Быть русскими – наша судьба - Виктор Тростников

Необходимо отметить, что большевикам не удалось сформировать боеспособную армию из добровольцев не потому, что угас революционный энтузиазм или что наш народ трусоват. Может быть, комиссары так и подумали, но это говорит только о том, что они плохо знали свой народ. Суть в том, что у русских есть уникальная черта: отдавать крупномасштабные организационные мероприятия и государственные дела целиком в руки верховной власти, совершенно в них не вмешиваясь и сосредоточиваясь на «тихом и безмолвном житии во всяком благочестии и чистоте» (слова из Просительной Ектении). Эта особенность, совершенно не свойственная западным людям, которые неусыпно следят за каждым шагом правительства и чуть что выходят на улицу с протестами, несомненно, подтверждает то, о чём мы не раз уже говорили. Русская православная цивилизация в большей мере сохранила в своём ядре заветы Христа, чем западная протестантская (и, тем более, постпротестантская). Мы лучше помним наставления обоих первопрестольных апостолов, Петра и Павла, о необходимости быть покорными всякому человеческому начальству, причём не из страха, а по совести, ибо нет власти не от Бога установленной. Об этом нашем национальном качестве очень хорошо сказал Константин Аксаков: «Русский народ государствовать не хочет». И именно это, по удивительной диалектике истории, привело к тому, что он создал сильнейшее в мире государство, занявшее шестую часть всей суши. Как это объяснить? А вот как. Не вмешиваясь в дела верховной власти, русский народ концентрировался на глубоком и сокровенном, или, как выразился Аксаков, «на мирной жизни духа», на творчестве. В результате произошло весьма плодотворное «разделение труда»: народ поставлял власти вырабатываемую этой творческой мирной жизнью внутреннюю силу, а власть претворяла ее в силу внешнюю. Конечно, для такого способа развития государства от народа требовалось терпение, ибо власть то и дело ошибалась, но уж чего-чего, а терпения у русского народа предостаточно, и он всегда давал властям возможность самим учиться на своих ошибках.

Ни Ленин, ни Троцкий, ни Бухарин этого, разумеется, не понимали и понять не могли, ибо были прочно зомбированы своим кумиром Марксом и глядели на мир через призму его лжепророчеств. Они так пламенно верили в его учение, что, если что-то в реальной жизни оказывалось не совпадающим с ним, они обвиняли в неправильности не учение, а жизнь.

А несовпадения такого рода, как мы сейчас убедились, посыпались на головы бедных марксистов с первых же дней их управления страной.

Так началась изнурительная для обеих сторон борьба. Ни на минуту не прекращающаяся борьба марксистско-ленинского руководства России с «неправильным» русским народом, упорно не желавшим подпадать под начертанную диаматом и истматом схему и ведущим себя не предусмотренным этими вершинами научной мысли образом. И каждый раз на протяжении этой борьбы, когда выявлялось очередное расхождение между теорией Маркса-Ленина и практикой российской жизни, верная теории власть всплёскивала руками и восклицала: «С каким же негодным народом нам приходится иметь дело!» А народ на самом деле был виноват только в том, что хотел оставаться русским, и с этим ничего нельзя было поделать, даже имея в распоряжении все средства принуждения. Действительно, большевикам достался крепкий орешек, раскусывая который они постепенно обломали себе все зубы. Вынуждаемое необходимостью выходить из тупиковых ситуаций и желанием удержаться у власти, советское руководство шаг за шагом отступало от учения своего лжехриста, делая это негласно и продолжая превозносить его как нового Прометея, облагодетельствовавшего человечество. По-другому об этом можно сказать так: русский народ постепенно перемалывал вначале воодушевивший его марксизм и возвращался от лже-Христа к подлинному Христу. В таком перемалывании и состояло метафизическое содержание двадцатого века.

Глава 7

И восстал брат на брата

Ещё до Октябрьского переворота Ленин призывал превратить войну империалистическую в войну гражданскую. С её помощью он планировал уничтожить внутренних врагов революции и добиться того, чтобы диктатуре пролетариата в самой России уже ничто не мешало. Противники большевиков, как бы откликаясь на призыв Ленина, стали на юге страны собираться под знамёна Белого движения, возглавляемого Алексеевым и Корниловым, и летом 1918 года наша Гражданская война началась. Обе участвовавших в ней стороны рассчитывали на победу и верили, что их победа будет для России великим благом.

