Тайна двух лун (СИ) - Грациани Ксения

Безусловно, меня удивлял тот факт, что сама Лиз ничего не помнила, но какие шутки только не выкидывает порой наше сознание, чтобы огородиться от болезненного опыта. Тогда я был полностью убеждён в том, что мозг Лиз просто-напросто заблокировал травматические воспоминания, и глубоко на подсознательном уровне она начала отождествлять себя с погибшей Аламедой. Казалось, мы имеем дело с диссоциативным расстройством идентичности. С раздвоением личности, проще говоря. Однако этот диагноз не объяснял ни снов, ни видений, ни плохого самочувствия после них.

Как-то вечером я сидел в своём кабинете перед камином и читал одну любопытную статью о диссоциациях. Вторая личность Лиз – Аламеда – пока что была для меня загадкой, и я думал о том, как же помочь моей пациентке избавиться от неё. Я наблюдал за подрагивающими языками пламени за каминной решёткой и пытался представить себе встречу Лиз и дикарки Аламеды. Возможно, я задремал – не уверен – но в какой-то миг мне внезапно причудилось в огне лицо Лиз, столь настоящее и живое, что даже не казалось галлюцинацией. Однако оно выражало какую-то дикую, почти животную ярость, которую я никогда прежде не видел.

«Что тебе нужно от меня?» – вдруг прошептала она чужим голосом, но теперь ярость сменилась на страх. И тут я заметил её глаза. Они не были глазами Лиз. Тёмные, миндалевидные, прекрасные глаза – но не её!

Очнувшись, я увидел, что по-прежнему сижу в своём кресле, а за каминной решёткой потрескивает пламя. Обычный огонь – ярко-красный и горячий. Тем не менее меня знобило. Я дотронулся до своего лба, накинул на колени плед и осушил стакан воды, стоявший рядом на столике. Что со мной? Что это было? Сон? Галлюцинация? С каких пор врач начинает общаться с одной из псевдоличностей пациента? Ведь именно так описывала Лиз своё видение: она сама, но с чужим взглядом. Вероятно, я чересчур увлёкся моей подопечной, слишком проникся её болезнью, и теперь мне приснился сон, который она сама столько раз описывала. Я должен взять себя в руки и абстрагироваться от чувств. Так будет лучше и для меня, и для неё…

Вскоре состояние Лиз начало резко ухудшаться. Тревожные сны посещали её теперь чуть ли не каждую ночь, и всё больше времени она проводила в постели. В минуты дневных приступов я часто слышал, как Лиз говорила чужим голосом, и это меня тревожило. Умом я понимал – причина была не в гипнозе: слишком много времени прошло с того дня, – но всё же что-то не давало мне покоя, я не мог избавиться от чувства ответственности за это ухудшение. Да, сеанс помог найти причину расстройства, слегка уточнить диагноз, но я ни на шаг не продвинулся в лечении, наоборот, моей пациентке становилось всё хуже. Прибегать к новым сеансам гипнотерапии я не решался, боясь усугубить ситуацию.

Мне нужен был совет, совет опытного коллеги. Шварц-Гаус, как назло, уехал преподавать в Прагу. Оставался только Арольд. Да, он не обрадуется, узнав, что я нарушил его распоряжение, но, вероятно, всё же оценит те немаловажные открытия, которые мне удалось сделать. Состояние моей пациентки беспокоило меня, и я не имел права скрывать правду от заведующего.

Утром я навестил Лиз. Накануне с ней опять случился приступ, она была в постели. Когда я вошёл, лицо её слегка оживилось, хотя я сразу заметил, что ночная рубашка на ней взмокла от пота. Видно, ночью её кидало в жар. Мне стоило огромных усилий сдержать себя и не смотреть на проглядывающее сквозь влажную ткань тело. Оно было божественно.

– Как ты себя чувствуешь, Лиз? – спросил я, нацепив дежурную врачебную улыбку, и поправил одеяло. – Ты простудишься, я сейчас же позову медсестру, чтобы она помогла тебе принять ванну и переодеться.

Лиз опустила глаза и вместо ответа спросила:

– Доктор Ланнэ, почему вы больше не хотите гипнотизировать меня?

– Я уже говорил, к сожалению, ты не поддаёшься гипнозу, – соврал я, и мне стало тошно от себя самого. Я осуждал за ложь её отца, а теперь сам не мог осмелиться сказать ей правду.

– Но ведь я заснула тогда.

