Рим. Книга 1. Последний Легат - Шимун Врочек

Галлы все еще выглядят как ауксиларии. Поэтому, когда дротики долетают, они привычно вскидывают щиты — и пилумы застревают в них, не причиняя вреда. Почти не причиняя… Я смотрю. Один из галлов падает, дротик пронзил ему бедро.

Галлы отбрасывают щиты, в которых застряли дротики, бегут вперед. От их крика дрожит и прогибается воздух. Испуганная Гидра-Корова перебирает сотнями ног, пытаясь убраться с дороги — но куда там. Стадо медленно движется, один из легионеров падает, подмятый копытами. Проклятые галлы. Они рассчитывали, что стадо не даст «мулам» построиться, — и это так.

От рева Тита Волтумия, кажется, прогибается весь мир:

— Стройся! Ко мне!

Огненно-красная вексилла реет над стадом, легионеры пытаются пробиться к ней. Резкий звук боевой трубы. Легионеры пробиваются сквозь тело Гидры к центуриону, там образовался островок щитов, который обтекают коровы.

Но галлов все больше, я вижу, как из леса появляются все новые фигурки. Они бегут и кричат — боевой клич варваров, для них главное — напугать, кто кричит громче и страшнее, тот, считай, выиграл. Один из галлов — в волчьей шкуре сигнифера, знаменосца, — похоже, он у них командир, огромный и с виду крутой, как мильный камень, — вскидывает руку с мечом.

— Р-р-ра-а-а! — ревут варвары.

Еще несколько человек показываются из леса, бегут легко и свободно — германцы! Они почти голые, в руках только копья, кое у кого пращи.

В последний момент я уклоняюсь. Бум! — камень ударяет в стену повозки.

— Тестудо! — звучит команда.

Легионеры смыкаются в «черепаху». Под градом камней они двигаются обратно к повозке — к нам. Я вижу, как одна из коров, обезумев, бежит, подергивая задом и качаясь на ходу, и ударяется в «черепаху». Проклятье! Корова падает вместе с легионерами, ломает безупречный строй…

Не знаю, как чертовы варвары до этого додумались, но трюк с коровами вполне сойдет за тактические маневры Цезаря. Хуже всего то, что мы — я и рабы, повозка — отделены от легионеров потоком коров, медленно текущим и опасным. Варвары бегут к нам, они все ближе. Я вижу бусы из красного стекла на шее того, кто впереди. Его лицо заросло рыжей щетиной, рот распялен в крике. Галл замахивается коротким копьем — железный наконечник окрашен черным и липким.

Да уж. Хорошо начинается моя легатская служба.

— Гай, сюда! — кричат сзади.

Я поворачиваю голову и не сразу узнаю голос Тарквиния. Старик выглядывает из повозки, тянет руку… синие извивы вен, как русла рек. Только зачем мне в повозку? Впрочем… В руке у старика — меч в деревянных ножнах, отделанных бронзой. Я вижу белую костяную рукоять гладия. Поворачиваю голову.

Одна из коров заступает варвару дорогу. До него шагов десять. В следующее мгновение галл быстро ударяет копьем и отдергивает — корова делает два шага, покачиваясь, как пьяная, заваливается набок. Галл перепрыгивает тушу, приземляется. Бусы на шее вздрагивают, вспышка молнии. Синее, черное. Он бежит. Он почти рядом.

Я вижу его усмешку. Занесенное копье — с острия срывается капля крови, начинает падать… падает.

Галл прыгает.

…Смешно.

В следующее мгновение я выдергиваю меч из ножен — легкий скрежет, вес клинка, рукоять под пальцами плотная и надежная, — доворачиваю корпус и с силой посылаю меч — раз! делай, как я! — в грудь варвара.

— Ха! — выдыхаю я.

Выдергиваю клинок. Улыбка галла застывает. Он все еще не понимает, что произошло. Копье занесено над его головой. Ноги варвара подгибаются… Я снова бью — р-раз! Клинок входит варвару под ключицу, выходит, оставляя едва заметный разрез. В следующее мгновение разрез наполняется багровым, кровь выплескивается толчками, заливает голую грудь. Бусы, случайно задетые клинком, рассыпаются, красные стеклянные бусины летят вниз… одна несильно ударяет меня в бедро.

Глаза галла еще живут, но сам он уже мертв. Я отступаю на шаг, на два. Варвар идет за мной, ноги подгибаются, как у коровы, которую он убил, — это смешно, он теперь сам похож на корову… Опускается на колени. Галл выдыхает, вдыхает… странный хриплый звук, и застывает. Он мертв.

Это всегда можно понять — когда они умирают. Галл валится лицом вниз. От бешеного прилива сил меня трясет, все подергивается дымкой. Я едва могу держать меч. Но я держу. Чему-чему, а этому меня научили.

— Рим, — говорю я. — Честь и слава.