Ни те ни другие, как видно, не знали как следует историю, а если и знали, то не извлекли из неё уроков. А история убедительно показывает, что цели, ради которых развязываются гражданские войны, никогда не достигаются. По отношению к проигравшей стороне это очевидно, но, как ни парадоксально, это относится и к выигравшей стороне, так что в гражданских войнах не бывает победителей. Подтвердим это на примерах.

1. Древний Рим

Затяжная гражданская война, сотрясавшая Римскую республику в I веке до нашей эры, длилась с перерывами больше ста лет и стала классическим прообразом всех последующих гражданских войн европейской истории. Её начало относится к 130-м годам до нашей эры, когда представлявшие в сенате неаристократическую часть населения (плебеев) народные трибуны Гай и Тиберий Гракхи подняли в высшем законодательном органе республики вопросы о переделе земли и предоставлении римского гражданства итальянским союзникам. Эти либерально-демократические инициативы вызвали обеспокоенность патрициев, имевших в сенате большинство, общество разделилось на два лагеря, и в начавшихся столкновениях братья Гракхи погибли. Спустя сорок лет новую смуту посеял уже представитель знатного патрицианского рода Корнелий Сулла. Это был успешный полководец, отличившийся в «митридатовых войнах» на побережье Чёрного моря. Вместе с ним там воевал другой стратег-.– Гай Марий. Делёж добычи, захваченной при разгроме богатейшего царства, привёл к ссоре между двумя победителями, и между сторонниками того и другого началась война, распространившаяся и на Италию. В конце концов Сулла одолел Мария, триумфально въехал в Рим и с 82 года до нашей эры был провозглашён сенатом диктатором. С этого времени можно отсчитывать возникновение новой опасности для республики: угрозы смены представительной формы власти на единоличную. Правда, Сулла, мучимый внезапно поразившей его страшной болезнью (подкожными червями), в 79 году до нашей эры сложил с себя полномочия, и парламентаризм вновь восторжествовал. Но ненадолго. В 66–63 годах гражданское противостояние вспыхнуло вновь – оно разгорелось между сторонниками и противниками сенатора Каталины (как и Сулла, он был патрицием), разоблачённого знаменитым Цицероном. Разумеется, переворот, который готовил Катилина, должен был сделать его диктатором и упразднить сенат. Именно этот период римской истории отражён в стихотворении Тютчева «Цицерон»:

Оратор римский говорилСредь бурь гражданских и тревоги:Я поздно встал и на дорогеЗастигнут ночью Рима был.Так. Но, прощаясь с римской славойС Капитолийской высоты,Во всём величье видел тыЗакат звезды её кровавой.

Здесь поэт, солидаризуясь со своим лирическим героем, убеждённым республиканцем Цицероном, изображает наступление единовластия как сгущающиеся сумерки, как наступление ночи, конец славного пятисотлетнего республиканского периода римской истории. Ночь, правда, в тот момент не наступила, ибо заговор Каталины провалился, но передышка была совсем короткой. В 60-х годах до нашей эры возник Первый триумвират – сенат подмяли под себя Юлий Цезарь, Гней Помпей и Марк Красе, заключившие между собой «вечный» союз, который, конечно, вскоре сменился жесточайшей борьбой. В неё было втянуто всё общество, и гражданская война обрела невиданный до этого масштаб. Цезарь победил в этой борьбе и был провозглашён пожизненным диктатором, но в сенате оставались ещё идеалисты, с ностальгией вспоминавшие о славном республиканском прошлом Рима и мечтавшие его вернуть, и двое из них – Брут и Кассий – убили Цезаря. Но колесо истории уже нельзя было повернуть вспять, и в 48 году до нашей эры появился Второй триумвират, состоявший из Октавиана Августа, Марка Антония и Лепида. Последний был мудрым человеком, в большую политику не лез, и двое других триумвиров не брали его в расчёт, держа при себе ради магического числа «три», так что он спокойно дожил до 13 года до нашей эры и умер своей смертью. А вот Август и Антоний власть не поделили, и жесточайшая схватка между ними, снова расколовшая страну на два стана, закончилась наконец поражением Антония в морской битве при Акциуме (у берегов Греции, недалеко от Афин) в 31 году до нашей эры, В следующем году Октавиан Август стал диктатором, а в 27 году до нашей эры на республиканской форме жизнеустроения величайшего государства Древнего мира была окончательно поставлена точка: это государство стало империей, а Август – её первым императором.