Перед рассветом - Василий Анатольевич Криптонов

Чейн. Если бы я знал…

Он смотрел куда-то мимо меня и вряд ли пытался на что-то намекнуть. Кажется, и вправду брякнул это просто так, без всякой задней мысли.

Зато у меня мысль зашевелилась. Пока ещё она казалась безумной и вообще нелепой, но… Раньше и такой не было. А мы разве в том положении, чтобы отмахиваться даже от сумасшедших идей?

* * *

— Может быть, вызвать вам такси? — спросил Витман, когда мы с ним вышли на улицу.

Он казался обеспокоенным — хоть и пытался скрыть это за привычной невозмутимостью.

— Доберусь, — отмахнулся я.

Выглядел, наверное, до сих пор не ахти, но благодаря перекусу чувствовал себя намного лучше. Моя уникальная энергетическая система всегда быстро восстанавливалась.

Под мышкой я держал книгу Юнга, из-за «упаковки» изрядно прибавившую в объёме.

— Не разворачивайте фолиант. — Витман прищёлкнул пальцем по обёртке. — Есть серьёзные подозрения, что книга может шпионить в пользу сами понимаете чего. У самой Тьмы разума нет, но Юнг даже после смерти несёт службу и направляет её. Сообразно сведениям, полученным отсюда.

— Всегда знал, что брезент на корню рубит любую магию, — кивнул я.

Витман и не подумал улыбнуться.

— Да, если этот брезент заговорён определённым образом.

— Скучный вы, гражданин начальник, — вздохнул я. — Чувства юмора у вас нет, шуток не понимаете…

— В таком случае моё счастье, что я работаю не клоуном в цирке, — парировал Витман.

Тут я уже не нашёлся, что ответить. Однако был один парень, который за словом в карман никогда не лез.

— Государю императору — ура! — гаркнул Джонатан Ливингстон, рухнув мне на плечо откуда-то с небес.

— Поняли наши аргументы? — строго посмотрел я на Витмана. — Расслабьтесь, Эрнест Михайлович! В жизни всегда есть место для улыбки. Даже если вы — чёрный маг, сражающийся с Тьмой.

Витман не поддался на провокацию. Он только устало махнул рукой, попросил держать его в курсе и побрёл к своему служебному автомобилю. Я сел за руль своего.

Дорогой окончательно пришёл в себя. Джонатан смирно сидел на пассажирском сиденье, чистил перья и не предвещал ничего ужасного.

— Скажи мне, мудрый фамильяр, знаешь ли ты, что я задумал? — спросил я чайку, когда меня начало клонить в сон.

— Государю императору — ура! — был ответ.

— Или не знаешь?

Я почувствовал презрительный чаячий взгляд.

— Ну и как мы исполним задуманное? — спросил я. — Есть у нас какие-нибудь мысли, идеи?

Джонатан вновь восславил императорское величество. Да таким уверенным тоном, что я приободрился. Откуда бы ни свалился мне на голову этот странный фамильяр, дело своё он знал и пока ни разу не подвёл. Указывал путь, спасал от опасности. И всегда знал ответ на любой вопрос.

Я потёр ладонью грудь, не отрывая глаз от дороги, и поморщился. Надо же, привык за год к жемчужине. Рана давно зажила, но ощущение пустоты не покидало.

— Надо бы узнать, где берут жемчужины, — сказал я. — Спросим у Платона?

Джонатан Ливингстон не удостоил меня ответом. Видимо, такие мелочи были ниже его достоинства.

Что ж, а я мелочами не пренебрегал. Жемчужина была важным индикатором, наглядно показывала, что происходит в моей душе. Почему-то мне это было очень важно — не превратиться в чёрного мага. Следить за тем, чтобы в жемчужине оставалась хотя бы треть белого. Что при моём образе жизни было весьма непросто.

— Завтра займусь этим, — пообещал я себе. — А сегодня у нас про другое.

— Государю императору — ура! — подтвердил Джонатан.

* * *

Мне посчастливилось пробраться по академии к своему этажу, избежав встреч с неблизняшками. Злата, кажется, всерьёз уверилась, что я днями и ночами работаю над решением их проблемы и вот-вот что-то придумаю. Агата была менее настойчива. Впрочем, она, если верить «сестре», в принципе начала терять запал касательно идеи воссоединения. Ей и с цесаревичем было неплохо.

У себя в комнате я переоделся в чистое. Кликнул дядьку и сдал форму в стирку. После чего закрыл дверь и глубоко вдохнул, готовясь к неведомому.

— Ну, Джонатан…

— Костя!

Я чуть не подпрыгнул — решил, что чайка внезапно научилась произносить моё имя. Но Джонатан сидел на подоконнике и никакого отношения к услышанному не имел. Пришлось поднять взгляд и увидеть над перегородкой голову Мишеля.

Уединение в комнатах было весьма-таки кажущимся. В любую секунду к тебе могли заглянуть, а уж о слышимости и говорить не приходилось. Поддержка глушилки требовала концентрации и пусть смешного, но расхода сил, так что с этим в комнатах мало кто заморачивался.

Все, в основном, привыкли уважать чужой покой, как свой собственный. Плюс, аристократическое воспитание было в принципе против подслушиваний и подглядываний. Как результат, постепенно вырабатывалось ощущение того, что вокруг тебя — глухие стены. Однако реальность оставалась реальностью, и иногда о себе напоминала. Как, например, через Мишеля, вот сейчас.

Мне ещё очень повезло с комнатой — она находилась у самой стены. То есть, сосед был лишь с одной стороны.

— Напугал, — пожаловался я голове Мишеля. — Этак и заикой стать недолго… Чего тебе?

— Извини, что не постучал, — зашептал Мишель. — Хотел спросить: что-то происходит?

Я непроизвольно фыркнул.

Ну как тебе сказать, дружище. Мир окутала Тьма, вот-вот его сожрёт, наши жизни висят на волоске, и даже после смерти души не обретут ни покоя, ни воли. А так — нет, ничего не происходит! Всё в полнейшем ажуре.

— Я имею в виду, помимо очевидного, — смущенно пояснил Мишель. — Я ведь вижу, что ты занят чем-то ещё. Часто отлучаешься из академии. И что-то ещё с этими девушками-близнецами…

— Мишель. — Я сел на кровать и, откинувшись спиной на стену, посмотрел в глаза друга. — Ты что, следишь за мной?

— Вовсе нет, — Мишель помотал головой. — Просто это очевидно. И не только мне. Все за тебя беспокоятся.

— Если бы было что-то, требующее вашей помощи — я бы сказал. Всем вам, Воинам Света.

— Я понимаю, но…

— Без всяких «но», — отрезал я. — Если не говорю — значит, дело исключительно моё.

— Но оно ведь связано с…

— Мишель!

Должно быть, голос мой прозвучал достаточно выразительно. Мишель сразу поднял руки.

— Мы просто беспокоимся, — примирительно сказал он.

— Это нормально, — кивнул я. — Главное