Я поднимаю голову. Дело плохо. Галлов и германцев все больше — около полусотни примерно. Они спускаются со склона, бегут ко мне, к повозке. Справа раздается крик — это Тит Волтумий со своими легионерами. Он пытается пробиться сквозь поток коров. Животные в испуге мычат, бегут прочь от варваров — разбойников! — и отрезают Тита от меня. «Черепаха» медленно ползет, пробиваясь сквозь поток.

— Господин!

Я поворачиваю голову. Тарквиний вылезает из повозки и становится рядом со мной. В руках у него — вот штука — меч, второй из тех, что я взял с собой. В морщинистых руках спата кажется ненужной игрушкой.

Он ведь и драться не умеет. И — старик.

Я оглядываюсь. С той стороны, откуда мы приехали, дорога пуста, а над ней — небо почти чистое, голубая полоска просвечивает. Где-то там, далеко — Италия, Рим. Там хорошо.

Старик остался. А эти молодые оболтусы разбежались. Одно слово — рабы.

— Гай! — крик Тарквиния.

Я успеваю повернуть голову и увидеть летящее в меня копье…

Кровь вскипает так, что мир подергивается красным туманом — в ушах гул, в груди — нарастающий стук сердца, который заполняет собой все пространство вокруг. Бум, бум, бум. Я вскидываю меч и отбиваю копье в сторону. Оно ударяется в спицы колеса и отлетает.

Варвары бегут ко мне. Их много. Жаль, что мне выпала такая судьба: умереть, еще не доехав до своего легиона. И жаль Волтумия, которому достанутся все шишки.

Но все-таки откуда их столько — и почему именно я?

До города осталась пара миль, не больше. Глупо, да.

Варвары бегут. Мы с Тарквинием стоим. Меня учили драться настоящие мастера — но одиночного поединка. Гладиаторы. В бою один на один или против двух-трех противников у меня есть все шансы, но против пятидесяти…

Что ж, покажем, как умирают римские граждане. Я смотрю на плешивую макушку Тарквиния. Вернее, один гражданин и один раб гражданина.

Следующий варвар добегает до меня через пару мгновений. Это германец с голым торсом, огромный, рыжий, как вспышка факела в ночи, в жестких голубых глазах светится безумие — увидев это, я замираю. Голова кружится. Я видел такое раньше, когда Квинта однажды переклинило и он начал драться всерьез — глаза у него стали такими же. Мой младший брат на несколько мгновений превратился в убийцу, одержимого. Когда это случилось, только Фессал, гладиатор-телохранитель Квинта, — только он помешал нам поубивать друг друга.

Тогда я не мог ударить, я держался из последних сил, отражая чудовищные удары. Меч звенел и гнулся. У меня потом ладонь распухла — отбитая. А ведь мечи наши были в защитных кожухах, чтобы не ранить друг друга. Но я понял: еще чуть-чуть — и мне придется убить Квинта, пока он не убил меня.

Больше я с младшим не фехтовал никогда. Нет, спасибо. У меня не так много братьев, чтобы рисковать потерять их — так. Впрочем, зато я понял, что могу выстоять, сохраняя хладнокровие.

Германец оскаливается, это смех — он смеется, смерть другого варвара ничему его не научила… Замах, удар… Копье летит в меня.

Боги, почему у меня нет щита?! Я отбиваю — ладонь сразу ноет от чудовищной силы германца. Он выше меня на голову и тяжелее раза в полтора. Делаю выпад (коли, коли!), он в последний момент уворачивается — клинок только задевает его плечо, царапина. Быстрый, сука.

Тяжелое небо нависает надо мной, над нами, над дорогой, над бегущими коровами. Где же Волтумий?!

Германец отскакивает на несколько шагов, смеется. Из длинной царапины на его левом плече — меч прошел по касательной — вытекают капли крови. Он пригибается, потом идет вокруг нас с Тарквинием, поигрывая копьем, а за его спиной бегут другие германцы. Скоро здесь будет жарко. У меня по спине — ледяные мурашки.

Хорошо начинается моя служба. Прямо по-гладиаторски. Сенаторам вообще-то запрещено выходить на арену…

Удар! Германец бьет. Я едва успеваю уклониться. Железный наконечник с легким, но каким-то смертельным свистом прорезает воздух над моим плечом, тут же уходит назад. Тарквиний шумно сопит.

— Господин! — Он взмахивает мечом, делает шаг к варвару… идиот.

Сейчас его убьют, думаю я. И прыгаю следом.

Замахиваюсь мечом на колющий удар — я вижу, как капля пота стекает по лбу варвара, медленно, как во сне; как на наконечнике копья — сером, со следами заточки — вспыхивает отсвет молнии… Как Тарквиний, глупый никчемный старик — надо было отобрать у него меч! — что-то кричит, рот раскрыт в крике, седая макушка в синеватом венце, — и в это пространство величиной с ладонь между макушкой раба и подбородком варвара я врезаю ярость, тоску по брату (Луций, Луций) и себя с клинком заодно.