– Да, вот именно что заснула. Гипноз – это не сон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Давайте попробуем ещё раз, я должна выяснить правду, – Лиз подняла на меня полные надежды глаза, и я готов был утонуть в их бездонной синеве.

– В твоём состоянии нельзя…

– В каком состоянии? – вдруг вспыхнула Лиз. – Почему вы мне все врёте? Скажите же, ну, я умираю, ведь так?

– О чём ты? – я растерялся и не мог найти слов. Что ещё за новости? Откуда у Лиз мысли о смерти? Мне так хотелось прижать её к себе, целовать эти полные слёз глаза и горящие алыми пятнами щёки, но я опять улыбнулся и сказал: – Что за глупости, Лиз? Ты всего лишь в стадии обострения, ни о какой смерти и речи быть не может.

– Почему же тогда я чувствую себя так, словно истончаюсь, будто день ото дня из меня выходит жизнь? – выкрикнула она в отчаянии. – Каждый сон, каждый приступ вытягивает из меня душу!

– Лиз, это не так. Тебе нужно отдохнуть, ты промучилась всю ночь. Я сейчас пришлю медсестру. Ты примешь ванну, выпьешь успокоительное и поспишь, – сказал я, стараясь вложить в мои слова столько убедительности, сколько мог, и нажал на кнопку вызова санитарки.

Лиз отвернулась к стене, её светло-ореховые волосы рассыпались по подушке. Я бы отдал что угодно, только бы зарыться в них, вдыхать её аромат и шептать – всё будет хорошо, но ограничился лишь тем, что осторожно коснулся одной пряди. Вошла медсестра. Я отдал все необходимые распоряжения и, ещё раз глянув на так и не обернувшуюся Лиз, покинул палату.

Взять аудиенцию у заведующего я не успел, он сам вызвал меня к себе. Арольд ждал в своём кабинете. Он склонился над бумагами и даже не глянул, когда я вошёл, предоставляя мне сомнительное удовольствие созерцать его лысый, в коричневых пятнах, череп. Я сел напротив, не дожидаясь приглашения.

– Мне удалось выяснить, что произошло с Лиз, – я решил сразу перейти к делу, пока он не завёл свою еженедельную волынку о распорядке обходов, графиках и прочей административной ерунде.

Арольд поднял на меня свои маленькие, холодные, с отвисшими веками глаза.

– Она стала свидетельницей убийства, – продолжил я. – Её отец случайно застрелил индейца в амазонском лесу. Они были там три года назад в составе протестантской миссии. А потом на неё напала туземка…

– Вы что, применяли гипноз? – вкрадчивым голосом спросил Арольд и весь подался вперёд, угрожающе глядя меня.

– Да, но теперь мы знаем… – начал было я, но он грубо перебил.

– Теперь мы знаем, почему ваша пациентка так резко сдала после длительного улучшения.

– Нет, постойте…

– Нет, это вы постойте, молодой человек. Вы ещё не догадываетесь, почему я вызвал вас?.. – он вбуравил в меня свои колкие глазки и закивал: – Конечно догадываетесь. Я хочу знать, доктор Ланнэ, кто дал вам право сокращать дозу предписанного пациентке лекарства?

– Барбитураты при длительном применении…

– Не нужно мне разъяснять побочные эффекты препаратов! – закричал он. – Мне они и без вас прекрасно известны!

– Но я её лечащий врач, я могу действовать по своему усмотрению, – возразил я стальным голосом.

– Сколько больных шизофренией у вас было до этого, доктор Ланнэ? – язвительно процедил он.

– У Лиз не шизофрения, а скорее всего…

Он бесцеремонно перебил меня:

– Скорее всего шизофрения у вас! Я говорил Шварц-Гаусу, вам нельзя доверять серьёзных больных. Займитесь лучше депрессиями и алкоголизмом, там от вас меньше вреда. С этого дня мисс Родрик переходит полностью на моё попечение.

Я вскочил, пытаясь возразить, но он взял лежавшее на столе письмо и потряс им перед моим носом:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Я уже составил служебную записку Шварц-Гаусу о превышении вами должностных полномочий. И скажите спасибо, что не отстраняю вас полностью: в клинике сейчас не хватает рук. К тому же мне требуется согласие нанявшего вас совладельца этого престижного заведения, но, как по мне, я бы не стал держать здесь квазиспециалистов.

Я поднялся без слов и, не протянув ему руки, пошёл к двери.