людей. Еще дальше витрины с едой в минимаркете, на которые она жадно взглянула.

Нет даже растворителя, чтоб разжать когти голода. В начале вечера поскандалили с Ромео, подрались за последнюю бутылку, уронили на землю, содержимое вылилось в сточную канаву. Он ушел вместе с псом и остатками растворителя, не желая мокнуть под дождем. Голодная Симона не хочет возвращаться в подземную дыру, пока не раздобудет какую-нибудь еду. Вдобавок там младенец вопит пуще прежнего.

Со вчерашнего дня она съела только пару тоненьких, как спички, чипсов из выброшенной картонки на тротуаре возле «Макдоналдса». Выпрашивала милостыню у дорогого с виду ресторана, умирая от обжигающих запахов чеснока и жареного мяса, но выходившие люди – сухие, довольные – садились в машины не глядя, как будто она невидимка.

Мимо едут автомобили, такси и фургоны. Промокшие кроссовки шлепают по лужам – и ладно. Впереди на Северном железнодорожном вокзале наверняка сухо. Наверняка там толкутся друзья и знакомые, пока их не вышвырнет в полночь полиция. Может, дадут поесть. Может, удастся свистнуть шоколадный батончик в каком-то еще незакрытом ларьке.

Она поднялась по ступенькам в просторный, скупо освещенный зал бухарестского Северного вокзала. В лужах на полу фантастически отражается верхний свет белых ламп, тянущихся парами в дальний конец. Прямо перед глазами огромное электронное табло с крупной надписью «Отправление». На круглых часах 23:36.

На табло указаны пункты назначения и время отправления поездов на всю ночь и следующее утро. Названия некоторых городов ей известны, другие она видит впервые. Иногда слышит от людей о городах и о странах, где всегда тепло, можно найти работу, получать хорошие деньги, жить в красивом доме. Может быть, просто сесть в поезд и поехать под стук колес, куда повезет. Может быть, там тепло, есть еда, нет плачущих младенцев.

Перед закрытым кафе с синей вывеской с белыми буквами «Метрополь» сидит на полу бородатый старик в вязаной шапке, лохмотьях, резиновых сапогах и потягивает из бутылки спиртное. Рядом лежит грязный спальный мешок, остальное имущество, видно, хранится в брезентовой торбе. Старик ее узнал, приветственно кивнул, она тоже кивнула в ответ. Все бездомные знают друг друга в лицо, но не по именам.